Берегиня Иансы - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 31

Николай не шевелился!

Я снова бесполезно дернулась, звеня кандалами, но лишь еще сильнее изранила руки.

– Боже мой! – Непонятная, будто бы физическая боль рассекла грудь. – Очнись…

Неожиданно Савков зашевелился, а потом, пошатываясь, поднялся на ноги. Меня тут же отпустило, и накатила необъяснимая ярость.

– Наташа! – Он сделал ко мне шаг и свалился. Над его головой промелькнула огненная вспышка шаровой молнии и врезалась в тонкое гибкое деревце.

И все стихло. Нападение закончилось так же неожиданно, как и началось. Только вокруг трещал, сгорая, лес, а поляна превратилась в последнее пристанище для доброго десятка стражей.

– Что за … на нас напала?! – заорал кто-то испуганно. – Что за чудища?!

Я неотрывно следила за Савковым. Его грудь тяжело вздымалась, а лицо превратилось в застывшую, измазанную копотью маску.

– Савков, – тихо позвала я, прижимаясь спиной к колесу телеги.

– Они пришли за тобой! – обвиняюще прошептал Николай. – Не знаю, что ты сделала, когда убегала от Лопатова-Пяткина. Но они не успокоятся, пока не заберут тебя. Они уничтожат всех, кто встанет на их пути.

– Тогда отпусти меня. Разбей кандалы и отпусти. Все просто. – От гари першило в горле.

– Я не могу. Не могу! – в отчаянии воскликнул колдун. – Это мой последний шанс…

Он осекся.

– Остаться Главным магом королевства? – догадалась я и покачала головой. – Ну что ж, когда высоко взлетишь – падаешь дольше и больнее. Только запомни одно: единственной, кого пока не тронут, буду я.

Я недобро усмехнулась про себя: игра в кошки-мышки с Хранителями началась.

К середине следующего дня, когда солнце достигло своего зенита и нещадно палило землю, приводя тем самым в неописуемый восторг травинки, былинки и крохотных букашек, стрекочущих, будто на пожар, мы подъехали к небольшому, окруженному высоким частоколом сельцу.

– Черт, – поморщился недовольно Савков, теперь, после нападения Хранителей, не отступавший от меня ни на аршин. – Не могли найти другой деревни, им обязательно к белорубашечникам надо было. Идиоты, ей-богу!

Федор Ветров все никак не мог прийти в себя после сонного порошка и едва сдерживал слезы, что пропустил настоящую бойню, ни с кем-нибудь, а с самими Хранителями. Страх Божий был на редкость тих, жался у меня за пазухой и даже тяпнул за палец как-то вяло и без удовольствия.

Стражи поглядывали на меня недобро, всю дорогу хранили удрученное молчание, ни тебе грубых шуточек, ни привычной ругани. Они лишь только скупым неохотным словом вспоминали павших товарищей, похороненных на выжженной лесной полянке.

На въезде у ворот дежурил отряд в зеленых плащах Окского Стражьего предела. Завидев нашу кавалькаду, мужички подтянулись, но честь отдавать не торопились, посчитав такое излишеством. Ведь коллеги были не из королевского отряда, ей-богу. Белорубашечники радушием не отличались. Редкие прохожие в белых балахонах с вышивками на груди в виде солнца поспешно уступали дорогу и плевали нам вслед, стоило отъехать на приличное расстояние. Улица, на каторой мы оказались, заканчивалась неказистым строением, лишь отдаленно напоминающим храм с высокой колокольней.

– Белорубашечники, ядрить туда налево, – фыркнул рядом со мной Филимон, намедни потчевавший меня пшеничной кашей, и смачно сплюнул.

Мы остановились на широком дворе с настежь открытыми воротами. Внутри, за высоким забором, притаился большой дом с мезонином и флигелем. Одуревший от жары пес, посаженный на цепь, даже не потрудился тявкнуть, встречая нас. Только лениво повел рыжим ухом и широко зевнул, оголив желтоватые клыки.

Нам навстречу с порога спустился и временный хозяин жилища. Денис Давидыв в расстегнутой рубахе, открывающей волосатую грудь, уже слегка покрасневшую на солнце, разглядывал меня ясными синими глазами, а шрам, тянущийся от виска до уголка губы, отчего-то с каждой секундой все ярче выделялся на лице.

– Знатная добыча! – вместо приветствия кивнул он в мою сторону.

– Эта добыча стоила мне десяти лучших воинов, – буркнул Савков, стягивая перчатку и пожимая протянутую руку.

