Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Бьюдженталь Джеймс. Страница 49
— Вы никогда не догадаетесь, что я делала прошлой ночью. — Мне показалось, что она сказала это слишком игриво. В этом было нечто преувеличенное.
— Что вы делали? Очевидно, это подходящий вопрос.
— Ну вот! Я хотела, чтобы вы догадались, но не буду вас заставлять. Я купалась нагишом вместе с Доном. Что вы об этом думаете?
— Это было весело?
— О, да! — Ничего наигранного в тоне.
— Тогда, думаю, это здорово. Расскажите мне об этом.
— Ну, мы просто подъехали к берегу и обнаружили одно замечательное место, и никого вокруг, и луна была видна наполовину, и мы просто переглянулись и сказали: «Почему бы и нет?» Мы сбросили одежду и пошли купаться. Это было просто великолепно. Волны так приятно омывали мое тело. Я не понимаю, зачем вообще люди носят купальники. Действительно не понимаю.
— Угу-хм-м.
— Видите, как далеко я зашла? — Она меня поддразнивала.
— Ты прошла большой путь, детка! Думаю, дорога была правильной, не так ли? — Ее игривое настроение было заразительным.
— Знаете, думаю, я немного смущена тем, что так взволнована из-за чего-то, вероятно, вполне обычного для вас и для большинства людей.
— Кажется, вы начинаете терять доверие к себе.
— Нет! То есть да, я начала было, но не собираюсь этого делать. Мне было весело прошлой ночью, это было ново для меня и стало большим шагом вперед.
— Что еще произошло?
— Что вы имеете в виду? О, нет, нет, мы ничего не делали. То есть, ну, мы делали, но не все.
— Кажется, вам так трудно говорить о своем теле и своих чувствах. Как будто сами слова болезненны или грязны.
— Я знаю. Это глупо, разве нет?
— Нет, я не думаю, что это глупо.
— Да, я опять за свое. Я предаю себя ради какого-то несчастного слова, услышанного от вас или от кого-либо еще. Нет, это не глупо. Я так воспитана, но хочу изменить свою жизнь.
— Что еще произошло, помимо купания нагишом?
— Ну, мы лежали на песке и… И ласкали друг друга. Там. О, Господи, кажется я веду себя как застенчивая школьница. Мы занимались любовью. Всеми способами, кроме соития. Я не могла, потому что не приняла пилюлю, и у Дона не было никакой защиты.
— Это благоразумно.
— Но он придет сегодня вечером и…
— И…
— И я хочу заниматься с ним любовью.
— Что вы чувствуете, так просто говоря об этом?
— Это здорово. Просто здорово.
21 мая
На следующем сеансе Луиза появилась какой-то натянутой и либо очень раздраженной, либо очень испуганной — невозможно было точно определить. Она прошествовала к кушетке, ложиться не стала, а села и посмотрела на меня. Я увидел, что глаза у нее мокрые.
— Что такое, Луиза? — Я обнаружил, что спрашиваю себя, не оказался ли Дон жестоким. Эй, помни, что ревнивый отец — это не терапевт.
— Доктор Эллиот выдвинул несколько новых правил, которые уж чересчур строгие и слишком старомодные. Я так боюсь, Джим. Я не смогу согласиться с ним на этот раз. Я устала от попыток сгладить конфликты между ним и студентами и другими сотрудниками. О, я не хочу иметь неприятности. Это меня так пугает. Я продолжаю думать о том, чтобы сбежать. Знаю, глупо, но не могу этого вынести.
— Вы начинаете разрушать веру в себя, Луиза.
— Верно! Я не думала об этом. Ну, я не собираюсь делать этого. — Она подняла голову и выдвинула вперед подбородок. — Я хотела превратить в шутку тот факт, что начинаю злиться, но не буду этого делать. Я разозлилась. Думаю, доктор Эллиот собирается зарубить хорошую программу, в которую я вложила много труда, и я буду бороться с ним.
Некоторое время она говорила о своем новом решении, о неразумности новых указаний директора (действительно, как мне было известно из других источников, они были странной попыткой повернуть время вспять), и о страхе, который она продолжает испытывать и который кажется неестественно сильным.
— Джим, это слишком много для меня. Я имею в виду, что действительно испытываю внутреннюю дрожь, когда думаю о том, как скажу ему, что не буду выполнять новых требований. Как будто он буквально убьет меня или сделает что-нибудь ужасное. Знаю, он может меня уволить. Но я даже не уверена, что ему удастся сделать это, во всяком случае не без сильного сопротивления. Но этот страх и эта дрожь не из-за возможности потерять работу. Это гораздо, гораздо сильнее.
