Подноготная любви - Меняйлов Алексей. Страница 46

То же стремление, очевидно, определяет выбор и при поиске эротического партнёра. Ценность партнёра, по сути, определяется его способностью вводить в состояние кайфа, восторга опьянения, наносить травмы, и, в итоге, доводить до холуйского состояния. Это в особенности справедливо для тех некрофилов, у которых удовольствие от самоубийства преобладает над удовольствием убивать других, которые главным объектом убийства выбирают не ближнего, а себя.

Для некрофилов величественность убедительна в любой форме, величественным же воспринимается только унижающий всех вокруг яркий некрофил. Впрочем, на ранних этапах становления или в случае неудач чисто сексуальных некрофил может оказаться рядом с жухлой, и даже с биофилкой, но… В конце концов — разве не все повторяют: когда тебя понимают, в этом что-то есть!

Третий вид союза равных — «биофил—биофилка». Такие пары есть, хотя для населения они кажутся чем-то неестественным, непризнанным, нетипичным, а потому неубедительным, даже в среде тех, кто с профессиональным шиком научился перелистывать Библию. Подтверждение тому — популярные богословские толкования «Песни Песней» Соломона (мы её уже цитировали: груди, пальмы и так далее). Расскажем коротко о содержании этой книги, расположенной как раз в сердцевине канонической Библии. Он — царь этой страны и — прекрасен. Она — молода и прекрасна, в своей семье любима, пасёт овец. Действующих лиц в песне больше, чем эти двое, есть ещё хор друзей и хор подружек, поэтому понять русский синодальный перевод, в котором слова всех участвующих лиц идут без разделений, сплошным текстом, — трудно. Иными словами: реплики действующих лиц в переводах, так же как и на иврите, никак графически не разделены. Но подлинник иной. Во-первых, «Песня Песней» произведение поэтическое, поэтому изменение размера стиха, его ритма (коих на Востоке в несколько раз больше, чем у народов северных, в частности у русского), с лёгкостью позволяет отличить слова одного персонажа от слов другого. Во-вторых, отчётливости восприятия способствуют особенности окончаний слов в еврейском языке, по которым ясно, кто в данный момент говорит: мужчина или женщина. Поэтому в древнееврейском подлиннике не было необходимости как-либо дополнительно (скажем, графически) выделять пол говорящего — всё и так было сразу понятно. К сожалению, читатели переводов этого ясного понимания лишены, а переводчики православного синодального перевода никак не позаботились как-либо графически выделить личность говорящего, так что для человека в чтении малоопытного прекрасный текст «Песни Песней» малопонятен.

Итак, Он и Она, Царь и его Возлюбленная… И оба они биофилы… Что тут можно добавить? Чтобы понимать — надо пережить, хотя понимающих мало: дар высокой биофилии принимает только один из тысяч и, может быть, даже миллионов. Но так же, как человек, ничего не слышав о Христе, черпая лишь из родовой памяти, лишь сухо догадывается о Его существовании, о смысле Его на нашей мятежной планете служения, точно так же человек лишь отчасти может догадаться, какой красоты цветок расцвёл у чистой душой девушки и пророка Соломона. Да, сверхнаслаждение в эросе появляется тогда и только тогда, когда двое, и он, и она, вложат свои руки в ладонь Божию. И Соломон, и Суламита — оба протянули руки и насладились прекраснейшим из цветков.

Судьба Соломона отличалась от судеб прочих царей тем, что Сам Бог говорил с ним и прорёк:

«Проси, что дать тебе».

«И сказал Соломон: …Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что — злоИ благоугодно было Господу, что Соломон просил этого.

И сказал ему Бог: „За то, что ты просил этого, и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтобы судить, вот я сделаю по слову твоему. Вот я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе. И то чего ты не просил, Я дам тебе…“» (3 Цар. 3:5-13).

И естественно:

«Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви её; и груди твои были бы вместо кистей винограда…» (Песн. Песн. 7:8, 9).

Этого мудрый Соломон не просил, но среди прочего и это даровал ему Бог, ибо «сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27). Он создал мужчину и женщину. И, очевидно, биофилу Соломону Бог подарил такую же, как он — биофилку. Естественно, что Соломон воспел её груди. А остальное? Может, постеснялся?

«Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасёт между лилиями» (Песн. Песн. 6:3).

