Колесницы судьбы - Олди Генри Лайон. Страница 11

Федерико

(играет на гитаре):

Ночь упала,
    текут чернила,
Встало утро,
    бела бумага,
День мелькает
    пером гусиным,
Пишет время,
    Господь читает,
Нет покоя
    без встречи с милой,
Нет покоя
    без блеска шпаги,
Рай ли, ад ли,
    нигде покоя нет.
Ах, где найти покой?

Кончита

(пляшет, стучит кастаньетами):

А любовь
    мелькает в небе,
Волну венчает
    белым гребнем,
Летает и смеется,
    и в руки не дается,
Не взять ее никак!
О Эскалона, красное вино!
* * *

Кончита:

Я смущаюсь!

1-й репортер:

Сеньорита!
Дело будет шито-крыто,
Все тип-топ, крутое шоу…

Кончита:

Я стесняюсь!

2-й репортер:

Хорошо же!
У стеснительных красоток
Рейтинг крепкий и высокий!

Кончита:

(с подозрением)

Рейтинг?

3-й репортер:

Есть такая штука,
Без неё не жизнь, а мука,
Если ты умом не вышел,
Рейтинг подними повыше,
Если ты урод порою,
Рейтинг пусть стоит горою…
Как у нашего поэта
С этим делом?

Кончита:

Дело это
У него стоит покамест,
Если помогать руками…

Репортеры:

Мы поможем! Мы подскажем!
Мы и снимем, и намажем,
И поддержим, и направим,
И ускорим, и восславим,
Воплотим и в сталь, и в камень,
Языком, душой, руками,
Завернем и в шелк, и в ситец —
Только, детка, согласитесь!

Кончита:

(решается)

Ах, теряю честь свою!
Что же дать вам?

Репортеры:

Интервью!
* * *

Секретарь:

(докладывает)

Три тысячи храбрейших храбрецов,
И всяк горой стоит за Федерико!

Герцог:

(озабоченно)

А что маркиз? Каков его отряд?

Секретарь:

Три тысячи подлейших подлецов,
И каждый рот уже раскрыл для крика!
Едва в мерзавца влепим мы заряд,
А шпагою добавим, вне сомнений,
Он завопит от ярких впечатлений,
Чтоб замолчать навеки…

Герцог:

Очень рад
Такому боевитому настрою.
А что же наши воины?

Секретарь:

Не скрою,
Их рты нередко изрыгают брань,
Но эта брань бесчестит вражью дрянь,
А значит, все ругательства — молитвы,
Звучащие в канун великой битвы!

Герцог:

Пожалуй, и маркизовы орлы
Для нас немало припасли хулы…

Секретарь:

(с пренебрежением)

О, их хула — весенний теплый дождь!
Ты от врага лихих проклятий ждешь,
Ты жаждешь брани искренней и длинной,
Но если враг — дикарь и сумасброд,
Он грязной чушью наполняет рот,
Как рыночный дурак — размокшей глиной,
И пусть наш враг ретив, свиреп и зол,
Он сплюнет грязь себе же на камзол!

Герцог:

Отличный образ! Вы случайно…

Секретарь:

Да!
Поклонник я сеньора Федерико,
И сам себе шепчу порою: «Ври-ка!
Изящней ври! Изысканнее ври!»
И сразу все сжимается внутри,
И я уж не чиновник, а поэт,
И я…

Герцог:

Так вы сейчас соврали?

Секретарь:

Нет!
Мой принц, пусть враг вонзит в меня ножи,
Когда я вам скажу хоть слово лжи!

Герцог:

Похвально!
Значит, воинства равны,
Коль не глядеть с моральной стороны.
Я — идеал, а враг мой — плут и враль,
Такая вот расхожая мораль
Готова, лишь заполучив реал,
Лечь под любой настырный идеал.
При равных силах будет равным спор…
А кто у нас в союзниках?

Секретарь:

Сеньор!
За нас взвод академиков горой,
С Хиззаца политический герой,
Полк репортеров, блиц-канал вестей,
Продюсер «Ойкумены новостей»,
Филологов четырнадцать колонн,
Ведущих телешоу батальон,
Еще правозащитников орда,
Не знающих пощады и стыда,
Сто либералов с десяти планет,
Шесть демонстраций плюс один пикет,
Петиция в защиту — сущий бред,
Но два мильярда «да» и сотня «нет»!
С такой армадой мы уже, вот-вот,
Дорога нас ведет…