Луиза, ложитесь, и пусть все немного успокоится. Посмотрим, что придет вам на ум. Не ищите ничего особенного. Просто откройте себя для того, что придет. Она скрестила ноги и быстро устроилась на кушетке. Ее юбка мило приподнялась, обнажив часть ее прелестей, но Луиза не сделала ничего, кроме формального жеста, одергивающего ее. Она выглядела очень аппетитно и сексуально притягательно. О’кей, сказал я себе, полюбовался, а теперь пора и за работу.
Тем временем Луиза сделала несколько глубоких, каких-то содрогающихся вздохов, и в уголках ее глаз появились слезы. Когда я наблюдал за ней, мое настроение изменилось, и я почувствовал, что испытываю к ней теплоту и заботу.
— Джим, я думаю о том, как провела ночь с Доном позавчера. Это было так сладко, это было то, о чем я мечтала так долго, так невероятно долго. На самом деле мне наплевать на доктора Эллиота и на его правила. Я была так одинока, так невыносимо одинока. Так хорошо быть вместе с хорошим, теплым и любящим мужчиной. Он был так добр, так добр, Джим. И было так хорошо заниматься любовью безо всяких ограничений. Я никогда не знала, что так может быть. Почему я так долго ждала? Я так рада, что мы поговорили о сексе и тому подобном. Я совсем не чувствовала напряжения, и не хотела просто угодить ему — я хотела угодить ему, и сделала это. И я также обнаружила, что он хочет угодить мне! Это было так странно. Он хотел угодить мне!
— Вам трудно, даже теперь, представить себе, что кто-то хочет угодить вам.
— И да, и нет. Все вместе. Я действительно влюблена в Дона, Джим. — Ее настроение изменилось. — Вы не ревнуете? Я вас тоже люблю, вы знаете, но я влюблена в Дона.
— Я слышу это. Да, Луиза, думаю, я немного ревную, хотя я и очень рад за вас.
— О, чудесно. — Она замолчала на минуту. Ее лицо снова поменяло выражение. — Почему эта война с доктором Эллиотом должна начаться именно теперь? Я так счастлива, но когда я думаю о нем, у меня опять появляется эта противная дрожь.
— Просто оставайтесь открытой и расскажите, что еще приходит вам в голову.
— Я снова вижу свою спальню. И чувствую себя чудесно. А потом я вижу облака на летнем небе. О, было бы здорово выйти на воздух и заняться любовью. О, это заставляет меня вспомнить о Нью Хэмпшире и мистере Кольтене. Бедный старик! И бедная миссис Кольтен тоже. Я никогда не думала, что буду чувствовать к ней жалость.
— Интересно, нет ли здесь какой-то связи. Вы сняли одежду и наслаждались своим телом с мужчиной позавчера ночью, а теперь у вас неприятности. Это напоминает то, что случилось в Нью Хэмпшире.
— Я не помню, что получала удовольствие тогда, но понимаю, что вы имеете в виду.
Слишком быстро, Джим, слишком быстро. Она не сможет принять этого, если ты будешь просто подбрасывать ей готовые идеи. Я знаю. Почему я так нетерпелив? Думаю, я более эмоционально и эротически захвачен ею, чем признаюсь себе в этом. Нужно действовать постепенно.
Остаток сеанса не принес ничего нового, но Луиза изучила свой страх достаточно, чтобы почувствовать решимость противостоять доктору Эллиоту.
Конфронтация произошла через несколько недель. Доктора Эллиота некоторое время не было в городе, а потом он стал недоступен. В конце концов Луиза настояла на встрече с ним и честно сказала ему, что не может согласиться с его новыми требованиями. К ее удивлению, доктор Эллиот не разозлился. Вместо этого он попросил ее изложить свою позицию письменно и пообещал дать ответ позже.
18 июня
— Вы помните, как я однажды сказала, что хотела бы раздеться совсем и показать вам себя?
Я встревожился и насторожился. Если она собирается сделать это сейчас, я не был уверен, что поддержу ее, но также знал, что на самом деле хотел, чтобы она сделала это. Эти месяцы ее эротического созревания с Доном стимулировали меня как мужчину, которому нравилась Луиза, и были важны для меня как для ее терапевта. Я ограничился кивком и несколькими словами: