Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест. Страница 65

Я полагаю, что здесь лежит важный ключ к разгадке той странной «зависимости», которую он в течение столь многих лет иногда проявлял. Та крайняя зависимость, которая ощущалась в его поведении по отношению к Флиссу (хотя и значительно уменьшившаяся с течением времени) вплоть до 45-летнего возраста, выглядит почти как затянувшаяся юность. Однако она является полной противоположностью тому более знакомому типу зависимости, когда слабая бессодержательная натура льнет к более сильной для усиления. Это самообесценивание своих способностей и своих достижений, которое он так часто выражал в своей переписке с Флиссом, проистекало не от внутренней слабости, а от пугающей силы, с которой он чувствовал себя не в состоянии справиться в одиночку. Поэтому ему приходилось наделять Флисса всевозможными воображаемыми качествами, острым суждением и сдержанностью, сверхмощной интеллектуальной силой, так как эти качества являлись существенно важными для покровительствующего наставника.

С этой точки зрения полезно задать вопрос, что же такого особенного было в личности Флисса или в его взглядах на жизнь, что делало его столь подходящим объектом для той громадной роли, которой наделил его Фрейд. Летом 1894 года Фрейд жаловался на одиночество, которое он ощущал «с тех пор, как прекратилось его научное общение с Брейером». Он надеялся учиться у Флисса, так как «годами находился без учителя».

Теперь Флисс, подобно Брейеру, обладал базисными познаниями в области физиологической медицины. К тому же, являясь таким же верным приверженцем знаменитой школы Гельмгольца, Флисс считал, что биологическая и медицинская науки должны стремиться к одной цели, а именно к возможности описания своих открытий в физических терминах и в конечном счете в терминах математики. И действительно, его наиболее важная книга носит подзаголовок «Основания тонной биологии». Все это звучало довольно убедительно. Флисс интересовался неврозами и даже сам описал невротический синдром — и, более того, дал его объяснение на «научном» органическом базисе. Поэтому он и производил на Фрейда впечатление человека, способного заменить Брейера. Но по сравнению с досточтимым Брейером Флисс обладал двумя неоценимыми преимуществами, то есть теми качествами, которые Фрейд мог бы только пожелать Брейеру. Первым таким качеством являлось то, что Флисс, будучи далеким от игнорирования сексуальных проблем, отвел им центральное место в своей работе. И не только с помощью описания своего синдрома, действие которого обусловливалось сексуальными расстройствами, но также потому, что его «сексуальные периоды», один мужской, другой женский, должны были объяснять все явления жизни и смерти. Фрейд же создавал свою теорию либидо для все более широкого объяснения как нормальных, так и патологических умственных процессов. Так что (хотя этим двум теориям предстояло решительное столкновение) в течение некоторого времени казалось, что они оба рука об руку исследуют запретную территорию. Здесь имела место та комбинация соратника и научного руководителя, в которой столь нуждался в то время Фрейд.

Но Фрейд, как и всегда, был намного ближе к сути дела, чем Флисс. Под сексуальностью он действительно подразумевал сексуальность во всех ее многообразных проявлениях; в то время как для Флисса она значила немногим более чем набор магических чисел. Критики Флисса выступали против его нумерологии, а не (как могли бы) против его «пансексуализма». Так что для внешнего мира Флисс мог представляться сумасшедшим — однако удар данного злословия был направлен против Фрейда.

Вторым положительным, с точки зрения Фрейда, качеством Флисса являлся его темперамент. В то время как Брейер был сдержанным, осторожным, с нелюбовью к любому обобщению, реалистичным и главным образом все время колеблющимся в силу своей амбивалентности, Флисс обладал чрезмерной самоуверенностью, смело заявлял о своих открытиях, без колебаний придавал самый широчайший размах своим выводам и плавал в эмпиреях своих мыслей с легкостью, фацией и молниеносной быстротой.

