Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Бьюдженталь Джеймс. Страница 10

— Да, это важное предприятие, мистер Беллоу. О нем следует подумать как об одном из главных событий жизни, поскольку то, чем мы пытаемся заниматься здесь, — это пересмотр всего пути и смысла вашей жизни.

— Ну да, м-хм-м. Но это кажется намного более сложным, чем то, что мне в настоящее время требуется. Я уверен, что это было бы полезно, если бы человек обладал временем и средствами. Хм-м. Да, довольно полезно, — размышляя и колеблясь, добавил он.

— Но вы сомневаетесь, что это именно то, что вы хотите предпринять прямо сейчас.

— Да, понимаете, я сейчас очень занят. Та авария в прошлом году, вы знаете, шесть месяцев я был почти полностью без движения. Удар в шею и вследствие этого никакой или почти никакой физической активности, плюс какие-то странные результаты ЭКГ, так что мне был предписан очень-очень спокойный физический и эмоциональный режим. В результате на мне продолжает висеть куча несделанных дел. Просто не понимаю, как я смогу выкроить три или четыре утра в неделю — даже всего на несколько часов — прямо сейчас. Хм-м-м. Да. Вы действительно думаете, что для того, чтобы устранить эти моменты паники, требуется столь сложная программа?

— Мистер Беллоу, честно говоря, у меня очень смутное представление о том, что может потребоваться для решения этой задачи. Я только что познакомился с вами. Я буду рад поговорить с вами шесть или восемь раз, если хотите, и затем мы вместе оценим то, что будет выявлено. — Он воспрял духом, начал говорить, но я прервал его. — Но я не хочу вводить вас в заблуждение. Я вполне квалифицированно могу предсказать, что по завершении этого времени дам вам ту же самую рекомендацию, которую только что дал. По двум причинам: во-первых, я очень сомневаюсь, что эти страхи являются какой-то периферической или изолированной проблемой, которую можно отделить от остальной вашей жизни. Поэтому, чтобы понять, откуда возникли эти страхи, нам придется почти наверняка исследовать другие части вашего внутреннего опыта.

Его глаза слегка сузились; это была единственная внешняя реакция.

— Во-вторых, я уверен, что значительные, долговременные изменения следуют только из такого тщательного исследования жизни человека. Причем в отношении этого второго пункта вы должны знать, что существует несколько других специалистов в этой области, которые не работают с такой интенсивностью, как я, которые не верят, что это необходимо, и чьи имена я буду счастлив вам назвать.

— Да, хорошо. Хм-м-м. Я оценил это, а также вашу искренность, доктор Бьюдженталь. — Он приостановился, быстро соображая. — Полагаю, мне лучше всего будет взять у вас несколько из этих имен, а затем подумать обо всем, что вы мне сказали, в ближайшие несколько дней. Затем я могу позвонить вам — в конце недели или в начале следующей.

— Кажется, это хороший план. Как я уже сказал, если вы решите продолжать работать со мной, это предприятие должно будет стать одним из главных событий и обязательств в вашей жизни. Разумеется, вы не станете пускаться в такое предприятие без тщательного размышления.

Так закончился сеанс, я назвал ему три имени, и мы вежливо пожали друг другу руки и попрощались.

Когда Лоренс ушел, я подошел к окну и посмотрел на пасмурный день, думая об этой компетентной машине, которая совсем не осознает, что является человеком. Он не ценит и вряд ли вообще знает, что внутри него проходит жизнь. Он просто хочет привести себя в порядок, чтобы работать эффективнее и надежнее, хочет, чтобы его отремонтировали и чтобы при этом он не слишком долго «простаивал». Но его воспитание обогатило его иными возможностями — от изучения философии и литературы до путешествий по стране и за границей. Что случилось со всем этим? Эти страхи.

Стоп! Эти страхи могут как раз быть единственным реальным контактом, который у него сейчас остался с его потерянным субъективным центром. Ага! Внутреннее чувство может кричать, точно так же, как слушать или наблюдать внутреннюю жизнь.

28 декабря

Как оказалось, прошло почти шесть недель, прежде чем Лоренс снова позвонил мне. Он торопливо извинился за то, что не связался со мной раньше, а затем попросил назначить встречу как можно скорее. Поскольку у меня был отменен сеанс назавтра, я смог назначить ему встречу на следующий день.

