Книжка с настроением (СИ) - Денисенко Кристина. Страница 12

Не видать просветленья, гадай не гадай.

Не в ромашковом поле — у высохшей речки

Шьет эпистолы Муза трагедии в дань.

В них ни розовых зорь, ни хмельных поцелуев,

Лишь тревожная бледность пожухлой степи,

Пустота; с меланхолией Муза горюет,

Что без крыльев Пегас никогда не взлетит.

Рафинадом растаяли в омуте мыслей

Страсть былая и ворох восторженных слов —

Она тоже слаба, ей уйти б по-английски,

Но превыше всего к стихотворству любовь.

Пусть и радостных чувств обрисовкой не блещет,

Монологи минорной мелодией жгут…

Моя Муза из рода настойчивых женщин —

То стихи вышивает, то конский хомут.

Крылья ношей до слез бесполезной сорвала,

И кирасу почетных доставщиков муз,

И ведет налегке по горам-перевалам

Скакуна удалого с подъема на спуск.

Открываются взорам зеленые дали,

На скалистом хребте водопадов каскад.

Амфибрахием пишет мне письма: «… вандалы

Могут крыльев создать колдовской дубликат…».

Не сдается и верит, что сможет до Марса

На Пегасе лететь, обгоняя века,

Посылая с небес фолианты романсов

И бессмертные строки поэтам как я.

Я не искала повода отбросить

Как мяч футбольный мысли в неба проседь…

Оно нависло, грузом серебра

Прижав к асфальту тошнотворный страх

И грязную затрепанную осень;

Его смертельно-бледный вид несносен,

Как сердцу — зачерствелая хандра…

Забытое в тоскливых вечерах

Я не искала…

Упрек больной души многоголосен,

Как эхо между трех высоких сосен

У пропастей в затерянных борах,

У бездн морских, в нехоженых горах,

Где отголосков грусти старых вёсен

Я не искала…

Мелодией  романса  пылко-страстной

Твой голос разбудил во мне прекрасной

Царевной  спящую   любовь-морковь,

И  косы — шелковые  нити,  вновь

Сплетаются  в  стихи  единогласно.

Темницу  солнца отблеск  ананасный

Согрел  как  вúна  ледяную  кровь…

К  витку  весенней  неги  подготовь

Мелодией.

Без  устали  внимать  тебе  согласна

Под  ореолом  месяца  атласным.

И  вечером, и  утром  празднословь,

Неся  с  собой  бессмертную  любовь

Дубравной, соловьиной, первоклассной

Мелодией!

Алмазный снег на ржавые перила

Роскошно лег, и блеском ослепила

Художница-зима, сквозь складки штор

На скучных стенах сказочный узор

Рисующая сочностью акрила…

Вплетала семицветики в ветрила

И звезд ромашки — в зеркала озер…

Ей подавал уроки ревизор —

Алмазный снег.

Художница его боготворила:

В картинах магия времен царила…

И словно виртуозный фантазер,

Как девочку слепой гипнотизер

Вел за руку с проворством бомбардира

Алмазный снег.

Сотни длинных рук, прозрачных и худых,

С жадностью прожорливой волчицы

Рвут ночную темень тряпкой в лоскуты,

Обнажая свет молочно-белый.

Скрыл за грязным покрывалом чистый круг

Иллюзионист, парящий птицей, —

Гаснут бренно очертанья диких рук…

Воссоздастся и без ниток темень.

Ночь сольется с мраком каждого угла,

В ужас чернота окрасит стены —

Хлопнет крыльями трехглавого орла

Дух поэта, и одной не страшно.

Непроглядность строчками стихов овьет…

Пусть луна ручища тянет снова —

Мне хоть тьма, хоть свет, хоть пламя, а хоть лед,

Если мой орел как бог лелеет.

Вместо роз поляны васильков и мак…

Руки — струны музыкальной вишни,

Осыпаемой мелодией впотьмах…

Я не сплю и в черном вижу нежность.

Мне ее рисует красками зари,

Перья окуная в бесконечность,

Гениальный спутник, даже целых три —

Музыкант, художник и писатель!

Как могу бояться черной западни?

Одиночество — неверный термин,

Потому что люди могут быть одни

Лишь когда не верят, что не одиноки.

Глазами не увидеть любви пьянящей силу,

И только зоркость сердца острее пиков скал. 

Ни ястребам, ни совам, наверно, и не снилась

Возможность видеть сердцем созвездий карнавал.

Вдыхаю запах ночи, по-майски терпко-сладкий,

И на качелях в небо довольная лечу:

Со мной не принц в короне из романтичной сказки —

Со мной завоеватель и редкостный молчун!

Но я его секреты читаю, будто с книги,

И кончиками пальцев касаюсь сжатых губ…

Молчать о самом главном и сохранять интригу 

Он все равно не может,

А я увидеть сердцем любовь его могу! 

Как же вам не облизнуться, глядя на меня, 

Няшного из спелых ягод, льда и молока!

Какаду и тот хотел бы — к старту, ребятня!

Нямки-нямки! Я вкуснее каш наверняка!

Камуфляж из свежей вафли — как не похрустеть!

Тетерев в лесу на елке прекратил бы петь, 

Петушок опять бы горло застудил в жару.

Руки выше! Всех детишек вместе соберу!

Ручейком по подбородку пусть течет сироп,

Ропотливо смотрят мамки — это ерунда. 

Даже сладкие ладошки вовсе не беда!

Дабы вкусом насладиться смог и мизантроп, 

Троп немало истоптали, возвели дорог! 

Рог, наполненный десертом, — самый лучший рог!

Над торфяным болотом стая клином 

Рисует в лунном серебре побег 

Из плена ржавых листьев с паутиной,

Как зверя первобытный человек. 

И угол над чертой зловещей грязи

Все больше, и все дальше сосен строй 

От воспаривших птиц, игрой фантазий 

Построенных звенящею волной. 

Не отстает и вереница с новичками. 

Финальный взмах, и высота взята. 

За чернотой как за семью замками 

Распахнуты в грядущее врата. 

Между мной и тобой миллионы жужжащих колес

Серпантины асфальта прилежно утюжат,

Миллионы дождей непослушностью девичьих слез

Нашу встречу рисуют в обманчивых лужах.

Я полночным звонком потревожить покой твой боюсь,

Будто гулом турбин доминошную стену,

А в руках телефон пропускает, как якорный клюз,

Вереницу желаний шальных и священных.