Подноготная любви - Меняйлов Алексей. Страница 98

Возлюбленная не пошла по пути судорожного накопительства, и от мира в монашки тоже не постриглась, хотя такие мысли были. В покорности её заподозрить и вовсе невозможно. Остаются активные формы, вполне подходящие её сангвиническому темпераменту: сверхкомпенсация и невротическая потребность любви (завоевание расположения источника опасности). То есть, при всей поведенческой женственности (демонстрация слабости) Возлюбленной от тревожности она спасается стремлением к доминированию и своеобразным нападением — нападением «любовью». В том, что она овладеть этим искусством, используя свои экстрасенсорные способности и подстраиваясь под образы памяти объекта, смогла в совершенстве, П. мог убедиться на занятиях в Центре Хаббарда не только на себе, но и на одном яблочном купчике. По всей видимости, как единственный в той группе бизнесмен и бывший военный, энергетически он был опаснее остальных.

Сверхкомпенсация вообще характерна для Возлюбленной. Наблюдая за её взаимоотношениями с матерью, П. отметил (во всяком случае, на первом этапе его с В. знакомства), что услужливость В. по отношению к ней чрезмерна для принятых в нашей культуре норм. Подстёгивает к этому чувство вины, генетически связанное с тем, что мать запугивала её в детстве. Иными словами, возникшая в результате комплекса Эдипа ненависть к матери породила чувство вины, которое всю свою жизнь Возлюбленная искупает сверхкомпенсаторным послушанием матери (три ненужных тарелки вместо одной). С точки зрения стороннего наблюдателя, не отягощённого размышлениями о жизни, это, возможно, и смотрится красиво: дочь трогательно помогает матери. На самом же деле нужна только одна тарелка. В конце концов, нам скажут: это ведь лучше, чем прямое хамство. Может быть, чрезмерная услужливость красивей и лучше, чем хамство; но нам кажутся более привлекательными естественные, не напряжённые, свободные от сорных предметов в теле мировоззрения взаимоотношения. Расплата за «красивую» сверхкомпенсацию чувства вины заключается в том, что вместо удовольствия от домашней работы вместе с матерью Возлюбленная испытывает усталость б`ольшую, чем просто физическая. И это заметно.

Возлюбленная также часто говорит об ощущении вины перед дочерью. Каково бы ни было основание для этого чувства, оно также приводит к сверхкомпенсаторному поведению, то есть к ненужному героическому самопожертвованию ради несуществующих потребностей своей дочери. По антихристианскому закону тали`она («баш на баш», «око за око») будущая В. пыталась «откупиться» от чувства вины мученичеством и тем обрести видимость равновесия.

Сверхкомпенсация проявляется и в речи: Возлюбленная не по-женски правильно говорит на родном языке, и здесь писателю проще всего впасть в соблазн воспринять это как проявление хорошего воспитания.

Но самое интересное — как проявлялись способы защиты от базальной тревоги в двух её «любовных» эпизодах. Во-первых, что прежде всего обращает на себя внимание в её рассказах о первом муже и целителе-импотенте, так это интонация ужаса. Вспоминать можно по-разному и с разной эмоциональной окраской: ностальгии, сожаления, нежности, отвращения, интереса, омерзения, тошноты и так далее. Однако вспоминает Возлюбленная с интонацией ужаса. Трудно себе представить, что это чувство у столь чувствительного человека, как наша героиня, появилось как последствие взаимоотношений — оно существовало от начала. Итак, начало отношений в обоих случаях диктовалось невротической потребностью любви опасных людей. А не прерывалось из-за устоявшихся сверхкомпенсаторных реакций.