Так что, в конце концов, было безопаснее «выпустить вызывающего опасения демона любопытства», когда Фрейд направлялся человеком, который знал физику и оперировал математическими символами. И в этом проявилась творческая сторона Фрейда: его первоначальная страсть к постижению смысла, которая столь полно трансформировалась в страстное желание открыть секреты человеческой жизни, временами была столь настоятельной, что предательски увлекала его в трясину философских рассуждений.

По всей видимости, он наделил Флисса правом на подобные рассуждения, в то время как о себе отозвался весьма скромно. «К твоим откровениям в области сексуальной физиологии я могу добавить лишь свое глубочайшее внимание и критическое восхищение. Я слишком ограничен в своих знаниях, чтобы быть в состоянии их обсуждать. Но я догадываюсь о превосходнейших и чрезвычайно важных вещах и надеюсь, что ты не пройдешь мимо публикации даже предположений. Нельзя обойтись без людей, которые обладают смелостью думать о новых вещах до того, как они окажутся в состоянии их продемонстрировать». При этом предполагалось, что подобные рассуждения были обычным делом для созданного им образа, которым он наделил Флисса: человека высшего интеллекта, непогрешимого критического суждения и получившего основательное физическое и математическое образование. Но для него, лишенного самоуверенности, которую он перенес на своего партнера-гиганта, предпочтительнее было придерживаться эмпирических наблюдений, результаты которых он упорно собирал, и он позволял себе только такое теоретизирование на их счет, которое встретит критическое одобрение его ментора.

Насколько такой Фрейд отличался от Фрейда в его более поздние годы, когда силы его творческой фантазии были высвобождены. Всего лишь несколько лет спустя в анализе Доры он уверенно писал: «Я не горжусь тем, что избегал рассуждений, но материал для моих гипотез собирался путем чрезвычайно обширных и утомительных серий наблюдений».

Это было первым и главным требованием, которое он предъявлял к Флиссу: тот должен был слушать последние отчеты (и их теоретическое объяснение) Фрейда о его открытиях и высказывать на их счет свое суждение. Надо заметить, что Флисс честно выполнял вменяемые ему Фрейдом обязанности. Нам не кажется, что его суждения на данную тему представляли какую-либо особую ценность, но он высказывал различные суждения, касающиеся вопросов расположения материала, стиля и языка, большинство из которых с благодарностью принималось Фрейдом. Короче говоря, Флисс действовал как цензор. И в качестве цензора кроме своей основной деятельности по вычеркиванию того, что вызывало у него сомнения или возражения, он выполнял важную функцию, молчаливо санкционируя то, чему он разрешал проходить. А такая санкция была тем, в чем в то время нуждался Фрейд, не тот независимый в своих суждениях, несгибаемый Фрейд, которого мы знаем в более поздние годы, а тот, абсолютно другой человек, каким он был в 90-е годы. Флисс с готовностью давал ему такую санкцию. Он восхищался Фрейдом и не имел никакой причины (сначала!) сомневаться в правильности результатов работы Фрейда, поэтому похвалы, которые он с удовольствием высказывал, должны были являться в высшей степени ободряющими. За это Фрейд был ему весьма благодарен: «Твои похвалы являются для меня нектаром и амброзией».

Успех подобной ободряющей санкции в укреплении внутренней уверенности прямо пропорционален той ценности, которой индивид наделяет человека, дающего такую санкцию, вот почему каждый ребенок, нуждающийся в подобной помощи от своего отца, должен первоначально представлять его как самого чудесного и могущественного человека — пока неизбежная неудача со стороны отца отвечать требованиям такого образа не заставляет ребенка обратиться к Богу. О том, что данная потребность Фрейда была огромной, можно судить по его завышенной оценке Флисса. Так, например, 26 августа 1898 года, за два года до разрыва их отношений, Фрейд писал: «Вчера до меня дошли приятные новости, что загадки мира и жизни начинают поддаваться разгадке, о чем нельзя было даже помыслить. Я уверен, что знание о том, окажется ли тропа к конечной цели, для достижения которой ты решил использовать математические построения, короткой или длинной, для тебя открыто».