Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии - Райх Вильгельм. Страница 74

Многие больные держат крестец пустым, так что таз уходит назад, а живот выпячивается. Если подложить руку под середину I крестца и попросить больного придавить ее, то почувствуется сопротивление: готовность следовать выражает в положении тела то же, что и готовность отдаться при половом акте или в Состоянии сексуального возбуждения. Если, например, больной "схватил" позицию готовности отдаться и принял ее, то создана первая предпосылка для пробуждения рефлекса оргазма. Легкое открывание рта содействует формированию позиции, свойственной готовности отдаться. В ходе этой работы возникают многочисленные новые торможения, например, многие пациенты сводят брови, судорожно вытягивают ноги и т. д. Таким образом, нельзя сперва "вполне корректно" устранить торможения, чтобы затем вновь обрести рефлекс оргазма. Напротив, в процессе нового объединения расщепленных элементов оргастической ритмики всего тела сначала выявляются все мышечные действия и торможения, которые на протяжении предшествующей жизни пациента препятствовали развитию его сексуальной функции и вегетативной подвижности.

Только в ходе этой работы проявляются способы, которые пациенты применяли в детстве, чтобы совладать со своими инстинктивными побуждениями и "страхами в животе". Сколь героически они в свое время подавляли в себе "дьявола" - сексуальное удовольствие, столь же бессмысленно смело защищаются они теперь от достигнутой способности к обретению этого удовольствия. Я называю только некоторые часто встречающиеся формы, в которых проявляется действие телесного механизма вытеснения. Если возбуждения, возникающие в животе во время формирования рефлекса оргазма, оказываются слишком сильными, то некоторые пациенты устремляют пристальный и пустой взгляд в угол или за окно. Если разбираться в этом поведении, то пациенты вспомнят, что они осознанно практиковали такие действия, когда им приходилось учиться обуздывать свою ярость в отношении родителей, братьев и сестер или учителей. Длительная задержка дыхания, а также удержание в неподвижности головы и плеч считались героическими проявлениями самообладания. "Стиснуть зубы" становилось моральным требованием. В данном случае словарный состав языка непосредственно отражает телесный процесс самообладания. Определенные фразы, которые обыкновенно можно услышать в процессе традиционного воспитания, в точности представляют то, что мы описываем как формирование мышечного панциря.

Дети сначала отвергают типичные увещевания, среди которых "мужчина должен владеть собой", "большой мальчик не плачет", "возьми себя в руки", "не распускайся", "ты не должен показывать свой страх", "надо стиснуть зубы", "переноси все это с улыбкой", "выше голову", затем против воли принимают их и начинают им следовать. Эти заповеди ослабляют характерологическую основу ребенка, губят его дух, разрушают в нем жизнь, превращая в хорошо воспитанную куклу.

Мать рассказала мне о своей 11-летней дочери, которая до 5 лет воспитывалась при строгом запрете онанизма. Девочке было примерно 9 лет, когда она посмотрела детский спектакль, где действовал волшебник с искусственно удлиненными и неодинаковыми пальцами. Уже тогда ее возбуждал вид указательного пальца чрезмерной величины, и стоило с тех пор возникнуть представлениям о страхе, как появлялся и волшебник.

"Знаешь, - говорила девочка матери, - если я пугаюсь, это всегда начинается с живота (при этом она скрючилась, как от боли). Тогда я не могу пошевелиться, просто ничем не могу шевельнуть. Могу играть только с маленькой штучкой внизу (девочка имела в виду клитор), и ее я тяну и дергаю туда-сюда, как бешеная. Волшебник говорит: "Тебе нельзя двигаться, ты можешь двигать только то, что там, внизу". Если страх все усиливается, я хочу включить свет. Но каждое резкое движение вызывает новый страх. Только если я двигаюсь очень осторожно, становится лучше. Если же наконец я включила свет и достаточно наигралась с тем, что внизу, я все больше успокаиваюсь, и наконец все проходит. Волшебник - он вроде няни, которая всегда говорит. "Тебе нельзя двигаться, лежи тихо" (делает строгое лицо). Если я просто клала руки под одеяло, она приходила и вынимала их".

