Бинтование душевных ран или психотерапия? - Литвак Михаил Ефимович. Страница 2

— Мог бы и получше кого-нибудь найти для дочери. Сам понимаешь — провинция. Вилку как следует держать не умеет. Это «г»…

— Это ты зря. А жениха из нашего круга я, безусловно, найти мог бы, но не захотел.

— Почему?

— Потому что дети нашего круга — сплошь избалованные идиоты. Стоит уйти нашему поколению — и где они окажутся?

— В каком смысле?

— В прямом.

— Где?

— Где им и положено быть — в глубокой яме. А наш зятек не пропадет. На первом этапе я ему помогу, а уж потом — увидишь — уже он нам помогать будет…

Дочь назвали Натальей. Она росла умной, смышленой, а в пятилетнем возрасте у нее обнаружили феноменальные способности к шахматам. Ооновский дедушка вспомнил, что давным-давно получил третий разряд по древней игре и тренер упрашивал его поступать в физкультурный институт, чтобы продолжить карьеру шахматиста. Но желание «выбиться в люди» (а его родители работали учителями в сельской школе) цыкнуло зубом на талант, и жизнь сложилась так, как сложилась.

— Вся в деда, — гордо вещал он коллегам. — Будет великой шахматисткой. Нону Гаприндашвили за пояс заткнет. Я ведь тоже когда-то, знаете, надежды подавал!

Шло время, и Наташа-младшая делала головокружительные успехи. Ее называли наследницей Карпова и прочили скорый успех на спортивных аренах.

Наташа-старшая чувствовала себя глубоко обманутой. Она понимала, что Владимир взял ее в жены потому, что собирался делать карьеру с помощью ее отца.

Но она отдавала себе отчет в том, что на месте Владимира мог оказаться кто угодно — и красивее, и умнее, но нынешний муж почему-то казался ей самым порядочным, и надеялась, что Володя со временем оценит ее душу и полюбит ее хотя бы как друга, доверяя ей самое сокровенное и не считая только лишь ступенькой лестницы к высоким постам и должностям.

Она понимала, что ждать любви Владимира глупо, но… все-таки… чем черт не шутит. «Стерпится — слюбится», — говорила ей лучшая подруга Вера.

Верка, Верка… Еще ты утверждала, что с рождением дочери муж сразу изменит свое отношение к ней и станет абсолютно другим человеком. Ее бы устами…

Он не ругался матом, не пил водку и ни разу не тронул ее пальцем. Больше того, Наташа не помнила случая, чтобы он не подарил ей цветы на день рождения. Их ставили в пример. «Идеальная пара, — говорили друзья, — они так любят друг друга».

И тем не менее, Наташа чувствовала себя совершенно несчастным человеком. Ей казалось, что она осталась на этом свете совершенно одна, что она подобна одинокой комете в абсолютном холоде бесконечности — и ее полет кончится только когда она на полной скорости врежется в твердь планеты и рассыпется в мелкую пыль…

Она украдкой плакала по ночам, несколько раз порывалась уйти к родителям, но каждый раз что-то — скорее всего, просто отсутствие повода — удерживало ее дома.

Между тем Владимир, вопреки надеждам, никак не мог сделать решительный шаг вперед к широкой партийно-иерархической лестнице и подолгу застревал на одном месте. Вроде и энергия имелась, и голова на плечах, и связи в верхних эшелонах. Ан — нет… Все без толку! Тесть звонил из Нью-Йорка по инстанциям, друзья семьи обещали содействие, а только жизнь бежала мимо — как бы в телевизоре — за стеклянной стеной.

— Ты неудачник, Вовка, — говорила жена. — Зря я за тебя пошла.

— Так разводись, — сердился Володя. — Никто тебя силком держать не станет.

— Не могу, — вздыхала Наталья. — Привыкла. Хотела бы, да и папа говорил… Но не могу. Люблю…

Володя был директором небольшого НИИ в Подмосковье, имел персональную машину, дачу, влиятельных приятелей…

А бывший жених Натальи давно приносил пользу родине на должности посла в одной из азиатских стран и говорили, что его вот-вот назначат заместителем министра иностранных дел.

