Психология будущего. Уроки современных исследований сознания - Гроф Станислав. Страница 18
Ведь то, что в ходе этого умирает, — это ложное эго, которое вплоть до этого мгновения нашей жизни мы ошибочно принимали за наше истинное Я. И пока мы утрачиваем все точки соотнесения с тем, что мы знаем, у нас нет никакого представления о том, что же лежит по другую сторону, или даже о том, есть ли там что-нибудь вообще. Этот страх ведёт к тому, что создаётся чудовищное сопротивление продолжению и завершению опыта, вследствие чего без должного руководства многие люди так и остаются психологически застрявшими на этом труднопреодолимом участке.
Когда же мы преодолеваем метафизический страх, связанный с этим важным узловым моментом, и позволяем происходить вещам так, как они происходят, мы переживаем полное уничтожение на всех воображаемых уровнях: физический распад, эмоциональную погибель, умственное и философское крушение, крайнее нравственное падение и даже духовную проклятость. Во время этого переживания все привязанности, всё, что является важным и значимым в нашей жизни, кажется безжалостно разбитым. Непосредственно сразу за этим переживанием полного уничтожения — падением на «космическое дно» — мы переполняемся видениями белого или золотого света, сверхъестественного сияния невероятной красоты, которое представляется сверхчувственным и божественным.
Едва мы пережили то, что казалось подобным опыту полного апокалиптического уничтожения всего и вся, как уже через считанные секунды на нас нисходит благословение изумительных проявлений в великолепии всех цветов радуги: переливчатых узоров, небесных сфер и видéний архетипических существ, омываемых божественным светом. Часто это бывает впечатляющая встреча с архетипической Великой богиней-матерью либо в её универсальном виде, либо в одном из культурных вариантов ее образа. Вслед за опытом духовно-душевной смерти и возрождения мы ощущаем себя искуплёнными и благословлёнными, переживаем исступлённый восторг, нас наполняет чувство восстановления нашей божественной природы и положения во вселенной. Нас охватывает волна положительных эмоций по отношению к себе, к другим людям, к природе, ко всему сущему вообще.
Важно, однако, подчеркнуть, что этот вид исцеляющего и изменяющего жизнь переживания происходит тогда, когда рождение было не слишком подрывающим силы и не осложнённым глубокой анестезией. В этом случае у нас не возникает чувство триумфального появления на свет и окончательного разрешения. Вместо этого послеродовой период может ощущаться как медленное излечение от тяжелых увечий или пробуждение из пьяного сна. Как мы увидим позднее, анестезия при рождении может иметь лишь глубокие неблагоприятные психологические последствия для послеродовой жизни.
Нижеприведённый отчёт о переживании смерти и возрождения из психоделического сеанса с высокой дозой описывает типичную картину, характерную для БПМ-4.
Тем не менее, худшее было ещё впереди. Внезапно я, казалось, потерял все свои связи с действительностью, как будто какой-то воображаемый коврик выдернули у меня из-под ног. Всё рухнуло, и я почувствовал, что весь мой мир разлетелся на кусочки. Как будто проткнули чудовищный метафизический пузырь моего существования — исполинский надутый шарик нелепого самообмана лопнул и обнажил всю лживость моей жизни. Всё, во что я когда-то верил, всё, что я делал или чего добивался, всё, что, казалось, придавало моей жизни смысл, вдруг оказалось до крайности поддельным. Это были жалкие, совершенно несостоятельные костыли, на которые я оирался, пытаясь поправить невыносимую действительность существующего. Теперь они были унесены и развеяны подобно лёгким пушистым семенам одуванчика, обнажив пугающую бездну элементарной истины — бессмысленный хаос экзистенциальной Пустоты.
