Берегиня Иансы - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 17

Спящие рядом с костром вояки недовольно поднимались, широко зевая. Едва продрав глаза, они без слов и лишних обсуждений завязывали пояса и заряжали арбалеты. Вчетвером мы прокрались к соседней стоянке. На сборы у нас ушло немного времени, но путники уже спали, только дозорный сидел у огня, не давая ему погаснуть. Тихий лес ухал филинами и шумел ветром, мужчина зябко ежился и вглядывался в темноту, будто чувствовал наше присутствие.

Степан, не спуская с него взгляда, кивнул одному из Хранителей. Матвей, плечистый бородатый здоровяк, положил на локоть арбалет, прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. С тихим щелчком железный болт-кругляш вырвался из гнезда, и через мгновение мужчина у костра с глухим стоном завалился на спину. Меня прошиб пот. Одно дело злорадствовать, что сейчас твоего недруга посадят в клетку, а другое – видеть, как погибает ни в чем не повинный человек.

Хранители стремительно кинулись к стоянке, будто серые тени. Я стояла, схватившись за дерево, и не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в их сторону. Горло перекрыла противная слизь, и желудок жалобно сжимался в спазмах. До меня доносились далекие крики, чей-то свист, растревоживший дремлющий лес. Потом я услышала: «Он уходит!» Вспыхнул зеленый огонек, затрещало, ломаясь, дерево. На меня нахлынула жасминовая волна. Раздалось испуганное лошадиное ржание и крик Степана:

– Коней!

Я развернулась и бросилась в лагерь, уже из леса горлопаня, как обезумевшая:

– Колдун от наших уходит!!!

Лагерь моментально взбурлил и запенился. На тихой поляне в одно мгновение началось невиданное движение, больше похожее на хаос. Клянусь, ни один из Хранителей не разобрал, что за колдун, для чего и от кого он уходит, но ровно через три минуты все были в седлах и ордой кинулись к торговому тракту, загоняя лошадей.

– Куда? – заорал мне в спину взлохмаченный Лопатов-Пяткин, ошалело выскочивший из своей палатки. От злости он превратился в желтоокого уродца.

– За колдуном! – крикнула я ему, стараясь унять танцующую кобылу, и поспешила за отрядом.

Поднимая пыль, я пронеслась по тракту, следуя за маячившими впереди всадниками. Ветер бил в лицо, пузырил на спине широковатую душегрейку, заставлял жмуриться. Лошадь мчалась как сумасшедшая, заражаясь всеобщим безумием. Хранители давно превратились в демонов, скалились черными раздвоенными жалами и пялились змеиными глазами. Где-то вдалеке, громыхая, взрывались зеленоватые энергетические шары, посылаемые отбивающимся колдуном. На горизонте вспыхивало магическое зарево. Небо, затягиваемое дождевыми облаками, уже стало светлеть, заменяя ночь и превращая ее в серые неприветливые сумерки.

Вот первые преследователи резко повернули на развилке дороги и припустили через поле за одиноким всадником. Я осторожно спустила лошадку с дорожной насыпи, но все же отстала на приличное расстояние от своих подельщиков, скрывшихся в лесу, и догоняла их, лишь ориентируясь на отдаленные крики, разносившиеся эхом по округе.

Как назло вместе с налетевшим ветром хлынул настоящий весенний ливень. Укатанная широкая тропинка моментально стала скользкой, хрипящая лошадь спотыкалась и поскальзывалась. Дождь лил как из ведра, заменяя чуть занявшийся рассвет холодной полумглой. Одежда моментально вымокла, волосы налипли на лицо и лезли в глаза.

Глубокий овраг пересек лес настолько неожиданно, что я едва успела осадить разошедшуюся кобылку. Хранители стояли по краю обрыва, вскинув арбалеты и целясь в мечущегося внизу человека, захваченного в плотное кольцо. Савков, прихрамывая, будто загнанный зверь остервенело метался, боясь удара в спину. Его конь, упавший с обрыва, поломал хребет и теперь издавал душераздирающие вопли.

Степан наклонил арбалет и в тот момент, когда Николай сложил руки домиком, готовый послать магический удар в ответ, пристрелил жеребчика. Тот последний раз дернулся и застыл навсегда. От неожиданности Николай отпрыгнул от мертвого коня и, споткнувшись о корягу, грохнулся в ледяную жижу.