— Небось, жалеешь, что замуж за него не вышла? — спрашивал жену Владимир. — Смотри, каким орлом он вымахал! Смотрит на нас с небес…

— Дурак ты, Вовка, — говорила жена. — Ничего я не жалею. Это я говорю, чтобы тебя подзадорить… Я ж тебя люблю. Смотри, какая у нас дочь.

Когда дочь заканчивала среднюю школу и собиралась поступать в институт, в стране начало твориться совершенно невообразимое. По телевизору без зазрения совести показывали вчерашних классовых врагов.

Институт, которым руководил Владимир, мирно доживал последние дни. Один за другим сотрудники приносили заявления об уходе, виновато глядя мимо директора.

— А как же родина? — вопрошал Владимир, постепенно теряя уверенность в своей правоте. — Как же партия? Если не мы, то кто же?

— Нам, Владимир Владимирович, семьи кормить надо. Если бы не семьи, мы бы за корочку хлеба работали… Но вы ж знаете…

— Хорошо. Идите. Звоните, если надумаете назад.

— Конечно, Владимир Владимирович, — радостно соглашались уволенные сотрудники, но возвращаться не спешили.

Иногда Наталья-старшая делилась переживаниями с подругой.

— Эти годы я не жила, — говорила она, — и даже не существовала. Мне казалось, что я — медуза, подрагивающая от малейшего колебания воды и скрывающая свои аморфные телеса от окружающих. Людям, входящим в воду, нет дела до медузы, а ей — до людей.

— Может, тебе любовника завести? — спрашивала подруга. — Он тебя будет любить, ты — его.

— Кому я нужна?

Наталье казалось, что она живет совершенно автоматически, без всякого интереса к чему бы то ни было. Пьет, ест, спит, ходит на работу, готовит обеды — чисто механически…

«Кому я нужна, — думала Наталья, — для кого живу? Дочь выросла и не нуждается в моей опеке. Для нее я — возможная обуза в будущем. У нее своя жизнь, о которой я не имею представления. Муж?.. Ему я не нужна тем более. Удивительно, что он до сих пор со мной живет и не бросает, как бросил бы любой другой на его месте. Наверно, привык… Появись у него женщина, он оставит меня без сомнений и колебаний. Влияние отца кончилось, и Володя свободен, как ветер. Ведь он равнодушен ко мне и не замечает, как будто я предмет мебели. Удобной, комфортабельной… Точно! Наверно, у него в подсознании сидит мыслишка, что когда-то я очень дорого стоила… А у кого поднимется рука выбросить старую, но некогда очень дорогую мебель?! Давно есть мебель получше, подешевле, поудобней. Но для того чтобы выбросить дорогое старье, нужно иметь изрядное мужество, которого у Володи никогда не было».

— Ты сходи к психотерапевту, — посоветовала Верка. — Сейчас это очень модно.

— Зачем?

— На себя посмотри… Ты же превращаешься в старуху. А ведь недавно была молодой женщиной!

— Мне тут до пенсии осталось…

Тем не менее Наталья нашла по объявлению в газете некоего частнопрактикующего психотерапевта с плохо запоминающейся, но звучной фамилией.

Через два дня она была у него на приеме. Убогий, обклеенный дешевыми обоями кабинет производил удручающее впечатление, но Наталье было все равно. Ей вдруг показалось, что сейчас все ее беды кончатся, и она выйдет от психотерапевта совершенно другим человеком.

Доктор долго и тщательно записывал ее анкетные данные, а потом вдруг спросил, не подвергалась ли Наталья в детстве насилию со стороны отца и старшего брата.

— У меня нет старшего брата, — растерянно ответила Наталья.

— Странно… Ладно, продолжим.

Психотерапевт расспрашивал пациентку о том, подвергалась ли она насилию со стороны незнакомых лиц, коллег по работе, друзей мужа и прочих лиц мужского пола. Получив отрицательный ответ, он надолго задумался и предложил зайти через неделю.

Наталья решила больше не тратить время на психоанализ.

Более того, она не стала следовать советам подруги и проигнорировала ее требование пойти к гадалке, колдуну или, в крайнем случае, экстрасенсу, о чем впоследствии совершенно не жалела.

Владимир лениво и без интереса смотрел телевизор. Он давно понял, что ожидает Россию. Его мысли были сосредоточены на дочери. Несколько минут назад она звонила из Стокгольма и сообщила о победе еще на одном турнире.