Так как девочка почти весь день держала руку на половых органах, мать спросила, почему она это делает. Мать не знала, что дочка так часто предается своему занятию, и описала в разговоре со мной ее различные ощущения. "Иногда я только получаю удовольствие от игры, и тогда мне не надо ни тянуть, ни дергать. Но когда я застываю от страха, то приходится изо всей силы тереть и дергать внизу. Теперь, когда все ушли и нет никого, с кем я могу все обсудить, страх постоянно усиливается и приходится все время что-то делать внизу". Несколько позже она добавила: "Когда приходит страх, я становлюсь очень упрямой. Тогда мне хочется бороться против чего-то, но я не знаю, против чего. Только не подумай, что я хочу бороться против волшебника (по словам матери, его она вообще не упоминала), уж слишком я его боюсь. Хочется бороться против чего-то, чего я не знаю". Этот ребенок дает хорошее описание ощущений, испытываемых в животе, и способа, которым он, с помощью воображаемого волшебника, пытается контролировать их.

Пусть другой пример покажет значение дыхания для деятельности аппарата ганглий живота. У одного пациента в ходе продолжительного повторного выдоха проявилась сильная чувствительностъ тазовой области. Он привык реагировать на это сдерживанием дыхания. Даже при самом легком прикосновении бедру или подчревной области он рефлекторно содрогался. Когда же я просил его сделать несколько глубоких выдохов, ой не реагировал на прикосновение. При новой задержке дыхания быстро восстанавливалась возбудимость тазовой области. Это могло повторяться сколь угодно часто, и такая клиническая деталь свидетельствовала о многом. Благодаря глубокому вдоху накапливается биологическая энергия центров вегетативного возбуждения, в результате чего усиливается рефлексоподобная реакция. После повторного выдоха ликвидируется застой, а с ним и боязливая возбудимость. Таким образом, барьер в глубине выдоха создает противоречие: он возникает из потребности заглушить приятное возбуждение центрального вегетативного аппарата, но именно этим и порождает возросшую готовность к страху и рефлекторную возбудимость. Тем самым становится понятной еще одна деталь превращения подавленной сексуальности в страх. Так же обстоит дело и с клиническим наблюдением, согласно которому при восстановлении способности испытывать удовольствие мы сначала наталкиваемся на физиологические рефлексы страха. Страх, являясь отрицанием полового возбуждения, в энергетическом отношении идентичен ему. Так называемая "нервная возбудимость" есть не что иное, как серия коротких замыканий в процессе отвода электрических зарядов ткани, вызванных существованием барьера на пути оргастической разрядки энергии. Отсюда ощущение "наэлектризованности".

У одного моего пациента характерологическое сопротивление на протяжении длительного времени выражалось в многоречивости. Рот при этом ощущался как "чужой", "мертвый", "не принадлежащий" человеку. Больной вновь и вновь проводил рукой по рту, будто желая убедиться в том, что он еще существует. При этом удовольствие от болтовни, от рассказывания разных историй оказалось попыткой преодолеть ощущение "мертвого рта". После устранения защитной функции рот начал спонтанно принимать младенческое положение сосания, которое сменялось жестким, злым выражением. Голова при этом резко наклонялась вправо. Однажды я почувствовал импульсивное желание взять пациента за шею, как бы убеждаясь, что там все в порядке. К моему величайшему удивлению, больной сразу же принял позу повешенного: голова безвольно свесилась в сторону, высунулся язык, а открытый рот оставался неподвижным. И это произошло не смотря на то, что я лишь прикоснулся к шее. Отсюда вел прямой путь к детскому страху пациента - боязни быть повешенным за совершенный проступок (онанизм).

Этот рефлекс возникал только в том случае, если одновременно задерживалось дыхание и предпринималась попытка избежать глубокого выдоха. Рефлексоподобная реакция исчезла, когда пациент начал постепенно преодолевать страх перед выдохом. Тем самым невротически заторможенная дыхательная деятельность становится центральным моментом невротического механизма вообще, причем в двойном смысле. Она блокирует вегетативную деятельность организма и создает в результате этого источник энергии симптомов и невротических фантазий всякого рода. Язык является одним из самых излюбленных средств для подавления возбуждения органов. Этим объясняется и невротическое навязчивое стремление говорить. В таких случаях я заставляю подавлять речь до тех пор, пока не наступит успокоение.