Охваченный неописуемым ужасом, я заметил исполинскую фигуру божества, возвышающуюся надо мной в угрожающей позе. Каким-то чутьём я понял, что это был индусский бог Шива в своём разрушающем обличье. И я почувствовал громоподобный удар его громадной ноги, которая меня раздавила, вдребезги раскрошив и размазав меня повсюду, как никчемную какашку, так что я ощутил себя исподней космоса. А в следующее мгновение я оказался пред ужасающим исполинским обликом чёрной индийской богини — я догадался, что это Кали. Неодолимая сила толкала моё лицо в её зияющую вагину, заполненную, казалось, менструальной кровью или омерзительным последом.
Я чувствовал, что от меня требуется безусловно сдаться силам сущего и женскому началу, представленному богиней. У меня не оставалось выбора, как только целовать и облизывать её вульву в позе нижайшей покорности и в безмерном унижении. В это мгновение, ставшее концом и последним пределом всякого чувства мужского превосходства, которое я ещё лелеял в себе, я соединился с памятью о моменте моего биологического рождения. И моя голова появилась из родовых путей с устами, плотно приникшими к кровоточащей вагине моей матери.
Меня заливал божественный свет сверхъестественной яркости и неописуемой красоты, его золотые лучи распускались в тысячи изысканных переливчатых узоров. И из этого сияющего золотого света появился облик Великой богини-матери, которая, казалось, воплощала любовь и защиту всех эонов. Раскрыв руки, она простёрла их ко мне, окутав меня всем своим существом. Я слился с невероятными силами её энергий, чувствуя себя очищаемым, исцеляемым и лелеемым. Что-то, казавшееся божественным нектаром и амброзией, какая-то архетипическая квинтэссенция молока и мёда лилась сквозь меня в невероятном изобилии.
Затем образ богини начал постепенно исчезать, поглощенный ещё более ярким светом. Он был отвлечённым, но всё же наделённым определёнными личными характеристиками и излучающим беспредельный ум. Мне стало ясно, что то, что я переживал, было слиянием с Мировой Самостью, или Брахманом, и поглощением, как я читал об этом в книгах по индийской философии. Минут через десять переживание стало успокаиваться, однако оно превосходило любые представления о времени и ощущалось подобием вечности. Поток исцеляющей и питающей энергии, видéния золотистых отблесков с переливающимися узорами длились всю ночь. И проистекающее из них чувство благополучия пребывало во мне ещё много дней. Память об этом переживании годами оставалась живой и яркой и глубоко изменила мою житейскую философию.
Вторая важная область, которую непременно следовало бы добавить к той картографии человеческой психики, которая представлена конформистской психиатрией, когда мы приступаем к работе с холотропными состояниями, теперь известна под именем надличностной или трансперсональной. Буквально этот термин означает «простирающийся за личное», или «превосходящий персональное»*. Переживания, которые берут начало на этом уровне, влекут за собой расширение наших обычно признаваемых границ (нашего тела и нашего Я) и ограничений трёхмерного пространства и линейного времени, к которым сводится наше восприятие мира при обычном состоянии сознания. Надличностные переживания лучше всего могут определяться через сравнение с нашим повседневным опытом самих себя и мира, или, точнее, с тем способом, каковым нам надлежит переживать себя самих и окружающую обстановку, чтобы производить впечатление «нормальных» в соответствии со стандартами нашей собственной культуры и современной психиатрии.
В обычном или нормальном состоянии сознания мы переживаем себя как ньютоновы объекты, существующие в границах нашей кожи. Американский писатель и философ Алан Уоттс говорил о таком переживании себя, как об отождествлении с «эго в оболочке из кожи». Наше восприятие окружающего ограничивается физиологическими пределами наших органов чувств и физическими характеристиками среды. Ведь мы не можем видеть предметы, от которых нас отделяет толстая стена, корабли за горизонтом или обратную сторону Луны. Если мы находимся в Праге, то нам не расслышать, что о нас говорят наши друзья в Сан-Франциско. Не почувствовать нам и мягкость каракуля, пока наша кожа не придёт в непосредственное соприкосновение с ним.