Максимы и мысли (Характеры и анекдоты) - де Шамфо́р Себастье́н-Рош Николя́. Страница 24
В одном обществе, где находился и г-н Шувалов,* бывший любовник императрицы Елизаветы, зашел разговор о какой-то истории, связанной с Россией. оПоведайте нам ее, господин Шувалов, - попросил Да-*ьи де Шабрийан. - Она, без сомнения, вам известна: вы же были госпожой де Помпадур у себя в странеп.
Когда в день своего бракосочетания граф д'Артуа вел молодую супругу к столу, он указал ей на теснившихся вокруг чинов их придворного штата и заявил: оВсе, кого вы здесь видите,-наши слугип. Фраза эта, произнесенная так громко, что многие ее услышали, стала крылатой, хотя она лишь одна из тысячи ей подобных. Но даже мириады таких словечек не помешают французской знати всеми правдами и неправдами наперебой домогаться мест, равнозначных должности лакея.
оЧтобы понять, что такое дворянство,-говорил М*, - достаточно вспомнить, что нынешний принц де Тюренн знатнее просто господина де Тюренна, а маркиз де Лаваль - коннетабля де Монморансип.
Г-н де*, усматривавший причину упадка рода человеческого в появлении назарейской секты и в феодальном порядке, говорил, что лишь тот будет хоть чего-нибудь стоить, кто отречется от христианства, перестанет быть французом и душой уподобится греку или римлянину.
Король прусский спросил Даламбера, видел ли тот короля Франции.
- Да, государь, - ответил Даламбер. - Я преподнес ему речь, произнесенную мною при вступлении в Академию.
- И что же он вам сказал?-осведомился король прусский.
- Государь, он не стал со мной разговаривать.
- С кем же он тогда говорит?-удивился Фридрих.
Г-н Амело, министр по делам Палижа, человек на редкость ограниченный, сказал как-то г-ну Биньону: оПокупайте побольше книг для королевской библиотеки-надо же, наконец, разорить Неккерап.* Он полагал, что для этого достаточно перерасходовать 30-40 тысяч франков.
От друзей самого г-на д'Эгийона достоверно известно, что король никогда не назначал его министром иностранных дел. Просто г-жа Дюбарри однажды объявила ему: оЭта история слишком затянулась.
Завтра же утром вы едете благодарить короля за местоп. Потом она предупредила короля: оЗавтра утром господин д'Эгийон явится благодарить вас за назначение статс-секретарем по иностранным деламп. Король промолчал. Д'Эгийон не решался ехать, но г-жа Дюбаррп настояла, и он повиновался. Король и ему не сказал ни слова; тем не менее д'Эгийон тут же вступил в должность.
Представляясь в Нешателе принцу Генриху, М* сказал, что нешательцы обожают прусского короля. оЕще бы! - ответил принц.-Как подданным не любить монарха, если он живет за триста лье от них!п.
Аббат Рейналь, обедая как-то в Нешателе у принца Генриха, вге время разглагольствовал сам, не давая хозяину вставить хотя бы словечко. Чтобы получить, наконец, такую возможность, принц сделал вид, будто уронил что-то на пол, воспользовался наступившим молчанием и заговорил в свой черед.
Во время беседы короля прусского с Даламбером в комнату вошел один из слуг Фридриха, человек настолько красивый, что внешность его поразила Даламбера. оЭто первый красавец в моих в-падениях, - заметил король.-Одно время он состоял при мне кучером, но я подумывал, не назначить ли его послом в Россиюп.
Кто-то заметил, что подагра-единственная болезнь, которая придает человеку еще больше веса в обществе. оЕще бы! -подхватил М*. Она все равно что крест Святого Людовика, данный за успехи у дамп.
Г-н де Ла Реньер собирался жениться на мадмуазель де Жарен?, юной и прелестной. Однажды, вернувшись от нее и предвкушая близксе свое блаженство, он спросил г-на де Мальзерба, с которым состоял в свойстве:
- Как вы считаете, будет мое счастье полным?
- Это зависит от обстоятельств.
- Вот как? От каких же именно?
- От того, кто станет первым любовником вашей жены.
