Криптография и свобода - Масленников Михаил. Страница 22

– Ну расскажите, как считали.

В голове – полная мешанина, кое-что из алгебры, кое-что из мат. анализа, а основная часть – чушь собачья. И огромный апломб.

– Вы дали неверный результат. Ранг равен 2.

– Я тоже получил ранг 2, это просто описка.

Тут же, у меня на глазах, переправляет свой результат.

– Но Вы мне так и не объяснили, как Вы считали.

– Я все верно посчитал, это вы меня не поняли.

Другой дополнительный вопрос – тот же результат, те же сцены: я посчитал все верно, неверный результат – это просто описка, Вы меня не поняли. Ну просто еще и наглый парень, ко всему прочему!

– Хорошо, вот еще один дополнительный вопрос, но я прошу Вас ответить на него в присутствии еще одного преподавателя.

Иду за другим аспирантом, Серегой, который пока скучает. Вместе наблюдаем очередную абсолютно аналогичную сцену. Теперь его уже не поняли двое.

– Достаточно. Я вынужден поставить Вам 2.

Взвейтесь соколы орлами! Что с ним стало! Несправедливо, я все правильно отвечал, меня не поняли и все по новой с удвоенной силой. Меня этот тип очень заинтересовал, и я спросил о нем у Сан Саныча. Сын заместителя министра обороны одной из тогда еще не бывших советских республик. Направляя его на учебу, это министерство строго наказало: обеспечить, чтобы он доучился до конца и был выпущен офицером, в противном случае служить на горную границу отправят кого-то из москвичей.

– Сейчас Вы ему совершенно справедливо поставили 2, а вот на экзамене…

Сан Саныч понуро посмотрел на меня, а я сразу же вспомнил первого парня, судя по всему москвича, и представил себе, что его после окончания факультета пошлют на горную границу только из-за того, что отчислят за двойки сынка замминистра обороны. Нет, нет и еще раз нет!

Против лома нет приема. На словах отношение начальства к преподавателям математики было корректным, а на деле – как всегда в нашем государстве относятся к шибко умным. Университетский дух 4 факультета держался на голом энтузиазме преподавателей первой волны, а еще – на любви подавляющего большинства слушателей к математике и тем, кто целиком посвятил себя ей. Но слушатели приходят, учатся и уходят, постепенно пропадают традиции, а образовывающийся вакуум заменяют хорошие военные.

Жалко, чрезвычайно жалко было покидать Большой Кисельный. Но нам через полгода предстояло покинуть и всю Высшую Школу КГБ, со всеми ее порядками и премудростями. Так где же провести выпускной банкет? Конечно же, на Кисельном!

Много поколений выпускников Высшей Краснознаменной Школы КГБ из года в год лелеяли одну и ту же мечту: напоить на выпускном вечере боцмана. Все пять лет, что мы учились, слово «боцман» было в устах наших начальников универсальной страшилкой, такой же, как у родителей, которые пугают милиционером непослушных детей. Приплытия боцмана на строевой смотр боялся даже наш генерал, начальник факультета. Но чаще всего боцман любил наводить шухер в общаге, где, по определению, его душе было наиболее привольно и всегда ждала обильная добыча в виде очередных суток ареста, выписываемых направо-налево. Все повидавшие по милости боцмана московскую гауптвахту потом обязательно клялись напоить его до бесчувствия на выпускном вечере, пусть даже ценой самопожертвования.

Наш курс, конечно же, почти целиком мечтал напоить Чуду. Но тут он проявил себя тонким стратегом, не стал ввязываться в одиночные бои, стойко держал круговую оборону, иногда исполняя свою любимую песню про Родину, которая щедро поила, но только одним лишь березовым соком. В общем, этой мечте не суждено было сбыться. А где-то в конце вечера к нам наконец-то пожаловал боцман.

– Леонид Григорьевич, давайте выпьем на прощание.

Общага, собрав остатки сил и извлекая из самых зашифрованных источников тщательно сберегаемый для такого случая коньяк, потянулась к боцману.

– Это у меня сегодня уже третий вечер.

