Прошлые жизни детей. Как воспоминания о прошлых жизнях влияют на вашего ребенка - Боумэн Кэрол. Страница 27

«Не вписываюсь. Не вписываюсь. Не вписываюсь» – образы начали формироваться. «Не вписываюсь, не вписываюсь». Очень скоро я оказалась в ином теле, в ином времени. Я увидела себя в образе мальчика лет двенадцати, сидящего на жесткой деревянной скамейке в квадратном примитивном здании. Это была школа. Моя одежда была грубой, старой и бедной. Рядом со мной сидели другие мальчики. Тут же я решила, что все это происходит в конце восемнадцатого века в Пенсильвании в религиозной общине – возможно, Эймиш. И я поняла, в чем проблема – я была сообразительным ребенком с живым воображением и, конечно же, чувствовала себя не на месте в этой строгой общине, среди ее богобоязненных членов. Войдя в это видение, я обнаружила, что мальчик мечтает о чем-то своем, почти не замечая протяжный, заунывный голос учителя.

Внезапно я почувствовала обжигающую боль от удара по рукам, возвратившую меня к тусклой действительности. Зануда-учитель прошелся розгой по моим рукам. Я чувствовал, как горят мои руки, но это ни в коей мере не могло сравниться с душевной болью. Что я делаю здесь? Я не вписываюсь в эту обстановку. Почему я остаюсь здесь? Я ненавидел эту подавляющую жизнь, держащую в узде мой дух и запрещающую самовыражение. Эти ограничения убивали меня.

В следующей сцене я взбирался вверх по черешне. Я не только видела это, но и ощущала неровную кору дерева под своими пальцами. Я также ощущала веревку из конопли, переброшенную через плечо. Я принял решение. Я не отступлюсь от него. И я начал плакать. Я испытывал чувство вины, думая о своих родителях. Я молился, чтобы они простили меня и чтобы простил меня Бог. Я ощутил грубую веревку, наброшенную на мою шею. Я уже собирался прыгнуть вниз с ветви, но тут меня отвлекла боль, которую я еще испытывал в руках после того, как учитель протянул меня розгой. Ощущение изменилось, в руках появилось покалывание, они были живыми. Сквозь них проходила такая энергия, что они начали болеть. Я прыгнул, и мой последний вдох был прерван петлей, затянувшейся вокруг шеи. Все вокруг почернело. Моя последняя мольба была обращена к Богу. Пусть мой дух освободится, чтобы свободно выразить себя. Моими последними ощущениями были – сдавливание горла и огромная энергия, исходящая из рук.

Внезапно из темноты до меня донесся отдаленный голос. Моя напарница по семинару спрашивала: «Что происходит?» Затем я увидела себя в обстановке девятнадцатого века. За роялем сидел элегантно одетый молодой мужчина. Его игра была исполнена неземной красоты. Мой дух изливался из моих рук, выражая себя без всяких усилий. Мои руки были живыми, но легкие дышали с трудом, словно петля, туго обвившаяся вокруг моего горла, все еще мешала воздуху попасть в грудь. Понимание связи между этими двумя жизнями наполнило мое сознание с поразительной ясностью.

В конце недели все участники семинара были опустошены сильными переживаниями. Мы испытали слишком много высокой драмы за столь краткий срок. Поразительно, но многие из нас все же чувствовали себя более счастливыми. Мы отметили окончание семинара роскошным ужином с вином, купленным в местной винной лавке. Чтобы сделать обстановку более непринужденной и развлечь нас, Роджер продемонстрировал то, что у него получалось лучше всего, – «разминку питона». Вскоре мы все катались по полу. Впрочем, мы привыкли к этому за время семинара.

Двойные спонтанные воспоминания

В то время как я составляла для себя инструкции, мои дети подготовили для меня свою собственную программу.

Сара и Чейз подружились с соседским мальчиком, Джоном, который был того же возраста, что и десятилетняя Сара. Все трое носились по окрестностям на велосипедах и отправлялись в соседний лесок на поиски приключений. Семилетний Чейз обожал Джона и следовал за ним по пятам, куда бы тот ни направлялся. Я была рада, что мои дети наконец нашли друга, который нравился им обоим.

Но этой гармонии не суждено было просуществовать слишком долго. Скоро Сара стала ревновать Чейза к Джону и решила омрачить их дружбу, заявив Чейзу, что Джону он в действительности совсем не нравится. Она сказала, что Джон соглашается болтаться с ним везде только потому, что ему больше нечего делать. Безусловно, Чейз был задет этим до глубины души. Сара не послушалась моего совета «оставить их в покое».