Рассказывая о своих взаимоотношениях с будущим первым мужем, Возлюбленная вспоминает, что в период ухаживания один из приятелей жениха нравился (какой смысл она вкладывает в это слово?) ей больше, чем сам жених. Но она даже «не могла себе представить, как это можно: от одного отвернуться и… к другому». Верность такого рода красиво воспели поэты, и это на их совести. На самом же деле подобного рода верность (не тому) порождена чувством вины, которое опять-таки связано с запугиваниями матерью. На рельсах же сверхкомпенсации вместо того, чтобы искать в этой жизни суженого от Бога, будущая Возлюбленная занялась «искуплением» «вины неверности», а главное — «вины» неудовлетворённости женихом как личностью, что привело к сверхкомпенсаторному имитированию (он некрофил скорее жухлый, чем яркий, словом, на границе) любви вплоть до брака. В результате не она одна, но и жених, то есть двое, оказались повязаны браком с чуждым, по сути, человеком. Первой, очевидно, на опасного человека (а первый муж как алкоголик был всё-таки энергетически опасен) нападает любовью сама Возлюбленная, и в результате ещё вопрос, кто из них двоих в большей степени жертва. Третья пострадавшая — родившаяся дочь.

Характерная особенность взаимоотношений Возлюбленной и П. заключается в том, что она категорически отказывается объясняться ему в любви. Не надо быть проницательным психологом, чтобы понять, что В. любит своего П. от начала, но ему о её любви она предлагает (так и говорит, если не требует) догадаться самому. На его вопрос, почему она отказывается сказать, она отвечает, что она слишком много в жизни говорила. Надо понимать: слишком много объяснялась в любви. Что ж, очень может быть. Почему объяснялась — понятно. Но вот почему оценивает как «слишком много»?

Ясно, что Возлюбленная в некоторых ситуациях сама замечала насилующее действие выбранных ею ещё в детстве способов избавиться от повышенной тревожности. Говорит — но не понимает, зачем говорит. Говорит приятное, хотя пусть лишь отчасти, но понимает, что говорит неправду, врать не хочет, но говорит. Логика получается следующая. Человек опасен, следовательно, чтобы обезопасить себя, его надо завоевать «любовью»; его внутренний мир не нравится, следовательно, комплекс вины подсказывает, что «не нравится» — против него преступление, которое надо «искупать», на этот раз уже признанием в любви. Отказаться же от своих слов, как от пустой болтовни, обыкновенной дамской «заморочки», означает признаться, что ты не мужчина, а всего лишь женщина, что невозможно — это комплекс кастрации. Далее, следуя тому же принципу сверхкомпенсаторной ответственности за слова, за нелюбимого человека необходимо выйти замуж. Естественно, что, не умея оборвать цепь этих событий, после двух таких «любовных» историй человек, приобретший уникальную способность к самообучению как единственный способ защититься от третьей подобной истории, вовсе отказывается произнести слово «люблю»!

Можно было бы дать и более простое объяснение, что её отношение к своему Психотерапевту столь переросло обычно вкладываемый в слово «люблю» смысл, что человек, уважительно относящийся к своему родному языку, произносить это слово отказывается. Конечно, такое объяснение проще, но нам кажется недостаточным.

Теперь в самых общих чертах можно реконструировать историю двух первых «любовей» Возлюбленной. С детства отяготившись от запугиваний матерью (невербальных, и ещё от её «чрева») повышенной тревожностью, Возлюбленная выучилась, защищаясь, добиваться любви любого («меня все любили ещё с детства»). С годами эффективность приёмов достигла совершенства, которое вне Бога, разумеется, превратилось в проклятие — став единственным тщательно вымощенным путём общения. Все остальные были отрезаны от того же запугивания сниженной самооценкой. Конституциональная и душевная предрасположенность к супружеству, вне Бога, тоже привела к полной противоположности, превратилась в проклятие: испытывая особенно большую привязанность к отцу, вынуждена была от него отказаться, что привело к чувственной фиксации на брате («Он для меня всегда был образцом мужчины»), фригидности и неспособности создать семью. Помните Таню Берс? Она ведь тоже особо предрасположена к супружеству, к любви, тоже обладала повышенной тревожностью и тоже отличалась тем, что «влёт» убивала мужчин («обаятельна, обворожительна»), — которые в неё, правда, страстно не влюблялись, — но в силу особенной привязанности к отцу (Льву Николаевичу) на самостоятельное чувство (отказ от отца) была неспособна — «чувство» просыпалось лишь тогда, когда боль индуцировалась оказавшимся рядом подавляющим индивидом. Этой же неспособностью на самостоятельное чувство и объясняется, почему Возлюбленная до 19 лет ни разу не влюблялась (не размечтовыва(вавы?)валась).