Работа пастуха известна — хлопотная; овец влечёт куда-то, — и пастуху забота: за ними то туда, то сюда, то туда, то сюда… А вот что такое лилии? Для поверхностного читателя соблазн: буквальные лилии. А как в тексте?

«Живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями…» (Песн. Песн. 7:3). Именно между этими «лилиями» он и «пасёт».

Однако некрофилического склада богословам понимание «Песни Песней» как шедевра лирики именно любовно-эротической чуждо. Богословы, признанные иудейским народом, то есть те, которых Иисус осудил за казарменно-солдафонское перетолковывание Писаний, немало положили сил, чтобы исказить Божье учение. В частности, те самые толкования, которые осудил Иисус, распявшие его иудеи позднее объединили в книгу под названием «Талмуд». Несколько позднее те же национал-признанные богословы самовыразились отчётливо: Царь из «Песни Песней» — это символ Господа-Иеговы и одновременно народа Божьего, то есть еврейского, а Возлюбленная — это та, которую многие столетия ожидали и Господь, и еврейский народ, — это Талмуд!! В таком случае, груди Возлюбленной Соломона, надо полагать, есть символ какой-нибудь талмудической главы, скажем о беззаветном почитании раввинов. Ещё бы: их две — правая и левая… Двойное почитание: как учителя и как еврея… Но что же тогда лилии?..

Богословы, признанные другими народами, возможно, ничего не зная про еврейские толкования, тем не менее с еврейскими созвучны: не об эротике, дескать, речь в Песне Песней, это «духовная» аллегория. Царь — это символ Христа, а Возлюбленная — это символ чистой его общенациональной церковной организации — их, разумеется. Лилии, надо полагать, тоже символ — баранов, которых признанные пасут.

Мы не будем спорить ни с иудейскими богословами, ни с иными национал-признанными. Более того, мы догадываемся, что взаимоотношения этих богословов со своими супругами таковы, и такая «любовь» их на брачном ложе ожидает, что не хочется воспевать ни её стана, ни её грудей, ни тем более лилий — потому и толкуют «Песню Песней» «духовно». Что поделаешь, каждому своё, признанные богословы в своих жёнах получили то, что заслуживают, биофилки же созвучны душе и телу только биофила.

Итак, мы рассмотрели несколько комбинаций эроса: «некрофил—некрофилка», «жухлый—жухлая», «биофил—биофилка», а на примере Наташи Ростовой и Анатоля — «биофилка (в широком смысле слова) — некрофил». Мы отказались, ввиду отсутствия опыта, обсуждать комбинации «некрофил—некрофил» (гомики, «голубые») и «некрофилка—некрофилка» (лесбиянки, «розовые»), но чисто интуитивно предполагаем, что тот тип читателя, к которому мы, собственно, и обращаемся, о психоэнергетических прелестях подобных комбинаций догадывается.

Нам ещё осталось рассмотреть комбинации: «некрофил—жухлая» и «жухлый—некрофилка».

В первом варианте, «некрофил—жухлая», всё, во многом, происходит так же, как и у Наташи с Анатолем: поначалу страсть, маниакальное (возбуждённо-восторженно-воспалённое) состояние, отключение критического мышления, ненависть к тем, кто предлагает осмыслить происходящее, с той лишь разницей — принципиальнейшей! — что в Наташе была та жилочка, которая приводит к «обновлению нравственной физиономии», а жухлые в себе таким «жилочкам» появляться не позволяют. В результате мужчину в такой паре совесть не обличает, что снижает уровень раздражения и агрессивности («равнодушие»), он просто презрительно относится к «недотёпе», которая не может вызвать ни восхищения и уважения у него, ни страстной любви у других. Женщина же в такой паре после завершения периода страсти и, как следствие, начала болезней, чувствует себя очень спокойно (апатично, тупо), потому что тот орган, который может предупредить об опасности и подсказать путь к полноценной жизни, подавлен вплоть до полного уничтожения. Она просто выполняет приказания (в том числе устраивает ему истерики, только когда ему это нужно для компенсации его к подчинённым садизма), словом, «сходит по нему с ума», влюблена, «ошалела от счастья». (Однако «спокойствие» возможно лишь до определённого уровня силы некрополя — выше начинаются острые боли от заболеваний внутренних органов, вырождение детей, преследование за уголовные преступления. Избиения от него её счастья не нарушают.)