Сновидения и фантазии. Анализ и использование - Джонсон Роберт Алекс. Страница 59

Этот человек привык к жизни отца и каждую ночь ждал встречи со своими детьми и новыми заботами. А затем, внезапно, жизнь в его итальянской деревне закончилась вместе со сном следующего содержания:

"Я снова очень тяжело работаю, чтобы обеспечить свою семью. Я расчищаю завал, возникший на месте какой-то постройки (дома или стены), простоявшей много веков и рухнувшей. Время подточило скреплявший камни раствор, и постройка развалилась.

В ходе своей работы я обнаружил раздавленный камнями очень старый розовый куст. Он пролежал под рухнувшими на него камнями много лет и выглядел совершенно сухим. Сам не знаю откуда, но я знал, что этот куст рос на этой земле еще до того, как здесь возникла деревня. Он нес в себе жизненную силу, а также надежду на жизнь и смену поколений как моей семьи, так и всей деревни.

Почему-то я чувствую, что он все еще жив. Я почтительно беру его и переношу в свой сад. Сад представляет собой идеальный квадрат в обнесенном стенами дворе моего дома, построенного в мавританском стиле. Я сажаю розовый куст в самом центре сада. Все люди, в том числе моя жена и дети, смеются надо мной и говорят, что я снова изображаю из себя Дон Кихота. Они говорят, что розы не могут жить после того, как несколько веков пролежали под раздавившими их камнями. Но я уверен, что розовый куст жив, и настаиваю на том, что должен посадить его

Я тщательно возделываю почву, помещаю в лунку розовый куст, засыпаю лунку землей, поливаю растение. Проходит какое-то время. Затем я вижу, как куст возвращается, оживает прямо на моих глазах. На нем вырастают зеленые листья, а потом появляется одна совершенно красная роза".

Этот великолепный завершающий сон объясняет нам, ради чего наш герой жил непрожитой жизнью итальянского крестьянина. Ставкой в этой игре было его «я», все его существо. Роза — это великий символ архетипического «я», и у римо-католиков он ассоциируется как с Непорочной Девой, так и с Христом. «Я» — это древняя роза, цветущая в центре жизни человека. Мужчина из нашего примера, живя жизнью обремененного семьей древнего крестьянина, заставил расцвести изначальное внутреннее единство своей индивидуальной души, соединив разные части своего "я".

Вы можете видеть, что у этого человека было два мощных потока энергии. Один из них представлял собой его стремление вести жизнь отшельника, занятого только мыслями о Боге. Другой — его желание быть жизнелюбивым, обожающим плотские удовольствия человеком, у которого есть жена и дети и который должен постоянно решать какие-то житейские проблемы. Днем, в реальном мире, он полностью реализовывал одну сторону своей природы, а ночью, в царстве сна, не менее полно реализовывал другую. Когда в его последнем сне появилась роза, это был знак, что его ночная жизнь семейного человека была ему дана как еще один способ созерцания Бога, еще один путь к высшему сознанию.

С помощью Активного Воображения можно прожить "непрожитую жизнь" так же полноценно, как и жизнь действительную.

Однажды я жил у океана, в доме, стоявшем на утесе, откуда по лестнице можно было спуститься на пляж. Каждое утро я надевал свой костюм и галстук и отправлялся в свой кабинет в Сан-Диего. Я занимал солидное положение — пациенты выстраивались ко мне в очередь, у меня был красивый дом и хорошие друзья. Все говорило о том, что жизнь удалась — вернее, я так думал.

Но постепенно, откуда-то из закоулков моего сознания в мой разум стала пробираться некая фантазия. Я частенько стоял у своего дома и наблюдал, как мимо меня проходят "пляжные мальчики": ребята, которые целый день проводят на пляже со своими досками для серфинга и пол ночи сидят у костров с "пляжными девочками". Они пили пиво, курили марихуану и, насколько я мог судить, ни разу в жизни не надевали костюма и галстука, никогда не работали, не беспокоились по поводу неоплаченных счетов и, вообще, ни о чем не беспокоились!

Неожиданно, непрошенным гостем, в моем мозгу возникла следующая фантазия: "Если бы я совершил профессионально неэтичный поступок, то меня могли бы отлучить и от церкви, и от психологии, и я мог бы стать счастливым, безответственным бездельником, типа тех ребят, что целыми днями валяются на пляже".