Федор Ветров галантно подхватил меня за талию и совсем некрасиво стащил с лошади, так что сапог, зацепившийся за стремя, слетел с ноги. Страх Божий недовольно заворчал за пазухой. Я чувствовала себя чрезвычайно глупо, стоя в пыли в одном полосатом чулке, с руками, скованными диметриловыми наручниками, и растрепанная.

Давидыв жадно разглядывал меня, словно бы хотел впитать каждую черточку моего похудевшего лица с темными кругами под глазами. Вокруг суетилась чернь, распрягали лошадей, разгружали повозки. Кудахтали испуганные куры, разбегались в разные стороны гуси. Дворовая челядь, видать привезенная Давидывым вместе с собой, не скрываясь, рассматривала нас, высыпав из людских.

– Ты ее голодом могил? – вдруг деловито спросил Денис у Николая.

Тот изумленно округлил глаза-вишни и только скрипнул зубами, а потом резко крутанулся на каблуках с непроницаемым, почти угрюмым выражением.

– Эй, Савков! – окликнула я, когда колдун уже поднялся на крыльцо. – Не забудь с Давидыва деньги получить! В феврале за мою голову двести золотых предлагали, как раз дорожные расходы покроет!

Он ничего не ответил, только спина напрягалась, а потом так громыхнул дверью, что подкова с притолоки слетела и звучно шлепнулась на скрипучие ступени. Я довольно хмыкнула, а Давидыв покачал головой:

– Ну здгавствуй, Наталья.

Что бы ни говорил Денис, как бы ни бил себя в грудь, народный избранник доморощенный, все больше он походил на короля Распрекрасного и внешне, и внутренне.

– Без любезностей обойдемся, – одернула его я, – я не слишком рада тебя видеть. Готовься, Денис, Хранители наступают нам на пятки, скоро они будут здесь.

Денис широко улыбнулся и привычным, до боли знакомым жестом сунул в рот папиросу, которую все это время мял между пальцев:

– Ты, кажется, гаазишь мне? Испугать хочешь?

– Испугаешься, когда Хранителей увидишь, – пожала я плечами. – Ты мне апартаменты выдели, очень хочется умыться.

– Как скажешь, – кивнул он подозрительно радушно.

Меня посадили на цепь потолще, чем у дворового пса, в жалкий полуразвалившийся сарайчик, захламленный и пыльный. В крыше моего нового обиталища зияла огромная дыра, через которую можно было наблюдать за медленно и плавно дрейфующими по синему небу облаками. Рядом с хлипкой дверью поставили Федьку. И теперь я почти с нетерпением ждала, когда же Денис принесет лопату и заставит меня копать самой себе могилу.

Федор не замолкал ни на минуту, все время что-то бубнил через чуть приоткрытую дверцу, о чем-то рассказывал, а я внимательно изучала железный палец, забитый в соединение кольца кандалов. Пошевелила ногой, громыхнув ржавыми металлическими звеньями цепи. Оказалось, она надежно прикручена к пудовому кованому сундуку. Хотя если разобраться? Я подергала крепление. Нет, бесполезно – надежное, как Центральный Торусский банк.

– Наташ! – позвал Федька. – Ты меня слышишь?

– Чего тебе? – грубо отозвалась я.

– Я говорю: ты бы меня на дело взяла с собой?

«Чего?»

– Федор, а ты бы помог мне бежать? – серьезно спросила я.

Тот замешкался с ответом, тихо скрипнула дверь, и в проеме показалось испуганное и сконфуженное почти детское лицо Ветрова.

– Ты это… шутишь?

– Разве похоже? А коли нет, так выметайся! – раздраженно выпроводила его я, прекрасно осознавая, что задала юнцу слишком провокационный вопрос, на какой он не сможет дать ответа. И, чтобы уж наверняка забить в его сердце осиновый кол, добавила: – С такими, как ты, Ветров, нельзя в разведку ходить, а воровать тем более! Тебе потом пригрозят, ты и выдашь с потрохами.

Федька убрался восвояси и шумно, обиженно засопел. В щелки между потемневшими досками сарая пробивался солнечный свет. В желтых лучиках плавали крохотные пылинки и превращались в пургу, когда я шевелилась.

Страх Божий, выспавшись, завозился у меня под рубахой, потом поднапрягся и высунул из горловины круглую башку, отчего грубая ткань врезалась мне в шею. Я осторожно щелкнула браслетом, наконец снимая его с шеи демона. Скинув сапог, я стянула полосатый, рваный на большом пальце чулок и застегнула Королевскую Невинность на лодыжке. Так оно надежнее будет!