Все еще здесь. Приятие перемен, старения и смерти - Дасс Рам. Страница 10

Чувство неловкости

Чувство неловкости — ещё одно состояние, с которым мы часто сталкиваемся по ходу старения. Расскажу вам эпизод из своей жизни. Пару лет назад меня пригласили выступить в Денвере (Колорадо) перед несколькими тысячами человек. Как почётный гость, я сидел в первом ряду, а когда пришло время подняться на сцену, вместо того, чтобы подняться по ступенькам (как поступил бы любой нормальный 63-летний человек), я, подстрекаемый своим эго, раздувшимся от избытка внимания, попробовал запрыгнуть на подмостки. В результате я на виду у всех шлепнулся лицом на сцену, при этом больно ударившись ногой и разбив её. Не оказав себе медицинскую помощь, я в течение часа читал лекцию, чувствуя, как в носок стекает кровь, неловкость не позволяла мне признать, что я вот-вот потеряю сознание.

Вспоминая этот случай, я поражаюсь силе своего эго: насколько оно в данной ситуации владело мной! Вместо того чтобы на пару минут прерваться, обработать рану и перевязать её (что я, несомненно, сделал бы, будь я более осознан), я позволил себе смутиться и полностью отдался этому чувству. Смущение, которое я испытал при падении, было чувством неловкости за свою старость и за то, что я смутился! Мне было неловко воспользоваться ступеньками, поставленными для людей моего возраста, и это не позволило мне поступить в соответствии с обстоятельствами.

В возрасте пятидесяти — шестидесяти лет я довольно часто совершал подобные ляпсусы. Возможно, из-за своей склонности не обращать внимания на тело, я переоценивал его возможности; а может, просто был самонадеянным. Как бы то ни было, теперь я рад сообщить, что, став физически недееспособным, почти полностью избавился от чувства неловкости за свою старость. Опять-таки, в прошлом, если я плохо выглядел, это меня беспокоило. После инсульта я прикован к инвалидной коляске и не могу сделать даже такую простую вещь, как перевернуться в кровати с боку на бок. Поначалу с этим очень трудно смириться, но, если эго избавляется от своих притязаний, приходит приятие.

Томас Элиот писал: «Старея, вы перестаёте тратить время на глупости. Вы отстраняетесь от суеты, отказываетесь от ложных амбиций и снимаете маску». Он не знал моей мамы. За несколько дней до её смерти я находился рядом с ней в больничной палате. Она была очень слаба, но из последних сил держала перед лицом веер — чтобы я не видел её без зубных протезов. У неё болели десны, и она уже не могла пользоваться вставными челюстями, но никому, кроме моего отца и дантиста, не позволялось видеть её без зубов. Что ещё хуже, из-за стероидов, которыми её лечили, на её лице стала появляться растительность, и я видел, как она орудовала пинцетом, чтобы не осталось ни волосинки.

Мама воевала с теми переменами, которые произошли в её теле из-за болезни и лечения. Это противостояние, рождённое чувством неловкости, не давало ей успокоиться. Понятно, что битва будет проиграна, но мама не переставала бороться. Она отлично усвоила уроки западной культуры, которая учит именно такому поведению. Даже мой старый приятель Тимоти Лири держал рот закрытым, когда его фотографировали во время предсмертной болезни. Надо сказать, что Тим с закрытым ртом — весьма нетипичное зрелище, и я спросил у него, в чём дело. Он открыл рот и показал, что там отсутствует пара передних зубов. Он не хотел, чтобы его таким видели на фото; другими словам, он испытывал чувство неловкости.

Я знал одну китаянку, врача по профессии, у которой было восхитительное отношение к своим зубам. Когда её однажды спросили, почему сегодня она выглядит не так, как всегда, её лицо расплылось в широкой улыбке и она сказала: «Хэллоуин!» Во рту у неё осталось всего четыре зуба, все в разных углах рта. Она рассмеялась и объяснила, что зубы её замучили, и она их вырвала, так как они ей больше не нужны. «Я теперь беззубая, как моя бабуля», — сказала она и пошла к своим пациентам.

