Синхронистичность: акаузальный, связующий принцип - Юнг Карл Густав. Страница 1

Синхронистичность: акаузальный, связующий принцип

Предисловие

816 Написав эту работу, я, если можно так выразиться, выполнил обещание, о котором на протяжении многих лет боялся вспоминать. Сложность проблемы и ее представления казалась мне слишком большой; слишком велика была интеллектуальная ответственность, без которой нельзя подходить к такому вопросу; да и моя научная подготовка была все-таки неадекватной. И если сейчас я преодолел свою неуверенность и, наконец-то, занялся этой темой, то прежде всего потому, что за эти несколько десятилетий мои познания в области синхронистичности значительно увеличились, а мои исследования истории символов, и, в особенности, символа рыбы, еще больше сблизили меня с этой проблемой, и, наконец, потому, что я в течение двадцати лет в своих работах намекал на существование этого феномена, не углубляясь в его обсуждение. Я бы хотел положить конец этому неудовлетворительному состоянию дел, попы­тавшись связно рассказать все то, что я знаю по этому вопросу. Я надеюсь, что меня не заподозрят в самонадеянности, если я потребую от читателя большей, чем обычно, открытости ума и доброй воли. Читателя ждет не только погружение в темные, сомнительные и обнесенные стеной предубеждения области человеческих ощущений, но и столкновение с интеллектуальными трудностями, которые, несо­мненно, возникнут в ходе объяснения столь абстрактного вопроса. Прочитав первые несколько страниц, любой читатель поймет, что здесь и речи не может быть о полном описании и объяснении столь сложного явления. Это всего лишь попытка подойти к проблеме таким образом, чтобы обнажить некоторые из ее многих аспектов и связей и проникнуть в очень загадочную область, которая имеет величайшее философское значение. Как психиатр и психотерапевт, я часто сталкивался с данным явлением и убедился в том, сколь много эти внутренние ощущения значат для моих пациентов. В большинстве случаев это были вещи, о которых люди не говорят из страха под­вергнуться насмешкам глупцов. Я был удивлен, когда узнал, сколько людей сталкивались с явлениями подобного рода и насколько тщательно они оберегали свой секрет. Так что мой интерес к этой теме имеет под собой как чисто человеческие, так и научные основания.

817 В этой работе мне помогало много друзей, которых я упоминаю в тексте. И особую благодарность я хотел бы выразить доктору Лилиане Фрей-Рон, за ее помощь в сборе астрологического материала.

1. Введение

 Как мы знаем, открытия современной физики значительно изменили научную картину мира в том смысле что они раз­рушили абсолютность законов природы и сделали их относи­тельными. Законы природы - это статистические истины, то есть они абсолютно верны только тогда, когда мы имеем дело с макрофизическими величинами. В царстве очень маленьких величин предсказуемость ослабевает, а то и вообще становится невозможной, поскольку очень маленькие величины не ведут себя в соответствии с известными законами природы.

 Философским принципом, который лежит в основе нашей концепции закона природы, является причинность. Но если связь между причиной и следствием оказывается только статистически и только относительно истинной, то принцип причинности только относительно годится для объяснения природных процессов и, стало быть, предполагает существо­вание одного или нескольких необходимых для объяснения факторов. Можно сказать, что связь между событиями при определенных обстоятельствах имеет отличный от причинного характер и требует другого принципа объяснения. [1]

 В макрофизическом мире, разумеется, мы тщетно будем искать беспричинные события по той простой причине, что мы не можем себе представить существование между событиями какой-то иной, отличной от причинно-следственной, связи, и мы не можем себе представить, как можно эту связь объяснить. Но это не значит, что событий, между которыми имеется такая связь, не существует. Их существование - или, по крайней мере, возможность их существования - логически вытекает из упомянутой выше статистической истины.

 Экспериментальный метод исследования направлен на определение регулярных событий, которые можно повторять. Соответственно, уникальные или редкие события во внимание не принимаются. Более того, эксперимент навязывает природе ограничивающие условия, потому что его задача состоит в том, чтобы заставить ее отвечать на вопросы, придуманные челове­ком. Поэтому, каждый данный природой ответ в большей или меньшей степени подвергся воздействию заданного вопроса, результатом чего всегда является некий гибрид. Основанный на этом так называемый "научный взгляд на мир" вряд ли является чем-то большим, чем психологически предубежден­ным узким взглядом, в поле которого не попадают все те никак не второстепенные аспекты, не поддающиеся статистическому методу исследования. Но для того, чтобы хотя бы осознать существование этих уникальных или редких событий, мы попа­даем в зависимость от равно "уникальных" и индивидуальных описаний. Это приводит к созданию хаотического набора любопытных экземпляров, типа старого музея по естественной истории, в котором рядышком расположены окаменелости, анатомические монстры в пробирках, рог единорога, корень мандрагоры и засушенная русалка. Описательные науки и, прежде всего, биология в самом широком смысле, хорошо знают эти "уникальные" образчики, и для них достаточно только одного экземпляра какого-либо организма, каким бы невероятным он не был, чтобы установить факт существования этого организма. В любом случае, многочисленные наблюда­тели могут убедить себя в существовании такого создания, поскольку они видят его собственными глазами. Но когда мы имеем дело с эфемерными событиями, от которых не остается никаких заметных следов, если не считать обрывков вос­поминаний, то одного свидетельства или даже нескольких свидетельств уже недостаточно, чтобы уникальное событие представилось абсолютно достоверным. Достаточно вспомнить о печально известной ненадежности показаний очевидцев. В этих обстоятельствах мы должны установить, является ли внешне уникальное событие действительно уникальным в свете накопленных нами знаний, и не имело ли место подобное событие где-либо еще. Здесь, с психологической точки зрения, огромную роль играет consensus omnium (согласие всех), хотя с эмпиричес­кой точки зрения оно выглядит несколько сомнительно, пос­кольку только в исключительных случаях consensus omnium действительно оказывается полезным при установлении фактов. Эмпирик не оставит его без внимания, но и полагаться на него не станет. Абсолютно уникальные и эфемерные события, существование которых мы никак не можем ни доказать, ни опровергнуть, не могут быть объектом эмпирической науки; редкие события вполне могут быть таковыми, при условии наличия достаточного количества достоверных индивидуаль­ных свидетельств. Так называемая возможность таких собы­тий не имеет никакого значения, поскольку критерий возмож­ности в каждом веке базируется на рационалистических предположениях данного века. Не существует никаких "абсо­лютных" законов природы, к авторитету которых можно было бы воззвать, защищая собственные предубеждения. Самое большее, чего мы можем требовать - это как можно большее количество индивидуальных наблюдений. Если это количество, рассмотренное под статистическим углом зрения, оказывается в пределах ожидаемой случайности, то тогда мы имеем статис­тическое доказательство того, что речь идет о случайности; но это не значит, что у нас есть какое-либо объяснение. Мы просто имеем дело с исключением из правила. Например, когда количество симптомов, указывающих на комплекс, оказывает­ся ниже вероятного числа расстройств, которое можно ожидать во время ассоциативного эксперимента, то это не является основанием для предположения, что комплекса не существует. Тем не менее, в былые времена это не мешало рассматривать реакции расстройств как чистую случайность. [2]