Сверху лил дождь, резкие порывы ветра студили и без того закоченевшие пальцы. Степан кивнул и, кашлянув в рукав, приказал:

– Его надо заковать в диметрил, и возвращаемся в лагерь.

Деревня Дудинка, наш последний рубеж, располагалась всего в пятнадцати верстах от Иансы. Здесь уже давно квартировал один из крупнейших отрядов боевиков Лопатова-Пяткина в ожидании своего предводителя. С приближением к заветной цели Василий заметно нервничал и становился раздражительным. К тому времени как наш маленький отряд достиг наконец деревеньки, граф был мрачнее тучи.

Когда мы рано поутру миновали деревянный указатель с побледневшими буквами, то заметили, что нас уже встречают: местные жители вышли к нам крестным ходом с молитвами. Необразованный и суеверный деревенский люд искренне считал Хранителей, распоясавшихся на бесплатных харчах, демонами, посланными на землю за грехи правителей. Лопатов-Пяткин был хорошо наслышан о нелепых слухах. Поэтому, когда его, задремавшего в карете, разбудило громкое пение церковного хора, он пошутил – вышел и, беспрестанно крестясь, низко поклонился иконе в руках тщедушного дьячка. Шествие остолбенело, а я расхохоталась до слез, сгибаясь в седле и норовя рухнуть под копыта своей кобылки. Завидев моего демона, который сделал над головами селян красивый круг, заливаясь отвратительным лаем, толпа замолкла, сжалась и поспешно освободила дорогу. Страх спикировал мне на плечо и смачно лизнул щеку, после чего бородатый дьячок бессильно опустил икону, смирившись с нашим приездом.

– Наташа, заткни свою шавку! – рявкнул граф, брезгливо оглядывая заляпанные грязью и навозом сапоги. – А то всех местных перепугаем, придут ночью с вилами!

– Они и так придут, – пожала я плечами и широко зевнула в кулак.

От бессонницы горели огнем глаза, будто в них песку сыпанули, голова беспрерывно гудела, и в теле поселились непроходящие усталость и ломота. Настрой колебался от плохого до отвратительного. Иногда хотелось завыть в серое небо, как это делал Страх Божий тоскливыми ночами.

Вновь прибывших разместили на постой по деревенским избам. Кому не хватило лавки в горницах, отправлялись на сеновалы. Меня же поселили в одной избе с графом и Авдеем. Немощный колдун, на глазах превращающийся в иссохшую мумию, сразу ушел в свою жировку, приказав перетащить туда кованый сундук, закрытый на большой амбарный замок и воняющий жасмином.

Граф быстро поднялся на крылечко. Деревянные ступеньки жалобно заскрипели под его тяжелыми сапогами, а хозяйка избы, крохотная старушка, подбоченясь, внимательно рассматривала гостя.

Я спешилась, передав поводья конюху Василия, который торопливо потащил мою уставшую лошадку к покосившимся сараям, чтобы затем распрячь четверку Лопатова-Пяткина. Вслед за нами приехала и старая телега, в которой вместе с походным скарбом в балаганной клетке для медведей, прикрытой от нежелательных соглядатаев кожухом, везли связанных меж собой Дениса и Николая.

Граф кивнул на клетку:

– Наталья, оформи этих двоих и готовься, скоро поедем в Иансу! Бабка, умыться подай!

От названия «Ианса» у меня все перевернулось в странном волнующем предчувствии, я кивнула и крикнула вознице, указывая пальцем на серое шаткое строение, видневшееся из-за угла дома:

– Надо этих двоих в тот садовый сарай рядом с нужником определить! Вызови Степана, пусть его ребята помогут!

Тусанин с двумя своими приближенными, Матвеем и Тимофеем, появились тут же. Мужчины резко стянули тяжелый кожух, раскрывая наших пленников. Несчастные, отвыкшие за время поездки от дневного света, жмурили воспаленные глаза.

Оба приятеля выглядели отвратительно. Один, с кляпом во рту, после долгого утомительного пути перестал даже мычать, полагая, что доживает последние дни. Второй, измученный диметрилом, своим осунувшимся, белым как простыня лицом с черными тенями под глубоко посаженными глазами походил на поднятого из могилы усопшего.

Граф уже вошел в горницу, а бабка все еще стояла у перилец, осуждающе покачивая головой.