Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Хорни Карен. Страница 52
Более того, уход от ответственности за себя мешает любому пациенту увидеть и преодолеть свои проблемы. Если бы можно было выйти на эту тему в самом начале анализа, это сэкономило бы массу времени и труда. Однако, пока пациент отождествляет себя со своим идеальным образом, он не может даже усомниться в его правильности. И если на переднем плане находится ненависть к себе, в ответ на идею ответственности за себя он может окаменеть от ужаса, ничего из нее не извлекая. Мы должны помнить также, что неспособность отвечать за себя – только одно из выражений общего отчуждения от себя. Следовательно, мы тщетно будем браться за эту проблему до тех пор, пока у пациента не появятся чувства к себе и ощущение себя.
Наконец, когда подлинное я «заперто» или «сослано», способность к интеграции тоже будет находиться на низком уровне. Здоровая интеграция – результат того, что человек является самим собой, и только на этой основе она и может быть достигнута. Если мы являемся собою в достаточной степени для того, чтобы иметь спонтанные чувства, принимать собственные решения и нести за них ответственность, у нас есть ощущение внутренней цельности, и у него прочная основа. Приведем слова поэта, воспевающего обретение себя (Мэй Сальтон. «Теперь я стала собой». 1948):
Отсутствие спонтанной интеграции мы обычно считаем прямым следствием невротических конфликтов. Это верно, но мы не поймем до конца, какой властью обладают силы дезинтеграции, если не рассмотрим образующиеся в этом случае порочные круги. Если в результате стечения многих обстоятельств мы теряем себя, у нас больше нет той твердой почвы под ногами, стоя на которой мы можем попытаться выпутаться из наших внутренних конфликтов. Мы остаемся в их силках беспомощной добычей их дезинтегрирующей силы и вынуждены цепляться за любое доступное средство их разрешения. Это то, что мы называем невротической попыткой решения, – и невроз, с этой точки зрения, представляет собой серию таких попыток. Но в этих попытках мы уходим еще дальше от себя, и дезинтегрирующее влияние конфликтов нарастает. Нам становятся нужны искусственные средства, чтобы как-то собрать себя воедино. Надо, орудия гордости и ненависти к себе, приобретают новую функцию – защищать нас от хаоса. Они управляют человеком железной рукой, но, как и политическая тирания, создают и поддерживают определенный неестественный порядок. Жесткий контроль силы воли и рассудка – другая грубая веревка, которой человек пытается связать вместе отдельные части личности. Мы обсудим это, наряду с другими средствами ослабления внутреннего напряжения, в следующей главе.
Общее значение этих нарушений в жизни пациента вполне очевидно. То, что он не является активным определяющим фактором своей собственной жизни, создает у него чувство глубокой неуверенности, неважно, насколько оно прикрыто вынужденной жесткостью. Он не чувствует своих чувств, и это делает его неживым, неважно, насколько велика его поверхностная живость. Он не отвечает за себя, и это отнимает у него внутреннюю независимость. Вдобавок, бездеятельность его подлинного я оказывает значительное влияние на развитие его невроза. Именно здесь яснее всего видна та грань отчуждения от себя, которую составляет механизм порочного круга. Сам являющийся порождением невроза, он становится причиной его дальнейшего продвижения. Ибо чем больше отчуждение от себя, тем более беспомощной жертвой гордыни становится невротик. У него все меньше и меньше живой силы, чтобы ей сопротивляться.
В некоторых случаях могут возникнуть серьезные сомнения, не пересох ли этот живой источник энергии совсем, не был ли постепенно перекрыт к нему доступ? По моему опыту, мудрее не выносить приговора. Чаще все-таки получается, при достаточном терпении и умении аналитика, вернуть подлинное я из ссылки или «к жизни». Например, нас обнадеживает, если энергия, пусть и недоступная для применения в личной жизни, уходит на конструктивные усилия ради других. Излишне говорить, что такие усилия могут делаться и делаются вполне цельными людьми. Но те, кем интересуемся мы, обнаруживают поразительное расхождение между безграничной на вид энергией, которая тратится на других, и недостатком конструктивного интереса или заботы о своей собственной личной жизни. Даже когда они проходят анализ, их родственники, друзья или ученики часто извлекают больше выгоды для себя из их аналитической работы, чем они сами. Тем не менее, как врачи, мы держимся за факт, что их заинтересованность в своем росте жива, пусть и вынесена жестко вовне. Однако развернуть их интерес обратно, к самому себе, может оказаться нелегким делом. Не только грозные силы сражаются против конструктивных перемен в них, но и они сами тоже не слишком желают таких перемен, поскольку направление стремлений вовне создает подобие равновесия и дает им чувство, что они чего-то стоят.
Роль подлинного я обозначается яснее, когда мы сравниваем ее с Фрейдовской концепцией Эго. Хотя я исходила из совершенно других предпосылок и шла совершенно другим путем, я кажется, пришла к тем же результатам, что и Фрейд, постулировавший слабость Эго. Вполне верно, что в теории есть очевидная разница. Для Фрейда Эго – служащий, у которого есть свои обязанности, но нет инициативы и исполнительной власти. Для меня подлинное я – источник эмоциональных сил, конструктивной энергии, обладающий властью направлять и судить. Но, отводя подлинному я все эти возможности и считая, что все они осуществляются у здорового человека, спросим, велика ли разница между моей позицией и позицией Фрейда, когда речь идет о неврозе? Не все ли равно для практических целей – ослабело ли я, парализовано ли или «пропало из виду», увлеченное невротическим процессом, с одной точки зрения, или, с другой точки зрения, по сути своей не является конструктивной силой?
Рассматривая начальную фазу любого анализа, мы ответим на этот вопрос утвердительно. В этот период очень мало заметна деятельность подлинного я. Мы видим лишь, что определенные чувства или верования, возможно, подлинные. Мы можем предполагать, что влечение пациента к развитию содержит крупицы искренности, помимо более очевидного стремления к величию; что сверх и наряду с его потребностью в интеллектуальной власти ему нужна еще и правда о себе; и т.д. и т.п. – но все это пока догадки.
Однако в течение аналитического процесса картина радикально изменяется. Когда гордыня подорвана, пациент, вместо того чтобы автоматически вставать в оборонительную позицию, начинает интересоваться правдой о себе. Он понемногу начинает брать на себя ответственность, в том смысле, о котором мы говорили: принимать решения, чувствовать свои чувства, верить в свои убеждения. Все функции, которые, как мы видели, были захвачены гордыней, постепенно вновь обретают непосредственность с возвращением к власти подлинного я. Происходит перераспределение движущих сил. И в этом процессе подлинное я с его конструктивными силами оказывается более сильной стороной.
Мы обсудим позднее индивидуальные шаги, необходимые для этого лечебного процесса. Здесь я только указала на его осуществимость; в противном случае эти рассуждения об отчуждении от себя оставили бы у нас слишком негативное впечатление о подлинном я, впечатление, что это мираж, желанный, но вечно неуловимый. Только ознакомившись с более поздними фазами анализа, мы можем увидеть, что утверждение о его потенциальной силе – не спекуляция. При благоприятных условиях, как, например, в ходе конструктивной аналитической работы, оно снова может стать живой силой.