Торговый дом Гердлстон - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 39

— А почему это он вдруг свалится без чувств? — спросил Уильямс, тощий юнец, с бледным, золотушным лицом, которое при последних словах священника позеленело от страха. Уильямс обладал всеми задатками гнусного и опасного преступника, кроме кровожадности, — он был шакалом, а не тигром.

— Почему он лишится чувств? — многозначительным тоном осведомился Фаринтош у Бурта.

Бурт снова весело ухмыльнулся в свою густую бороду.

— Это уж предоставь мне, приятель, — сказал он.

Уильямс перевел взгляд с одного на другого и стал еще больше походить на мертвеца.

— Я в этом не участвую, — пробормотал он, заикаясь. — За такое дело могут и вздернуть. А вдруг он не выживет?

— Как так не участвуешь? — проворчал рудокоп. — Да ты еще как участвуешь, трусливый ты сукин сын! И назад тебе ходу нет, ясно? Разве же мы позволим, чтобы ты испортил нам дельце, какого нам, может, и не подвернется больше никогда?

— Да ведь вы и без меня обойдетесь, — прошептал Уильямс, дрожа всем телом.

— Чтобы ты донес на нас, как только объявят награду? Нет, шалишь, приятель, назад тебе ходу нет! А если не хочешь нам посодействовать, так я сумею заткнуть тебе глотку.

— И подумай об алмазах! — вставил Фаринтош.

— Подумай о собственной шкуре, — добавил рудокоп.

— Ты сможешь вернуться в Англию богачом, если пойдешь с нами.

— А не пойдешь, так совсем туда не вернешься!

Они продолжали поочередно то прельщать Уильямса, то запугивать, пока он не сдался. Допив свой стакан и снова его наполнив, он наконец сказал:

— Я не боюсь. С чего это вы взяли, что я струсил? А вы его не сильно стукнете, мистер Бурт?

— Только так, чтобы он не сразу прочухался, — ответил рудокоп. — Господи боже ты мой, да разве ж я его первого так? Но, правду сказать, алмазов на тридцать пять тысяч я за свои труды прежде ни разу не получал!

— А как же хозяин гостиницы и прислуга?

— Можешь не беспокоиться, — ответил Фаринтош. — Положись на меня. Если мы пойдем к нему спокойно и открыто и выйдем так же спокойно и открыто, так кто что заподозрит? А лошадей привяжем перед дверьми и ускачем сразу. Ну как, попробуем завтра вечером?

— Очень уж скоро, — дрожащим голосом пробормотал Уильямс.

— Чем скорее, тем лучше! — с ругательством оборвал его Бурт и добавил, устремив на молодого человека пристальный взгляд налитых кровью глаз: — И вот что, малый, только попробуй улизнуть, и я выдам тебе куда побольше, чем ему. Понял, а? — Он схватил бледную руку Уильямса и так ее сжал, что тот задергался от боли.

— Да я же с вами всей душой и сердцем! — воскликнул Уильямс. — Вы ведь с мистером Фаринтошем дурного не посоветуете, я знаю.

— В таком случае мы встречаемся здесь завтра, — сказал главарь. — К девяти все закончим, и у нас будет вся ночь, чтобы ускользнуть от погони. Я раздобуду хороших лошадей, и с нашей-то форой им нас никогда не догнать.

И вот, обсудив еще кое-какие подробности своего плана, достойная троица разошлась в разные стороны: Фаринтош направился в гостиницу «Центральная», чтобы отчитаться перед Эзрой, как он делал каждый вечер, а остальные двое — в поселки, где они подвизались в это время.

Только что описанное совещание произошло во вторник, в самом начале ноября. В субботу Эзра Гердлстон твердо решил завершить все свои дела и отправиться восвояси. Он стосковался по лондонским удовольствиям, и ему смертельно надоело унылое однообразие бесконечной южноафриканской степи. К тому же задача его была выполнена и благоразумие требовало, чтобы он покинул Кимберли до того, как старатели узнают, что стали жертвой бессовестного обмана. Вот почему Эзра начал складывать вещи и вообще готовиться к отъезду.

Именно этим он и был занят в среду вечером, когда в дверь постучали и в номер вошел Фаринтош в сопровождении Бурта и Уильямса. Гердлстон посмотрел на них и сухо поздоровался. Их появление его не удивило, так как они и прежде иногда заходили к нему все вместе, чтобы отчитаться или получить дополнительные инструкции. Фаринтош, входя, почтительно поклонился. Бурт кивнул, а Уильямс нервно потер ладонью о ладонь, кривя губы в улыбке.