Я выбросил эту мысль из головы: она показалась мне слишком дурацкой и даже дебильной, чтобы ее можно было воспринимать всерьез. Но ее различные варианты продолжали возвращаться в мой разум. Поэтому я, в конце концов, пришел к выводу, что какая-то часть моего бессознательного хочет добиться признания. Я ввел эту фантазию в мое Активное Воображение, выражавшееся в двух формах: во-первых, у меня состоялся диалог с моим внутренним "пляжным мальчиком", а во-вторых, я сам отправился на пляж и околачивался среди этих молодых мужчин и женщин, сидел у их костров, участвовал в их вечеринках, занимался серфингом, плавал, проводя, как и они, эти солнечные дни в одних только развлечениях.

Содержание диалога с моим внутренним "пляжным мальчиком" было, примерно, таким.

Пляжный: Слушай, ты ведешь жизнь «солидняка». У мальчик: тебя, вроде, всё в порядке. Ты читаешь лекции, тебя уважают, у тебя есть деньги, красивый дом, стоящий на утесе, с видом на море. Но ты не такой счастливый, как я!

Роберт: Что ж, может быть.

Пляжный: Да ты посмотри на всех этих парней и девчо-мальчик: нок, целый день сидящих на пляже. Ты им втайне завидуешь. Они загорелые, они ведут полноценную, чувственную физическую жизнь, и им не нужно следить за тем, какие счета они оплатили, а какие нет. Они счастливы. Они по-настоящему счастливы!

(В этот момент респектабельный мир моей профессии, мир костюмов и галстуков начал резко падать в моих глазах. А диалог продолжался — и мне становилось все хуже.)

Пляжный мальчик: Слушай, сделай так, чтобы тебя застали за курением марихуаны, и не внеси очередной взнос за свой дом. Тогда тебя вышибут из особняка и ты сможешь спуститься на пляж, жить вместе с нами и быть счастливым человеком. Ты сможешь целыми ночами веселиться на пляже, тягать деньги у других людей, и я научу тебя, как делать деньги на наркотиках; ты сможешь быть таким же счастливым, как и мы!

(Теперь вы понимаете, почему мы, как правило, не любим задумываться над таящимися внутри нас устремлениями такого рода! Тут я начал защищаться.)

Роберт: Но мне нравится мой дом на утесе. Мне нравятся люди, которые приходят ко мне в гости. Они просыпаются утром, видят красивый пейзаж и слышат шум прибоя. Я не хочу от этого оказываться. И мне нравится моя работа. Я люблю смотреть, как меняются люди, которые серьезно подходят к анализу и по-настоящему развивают свое сознание. Я люблю смотреть, как люди приходят в восторг, когда для них открывается внутренний мир. Поэтому, хоть моя профессия и кажется иногда занудной, она дает возможность прикоснуться к чему-то очень возвышенному, очень красивому.

Пляжный мальчик: Но разве тебе не осточертели твои пациенты? Разве тебе не осточертела ответственность? И разве тебе не надоело слушать жалобы других людей? Роберт: Иногда. Но в моей профессии есть нечто очень настоящее и ценное, и я не могу это разрушить. И мне нравится честно зарабатывать себе на жизнь. Мне нравится иметь определенную сумму в банке, иметь возможность помочь попавшему в беду другу или просто знать, что мне не нужно беспокоиться о том, будет у меня завтра обед или нет. Я хочу быть уверенным в себе и хочу стабильности. Я не хочу быть вынужденным тягать у других людей деньги или попрошайничать, чтобы раздобыть средства на пропитание и крышу над головой.

Полагаю, что историк Тойнби в этом случае сказал бы, что внутри моей индивидуальной души, на примитивном уровне, вновь идет борьба между двумя великими западноевропейскими архетипами: с одной стороны — оседлый земледелец или горожанин, стремящийся к безопасности, зарабатывающий себе на жизнь в стабильном обществе; с другой — кочевник, рыщущий, правда, не по монгольским степям, а по калифорнийскому пляжу Солана, но так же вечно перемещающийся с места на место, живущий у костра, отказывающийся от постоянного места жительства, работы, ответственности.