Менее чем через год после смерти моей матери я оказался на другом конце света, в Индии, у Ним-Кароли Бабы. Ему было без малого 80 лет, и он заметно поправился. У него осталось только три зуба, но он отлично обходился без веера. Казалось, он вообще не знал о своей тучности или об отсутствии зубов. Мы, ученики, сидели перед ним час за часом, не спуская с него глаз — так он был прекрасен.

Таким же отсутствием внимания к своей внешности отличалась Анандамайи Ма , которую многие считают величайшей женщиной-святой XX века. Находясь рядом с ней, я видел, что её совершенно не заботит, как она одряхлела к концу жизни. Свет, излучаемый её естеством, придавал её беззубому рту и морщинистым рукам несравненную трансцендентную красоту. Сквозь изношенное покрывало сияла её душа.

Бессилие

Медитация учит нас различать уровни существования. Отождествившись с душой, мы обретаем силу смирения, позволяющую нам стареть спокойно.

Многие стареющие люди жалуются на своё бессилие — не только на то, что становятся слабее физически и боятся, что не смогут защитить себя в агрессивном мире, но и на своё бессилие перед лицом возрастных изменений, так нас смущающих. Это может вылиться в безверие и беспокойство, а также в склонность воспринимать мир как нечто враждебное, недружественное.

Пару лет назад я провёл несколько часов в общине пенсионеров, возраст которых составлял от 65 до 85 лет. Когда я познакомился с этими милыми людьми (их было десятка полтора), они поделились со мной опытом жизни в их защищённом мирке. Один господин описал их семиэтажный дом, в котором они живут, словно в личном круизном теплоходе. Звучит довольно привлекательно, хотя перспектива провести бесконечные каникулы, дрейфуя в личном замкнутом мирке, вызывает смутное беспокойство. Дни, проведённые мною на борту океанского лайнера, были приятными потому, что длились недолго, и всё равно я всегда радовался, сходя на берег.

Но ещё больше меня встревожили слова женщины, которая дрожащим голосом поведала, что боится выйти из дому, ибо видела по телевизору, сколько насилия «снаружи». В моих глазах эта уединённая община вдруг превратилась из корабля «Любовь» в крепость, защищённую от толпы мародёров рвом с водой. Хотя улица за окнами комнаты, в которой мы сидели, была тиха и почти безлюдна, эта дама вообразила, будто опасности лишь затаились, чтобы наброситься на неё, как только она переступит порог.

Это крайний случай того, что происходит, когда вы сужаете своё жизненное пространство. Ограничиваясь непосредственным окружением, вы в конечном счёте становитесь узником этого мирка. Страхи той женщины больно ранили мне сердце. Было ясно, что, хотя в мире есть преступники, на самом деле «мародёры» окопались в её собственном уме. Она заперлась в очень тесном пространстве (физическом и психическом), боясь своего бессилия. Закрывшись от всего, что выходит за рамки её представлений, она лишила себя возможности жить более счастливой жизнью. Если бы мне удалось, например, уговорить её поехать со мной на кухню, где готовят суп для раздачи бездомным, и помочь поварам, то её жуткая уверенность в противостоянии «их» «нам», возможно, слегка поколебалась бы. В результате эта милая женщина почувствовала бы себя более сильной и менее уязвимой.

Подобная агорафобия не является неизбежным следствием старости. Энергичная Мэгги Кун, основательницы общества «Седые пантеры», в свои восемьдесят с лишним активно путешествует по всему миру. И отец Том Бери, блистательный глубинный эколог , никогда не позволял своей физической слабости влиять на его всемирную работу. Он изо всех сил старался помочь нам понять, что наша культура разрушает планету.