— Мы зашли узнать, мистер Гердлстон, — начал Фаринтош. — не будет ли каких-нибудь распоряжений.

— Я уже говорил вам, что не будет, — резко ответил Эзра. — В субботу я уезжаю. Эта спекуляция с алмазами была ошибкой. Цены продолжают падать.

— Как жаль! — сочувственно вздохнул Фаринтош. — Но будем надеяться, что рынок еще оправится.

— Может быть, — ответил коммерсант. — Но, судя по всему, это вряд ли случится.

— А нами-то вы довольны, хозяин? — вмешался Бурт, заслоняя грузной фигурой Фаринтоша. — Мы свое дело сделали исправно, так?

— У меня нет к вам никаких претензий, — холодно ответил Эзра.

— В таком случае, хозяин, не след вам уезжать, не преподнеся нам на прощание чего-нибудь, чтобы у нас осталась от вас память, как мы вам хорошо послужили и ни разу вас не подвели.

— За ваши услуги вы аккуратно получали плату каждую неделю, — ответил Эзра. — И больше вы от меня ни пенса не получите. Так что можете на это не рассчитывать.

— Значит, вы нам ничего не желаете дать? — сердито крикнул рудокоп.

— Ничего! И еще одно, Бурт: хоть вы и силач, но посмейте только еще раз повысить голос, и я вас отделаю так, что и родная мать вас не узнает.

Эзра вскочил на ноги, по-видимому, собираясь привести свою угрозу в исполнение.

— Ах, зачем ссориться на прощание! — воскликнул Фаринтош, становясь между Эзрой и Буртом. — Мы ведь и не ждем от вас денег. Речь шла просто о стаканчике рома, чтобы выпить за ваш успех.

— Ну, если так… — С этими словами молодой коммерсант повернулся к столу и взял бутылку, но тут Бурт стремительно бросился на него и ударил кастетом по голове. Глухо застонав, Эзра ничком рухнул на пол все еще сжимая бутылку бесчувственными пальцами, так что кровь, хлынувшая из раны на затылке, смешивалась с ромом и жуткой лужицей растекалась по ковру.

— Очень аккуратно, даже изящно! — одобрительно воскликнул бывший священник тоном взыскательного знатока, оценивающего какой-нибудь интересный образчик, и поспешил к сейфу.

— Отлично, мистер Бурт отлично! — дрожащим голосом воскликнул Уильямс и, подойдя к неподвижному телу, пнул его в бок. — Вы же видите, мистер Бурт, что я ничего не боюсь, верно?

— Заткни пасть, — буркнул рудокоп. — Эх, рому-то сколько зря пропало! — Он схватил бутылку, допил то, что не успело вытечь, и прошептал, доставая из кармана черный холщовый мешок. — Вот сумка, ваше преподобие. Хорошо сработано, без шума.

— А вот и камни, — все так же спокойно сказал Фаринтош. — Раскрой-ка мешок пошире… — И в темные недра мешка хлынул поток алмазов. — А вот банкноты и золото. Заодно прихватим и их. А теперь завязывай, да потуже. Вот так. Если нам кто-нибудь встретится на лестнице, держитесь спокойно. Уильямс, погаси лампу, чтобы тот, кто заглянет в комнату, ничего не увидел. Ну, пошли!

И трое преступников, унося с собой добычу, осторожно выбрались из комнаты и благополучно, никем не задержанные и не остановленные, спустились по лестнице.

Когда в этот вечер над африканской степью поднялась луна, она осветила трех всадников, которые неслись по кейптаунской дороге, шпоря лошадей так, словно от этого зависела их жизнь. Ее безмятежные лучи струились на тихие крыши Кимберли и лились в некое окно гостиницы «Центральная», разрисовывая ковер серебристым узором, а также одевая прихотливыми тенями неподвижную фигуру, все еще лежавшую на полу бесформенной грудой.

Глава XXII

Грабители и ограбленный

Быть может, как для скорейшего заключения этой повести, так и для интересов человечества вообще оказалось бы лучше, если бы удар, нанесенный могучей рукой рудокопа, раз и навсегда оборвал жизненный путь младшего Гердлстона. Однако организм Эзры отличался завидной крепостью, и молодой человек не только совсем оправился от этого удара, но и потребовалось на это удивительно мало времени. Распростертая на полу фигура тихо застонала, пошевелилась, а затем раздался второй, более громкий стон и ругательство. Эзра с трудом приподнялся на локте и ошеломленно посмотрел вокруг, прижав свободную руку к ране на затылке, из которой все еще сочилась кровь.