Дидро водил знакомство с одним шалопаем, очередная выходка которого привела к тому, что его дядя, богатый каноник, вознамерился лишить племянника наследства. Дидро отправился к этому канонику и вступился за молодого человека. Сперва он говорил с серьезным и важным видом, затем одушевился и впал в патетический тон. Хозяин, прервав его, стал рассказывать ему о нескольких недостойных поступкях племянника.
- За ним водится кое-что похуже, - возразил Дидро.
- Что именно? -осведомился старик.
- Однажды он решил убить вас прямо в ризнице, но в это время туда кто-то вошел и помешал ему.
- Не может быть! Это клевета!-воскликнул каноник.
- Допускаю,-согласился Дидро.-Но даже если это правда, вы все равно обязаны простить вашего племянника ввиду его искреннего раскаяния, трудного положения и нищеты, в которую он впадет, если вы отречетесь от него.
Некоторые мои знакомцы из числа людей, наделенных пылким воображением и способностью тонко чувствовать, а потому неизменно проявляющих живой интерес к прекрасному полу, не раз говорили мне, что их всегда удивляет, как мало на свете женщин, восприимчивых к искусству, в особенности к поэзии. Один поэт, чьи весьма приятные произведения пользуются заслуженной известностью, рассказывал мне, в какое изумление повергала его некая умная, изящная, обладающая чувствительным сердцем дама. Она всегда была со вкусом одета, отлично играла на многих инструментах и при этом не имела ни малейшего представления о том, что такое ритм или чередование рифм: ей ничего не стоило заменить в стихе удачное, порой гениально найденное слово первым попавшимся, банальным выражением, даже если последнее нарушало размер. Из-за этого, признался мой собеседник, с ним не раз случалось то, что сам он именовал осечкой и что, по-моему, было большим несчастьем для поэта, писавшего эротические стихи и всю жизнь стремившегося стяжать благосклонность женщин.
Однажды, разговаривая с Вольтером, герцогиня де Шон осыпала его всяческими похвалами и с особенным восторгом отозвалась о гармоничности его прозы. Вольтер тут же упал к ее ногам и воскликнул: оАх, сударыня, благодарю! Ведь я живу со свиньей, лишенной всякого слуха, не понимающей, что такое ритм, гармонияп и т. д. Свинья, о которой он говорил, была г-жа дю Шатле, его Эмилия.
Король прусский неоднократно приказывал составлять заведомо негодные топографические планы разных местностей. На них указывалось, например, что такое-то болото непроходимо, и неприятель, полагаясь на карту, верил тому, чего на самом деле не было.
М* называл высший свет притоном, в посещении которого не стыдно сознаться.
Я спросил М*, как случилось, что ни одна из земных радостей, на(колько я могу судить, не поработила его. оОтнюдь не потому, - ответил он, - что я равнодушен к ним. Просто я нахожу, что за них приходится расплачиваться слишком дорого. Слава влечет за собой клевету, видное положение обязывает постоянно быть настороже, любовные утехи вынуждают много двигаться и утомляться, житейский успех сопряжен с различными неудобствами, ибо люди следят за каждым вашим шагом, обсуждают и осуждают его. Все, что может мне дать свет, я нахожу в своей собственной душе. Эти многократно подтвержденные наблюдения не привели меня ни к бесстрастию, ни к безразличию, но я сделался, так сказать, неподвижен; теперешнее мое положение представляется мне наилучшим из всех возможных, поскольку приятность его определена этой моей неподвижностью и возрастает вместе с последней. В самом деле, любовь-источник горестей, сладострастие без любви-минутная забава, а брак-еще того хуже; стать отцом-это честь, чреватая всяческими несчастьями; держать открытый дом - это занятие, подобающее скорее владельцу постоялого двора. Расточая вам знаки внимания, люди руководятся столь низменным и откровенным расчетом, что их дружба может обмануть лишь дурака и польстить лишь тщеславному шуту. Или всего этого я заключил, что покой, дружба и размышление-единственные блага, которых стоит домогаться в том возрасте, когда безумства уже наскучилип.
Маркиз де Вилькье, капитан гвардии, состоял в числе друзей великого Конде. Однажды, когда он находился у г-жи де Моттвиль, кто-то принес весть, что принц арестован по приказу двора.