Далеко еще молодым офицерам до его закалки, тщетны оказались надежды! Боцман лихо забулькал в себя N грамм огненной жидкости и поплыл дальше. А общага малость подустала и тихо сдалась на милость победителя.

Все, окончен бал, погасли свечи. Впереди – другая жизнь, другие впечатления, другая операционная система. На следующий день Чудо решил устроить нам прощальное построение, на котором сказать свое отеческое напутствие перед дальней дорогой в самостоятельную жизнь. Но уже, конечно же, на МУЦе, в этом медвежьем углу, собрав там, на настоящем плацу, и молодых офицеров, и первокурсников, которые должны на таких мероприятиях набираться солдатского ума-разума. И вот на наши еще слегка шумящие головы посыпались от специально натренированного первокурсника пионерские клятвы: брать пример со старших товарищей, хорошо учиться, любить свою Родину, не пить, не курить и матом не ругаться.

Старшие товарищи ехидно усмехались:

– Мы верим в тебя, малыш!

Прощальная песня математиков 4 факультета Высшей школы КГБ СССР. Музыка общеизвестная, слова народные.

Раскинулось поле по модулю 5
В углах интегралы стояли
Студент не сумел производную взять
Ему в деканате сказали.
Анализ нельзя на халтуру сдавать
Профессор тобой недоволен
Ты должен критерий Коши доказать
Иначе с мехмата уволим.
Он вышел доказывать, знаний уж нет
В глазах у него помутилось
Увидел стипендии меркнущий свет
Упал, сердце больше не билось.
К нему подбежали со шпаргалкой большой
Хотели привесть его в чувство
Декан подошел, покачал головой
Не в силах здесь ваше искусство.
Три дня в деканате покойник лежал
В штаны Пифагора одетый
В руках Фихтенгольца он томик держал
Что сжил молодого со света.
Марксист свое веское слово сказал
Материя не исчезает
Загнется студент – на могиле его
Огромный лопух прорастает.
Профессор последнее слово сказал
Матрицами труп обернули
К ногам привязали тройной интеграл
И тело с мехмата спихнули.
Напрасно студенты ждут друга в пивной
Им скажут – они зарыдают
А синуса график волна за волной
По оси абсцисс убегает…

Часть 2

КОЛЕЯ

1979 год. Брежневская эпоха надоела всем до чертиков. Масса анекдотов, частушек, сплетен на эту тему, а товаров в магазинах все меньше и меньше. Все последние годы заметно невооруженным взглядом: система катится вниз. Про победу коммунизма, записанную в действующей в то время Программе КПСС, уже почти не вспоминают, хотя все вступающие в партию пишут: «Устав и Программу КПСС признаю и обязуюсь выполнять». Людей, которые бы искренне верили во все эти сказки, практически нет, система натужно пытается эксплуатировать несмышленую молодежь, засылая ее с большой помпой и показухой то на БАМ, то на еще какую-нибудь «стройку века», и оставляя там без человеческих условий жизни. Газеты, радио и телевидение забиты «Ленинскими университетами миллионов», «Трудовыми рапортами ударников пятилетки», «Вестями с полей», «Хрониками трудовых вахт» и прочей подобной чепухой, от которой хочется напиться, что большинство и делает. Нормальный труд забыт, к работе отношение как к обязательному отбыванию положенного срока, скучному и бесцельному.

Это были мрачные, какие-то предгрозовые годы. Полно предчувствий, что несоответствие между словом и делом в проводимой в стране политике должно закончиться чем-то печальным. Чем именно, никто тогда предсказать не мог, но все шептались: куда мы катимся? Почему так стремительно отстаем от Запада? Везде невиданный ажиотаж вокруг качественных иностранных товаров: мебели, одежды, телевизоров, магнитофонов, просто купить практически ничего путного невозможно, везде очереди, списки, каждое утро надо бегать в магазин отмечаться, ловить момент, когда «выкинут» товар. Лучше живут те, у кого есть связи в торговле, кто может что-то достать, договориться, замолвить словечко. Слово «коррупция» еще под запретом, но фактически она уже расцвела пышным цветом. При реальном социализме важны реальные блага!