Однажды субботним вечером Чейз с Джоном насобирали картонных коробок и стали резать их и скреплять вместе клейкой лентой. Чейз перерыл все ящики в доме в поисках строительных материалов. Из любопытства я заглянула в детскую и увидела, что на полу вырос картонный замок с башнями, бойницами и подъемным мостом. Модель занимала большую часть пола, а остальное пространство было покрыто обрезками и прочим мусором. Но я была так рада тому, что мальчики сами придумали себе развлечение, а не играют в видеоигры, что, обуздав свою тягу к чистоте, тихонько вышла из комнаты.

Сара тоже как-то заглянула к Чейзу и, увидев, чем занимаются мальчики, угрюмо возвратилась в свою комнату.

Позже, когда Джон ушел, Сара снова прошлась насчет дружбы двух ребят. На этот раз Чейз отреагировал истерически – заплакал и побежал в свою комнату, чтобы зарыться головой в подушку. Сара метнулась в свою комнату и с силой захлопнула дверь. Я, услышав эту возню, бросилась наверх, чтобы посмотреть, что происходит с детьми. Сначала я забежала в комнату Чейза, желая успокоить его. С Сарой я разберусь попозже – думала я. Чейз лежал на постели, вниз лицом. Все попытки утешить его успехом не увенчались. Он продолжал плакать.

Затем, в перерывах между всхлипами, он начал рассказывать мне об образах, которые явились к нему из его жизни «замковых времен». Я не знала, откуда шли эти образы, но предложила Чейзу сосредоточиться на них и рассказать все мне. «Я молодая женщина. На мне длинное платье. Я нахожусь в комнате с каменными стенами. Я очень грущу. Умираю из-за разбитого сердца».

Сейчас, говоря все это, Чейз уже лежал на кровати лицом вверх. Фразы были отрывистыми. Он выдавливал их из себя еле слышно, одну за другой.

«Ты умираешь из-за разбитого сердца?» – ободрила я его.

«Да, я помолвлена с молодым человеком, которого не люблю. Я люблю другого. Но мой отец хочет, чтобы я вышла замуж именно за этого юношу, чтобы присоединить больше земли к своим владениям. Я говорю ему, что не собираюсь выходить за того человека, которого он нашел для меня. Отец обезумел от моих слов и запер меня в башне. Я не могу оттуда выйти. Я ничего не ем. Я не хочу больше жить. Мое сердце разбито. Я умираю из-за разбитого сердца». Через несколько минут Чейз прибавил: «Сара была моим отцом, а Джон тем юношей, за которого я хотела выйти замуж».

Все время, пока Чейз рассказывал свою историю, Сара, не переставая, прыгала на маленьком батуте в своей комнате. Я слышала сквозь закрытые двери скрип пружин батута. Внезапно она ворвалась в комнату и выпалила: «Я имела полное право так поступить, будучи ее отцом. Таков был закон страны!» Она сделала поворот на пятках и умчалась обратно.

Мне потребовалось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, что здесь произошло. Это было невероятно! Сара каким-то образом смогла войти в память Чейза, активизировав свои собственные воспоминания того времени. Сейчас я очень жалела, что не могу находиться одновременно в двух местах.

Чейз начинал успокаиваться, и я сказала ему, что скоро вернусь. Спустившись по лестнице, я нашла Сару в гостиной. Она сидела на кушетке. Руки сложены на груди. Подбородок воинственно задран. Она смотрела прямо перед собой. Слезы лились из глаз, но Сара упрямо повторяла: «Я имела полное право так поступить, будучи ее отцом. Таков был закон страны!»

«А как ты относишься к этому поступку сейчас?» – спросила я ее, не вполне уверенная, каким образом смогу узнать у Сары все остальное. Сара заплакала сильнее: «Я должен был слушаться своего сердца, а не закона. Я был не прав, что пытался заставить ее выйти замуж за нелюбимого».

«Почему бы тебе не объяснить Чейзу, как ты относишься к этому сейчас?» Со слезами, блестящими на щеках, Сара бросилась в комнату к Чейзу и стала объяснять, насколько она чувствует себя виноватой, что не послушалась тогда своего сердца. Она знала, что поступила неправильно. Чейз с красным, зареванным лицом слушал рассказ Сары, подавляя рыдания. Он принял ее извинения и крепко обнял за шею. Через несколько минут они обнимались и дурачились. Слезы и конфликт остались позади.