Он вошел в мой офис почти так же, как и в прошлый раз, но только теперь во всех его движениях и в тоне голоса чувствовались настойчивость и нетерпение.

— Спасибо, что встретились со мной так быстро. Я действительно должен был вернуться к вам намного раньше. Простите, просто так много требований к своему времени и мыслям.

— Понимаю.

— Я ходил к вашему коллеге, доктору Кеннеди… или Кенни. Боюсь, неправильно запомнил его имя.

— Кенни.

— Конечно. Хм-м-м. Я виделся с ним, и мне показалось, что он хороший человек. Мне понравилось, как он разговаривал. Но я просто никогда не приду к нему больше. Знаете, ваше предложение — полагаю, я неправильно выразился, ваша рекомендация — в каком-то смысле мне подходит. Раньше я был гораздо более рефлексивным. Бизнес отнимает это у вас или отодвигает в сторону. Хм-м-м, как бы то ни было, я обнаружил, что снова и снова возвращаюсь к мысли действительно взглянуть на вещи и принять ваши идеи о моем образе жизни. Но…

— М-м-м-м?

— Но я думал, что не готов к такому предприятию, особенно из-за давления со стороны моей фирмы именно сейчас, но…

— Я думаю, вы испытываете трудности, пытаясь сказать что-то прямо сейчас.

— Я прочел рассказ на днях в самолете, когда летел из Нью-Йорка. Рассказ об Амазонии… Журнал о путешествиях, который дала мне стюардесса… Там был рассказ… В общем, это не имеет большого значения, но там было одно отступление об аборигенах. Они, о…

Внезапно я понял, что внутри него идет жестокая битва. Я не знал, что это, но мог почувствовать напряжение — как будто в меня ударялись волны энергии.

— Вы сейчас заняты какой-то борьбой. Почему бы вам не отложить на минуту рассказ и не попробовать рассказать мне об этом сражении, которое происходит у вас внутри?

Его самообладание улетучилось. Лицо напряглось, с таким трудом пытаясь сохранить натянутую маску, что было больно смотреть.

— Да, хорошо, я хочу рассказать вам о том, что я прочел… Я имею в виду, что впервые понял… Оказывается, очень трудно говорить об этом, потому что я боюсь, что это вызовет то же, что случилось в самолете. Ух! Удивительно, как это физически болезненно.

— Что произошло в самолете? — Простой фактический вопрос мог помочь ему вернуться в колею.

— У меня был приступ паники. — Он сидел очень тихо, ожидая, прислушиваясь к себе. Страх заставлял его вслушиваться, пытаться войти в контакт со своим внутренним чувством. — Я прочел эту заметку в журнале о путешествиях и затем внезапно обнаружил чувства, растущие во мне. Я не знал, смогу ли удержать их. Я чувствовал себя так, как будто самолет сейчас раскроется и сбросит меня с высоты сорока футов или что-то вроде этого. Я почти желал этого! Мне удалось опрокинуть пару крепких мартини и, наконец, меня отпустило. Я еще выпил, чтобы закрепить эффект, потом за обедом выпил вина, а после обеда — бренди. К тому времени я смог расслабиться и посмотреть вторую половину какого-то идиотского фильма, который все время был у меня перед глазами, и с трудом мог сосредоточиться на нем. Так недолго и алкоголиком стать, черт возьми! Хм-м-м. Эти страхи — самые неприятные переживания из всех, какие я испытывал когда-либо. — Сейчас он казался более спокойным, рассказ о событии помог ему взять себя в руки.

— Вы сейчас можете рассказать мне о заметке в журнале?

— Хм-м-м. Да; да, думаю, могу. Простите, что потратил столько времени на это. Ну, это о том, как… О! Это снова начинается внутри меня, как только я думаю о рассказе. Хм-м-м. Ну ладно, скажу. Эти аборигены Амазонии берут в плен одного из своих врагов, затем намазывают его тело медом и привязывают его на пути целой армии муравьев. И муравьи… тысячи гадов… просто съедают человека живьем. Ухх! Хм-м-м. Боже! Они съедают его живым! Только представьте себе, что он чувствует, что он думает, когда они откусывают от него маленькие кусочки! Ужас!