Психология будущего. Уроки современных исследований сознания - Гроф Станислав. Страница 84

Некоторые люди называют её Сверхкосмической или Метакосмической Пустотой, указуя, что эта исконная пустотность и небытиё выступает как начало, лежащее в основе знаемого нами мира явлений и в то же самое время его сверхпредопределяющее. Этот метафизический вакуум, чреватый возможностями всех вещей, является, выступая как колыбель всякого существа, первичным истоком сущего. И в таком случае творение всех явленных миров является исполнением и конкретным воплощением его предсуществующих естественных возможностей. Невозможно передать словами, насколько переживательно убедительными и логичными являются эти парадоксальные ответы на большинство основополагающих и сокровеннейших вопросов о сущем. Ибо полное постижение этих необычайных состояний требует непосредственного личного переживания.

В методичном и целенаправленном духовном делании, вовлекающем холотропные состояния сознания, мы можем подчас превосходить обычные границы телесного Я. В ходе этого мы открываем, что любые границы в материальной вселенной и в других действительностях предельно случайны и проницаемы. Отбрасывая ограничения рассудочного ума, путы здравого смысла и обыденной логики, мы можем прорваться сквозь множество разделяющих преград, расширить наше сознание до невообразимых размерностей и в конечном счёте пережить единение и тождественность с превосходящим истоком всего сущего, известным в духовной литературе под множеством различных имён.

Когда мы достигаем отождествления в переживании с Безусловным, мы осознаём, что наше собственное бытие в пределе соразмерно всему космическому сплетению, всему сущему. Осознание собственной божественной природы, нашей тождественности с космическим истоком — самое важное открытие, какое мы можем сделать в ходе глубокого самоосвоения. В этом суть знаменитого высказывания, обнаруженного в рукописях древней Индии в Упанишадах: «Таттвамаси». И буквальный перевод этого высказывания: «То ты еси» — означает: «ты божественной природы» или «ты — Бог». Оно открывает, что наше обыденное отождествление с «кожезакапсулированным эго», облечённым в тело индивидуальным сознанием, или со «знаком-образом» (намарупа) — заблуждение и что наша истинная природа — это природа космической творящей энергии (Атмана-Брахмана).

Подобное откровение относительно тождественности индивида с Богом является последней тайной, таящейся в сердце всех великих духовных традиций, хотя и может выражаться каким-то иным путём. Я уже упоминал, что в индуизме Атман, индивидуальное сознание, и Брахман, вселенское сознание, — одно. Последователи сиддха-йоги это базовое положение своей школы слышат во множестве разновидностей: «Бог пребывает в тебе, как ты». А в буддийских сочинениях можно прочесть: «Погляди вовнутрь — ты Будда». В конфуцианской традиции нам говорят, что «небо, земля и человек — одно тело».

То же самое откровение можно найти в словах Иисуса Христа: «Я и отец — одно». А святой Григорий Палама, один из величайших богословов Православной Церкви, провозглашал: «Ибо царствие небесное, более того, Царь наш Небесный внутри нас». Точно так же чтимый еврейский мудрец, каббалист Авраам бен Шмуель Абулафия, учил, что «он и мы одно». Согласно высказыванию Мухаммеда «кто знает себя, знает своего бога». Мансур аль-Халладж, суфийский пророк и поэт, известный как «мученик мистической любви», описывал это таким образом: «Оком сердца узрел я Господа моего. И вопрошал я: «Кто ты?» — и ответствовал Он: «Ты». Аль-Халладжа бросили в темницу и с живого содрали кожу за высказывание: «Ана`ль Хакк», — что означает «я — бог, безусловная истина, истинная действительность».

Высшее начало может быть непосредственно пережито в холотропных состояниях сознания, но оно ускользает от любых попыток достоверного описания или объяснения. Язык, которым мы пользуемся, чтобы общаться по поводу повседневных житейских дел, просто не приспособлен для подобной задачи. Индивиды, у которых было это переживание, кажется, согласны насчёт того, что оно невыразимо. Слова и строй нашего языка мучительно не соответствуют в качестве орудий для описания его природы и измерений, особенно для тех, кто его не переживал.

Любые попытки описания превосходящих переживаний вынуждены полагаться на слова обыденного языка, который развился, чтобы обозначать предметы и действия в материальном мире, таковом, как он переживается в обычном состоянии сознания в нашей повседневной жизни. По этой причине, когда мы хотим сообщить о переживаниях и озарениях, с которыми мы сталкиваемся в различных холотропных состояниях сознания, язык оказывается несостоятельным и недостаточным. Это в особенности справедливо в случаях, когда наши переживания сосредоточены на последних вопросах сущего, таких, как Пустота, Безусловное Сознание и творение.

Те, кто знаком с духовными философиями Востока зачастую прибегают к словам из разных языков Азии, когда описывают свои духовные переживания и озарения. Они пользуются санскритскими, тибетскими, китайскими или японскими понятиями. Ведь эти языки развивались в культурах, обладающих величайшей искушенностью в отношении холотропных состояний и представлений о духовных сферах действительности. В отличие от западных языков они содержат в себе множество специальных понятий, особым образом описывающих тонкости мистических переживаний и связанных с ними вопросов. Но до конца даже и эти слова могут быть полностью понятны только лишь тем, кто испытал соответствующие переживания.

Поэзия, хотя и орудие ещё далеко не совершенное, судя по всему, является более подходящим и достоверным средством для передачи сути духовных переживаний и для сообщения о превосходящих действительностях. По этой причине многие великие духовидцы и религиозные учителя прибегают к поэзии в тот момент, когда хотят выразить свои метафизические озарения. Многие люди, пережившие состояния превосходящего, вспоминали и зачитывали соответствующие отрывки из различных духовидческих стихотворений.

Люди, которые в своих холотропных состояниях сознания переживают космическое творящее начало, зачастую пытаются постичь тот порыв, который ведёт к творению миры переживания. Их озарения о «побуждении» божественного к порождению проявленных миров содержат в себе некоторые примечательные противоречия. Одна значительная категория подобных озарений подчёркивает изумительное внутреннее богатство непостижимых творческих возможностей Безусловного Сознания. Космический исток настолько сверхизбыточен и преисполнен возможностями, что просто вынужден давать выразиться им в творящем действии.

Другая группа откровений настаивает, что также в ходе творения Безусловное Сознание стремится к чему-то, чего ему недоставало и что у него отсутствовало в его исконном былом состоянии. С обыденной точки зрения озарения этих двух категорий могут казаться противоречащими друг другу. В холотропных состояниях это противопоставление снимается, и две категории, которые казались противоположными, могут легко сосуществовать друг с другом и действительно дополнять друг друга.

Порыв к творению зачастую описывается как стихийная сила, отражающая невообразимое внутреннее богатство и избыточность Божественного. Творящий космический исток настолько неохватен и переполнен беспредельными возможностями, что сам не может их сдержать и должен выразить всё своё скрытое могущество. Другие описания подчёркивают безмерную жажду Мирового Ума достичь познания самого себя, освоить и пережить во всей полноте своё могущество. Что может быть сделано только путём выражения вовне и проявления всех своих скрытых возможностей в виде настоящего творящего действия. А оно требует расщепления на субъект и объект, на переживающее и переживаемое, на наблюдателя и наблюдаемое. Подобные идеи можно найти в средневековых каббалистических писаниях, согласно коим побуждением к творению является то, что «Богу надо видеть Бога».