Как все начиналось - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 6

– Вон они! Они туда побежали! – ткнув пальцем в сторону Главной площади.

– Вон они! Вон они! – раздалось вокруг. Толпа озверелых поклонниц моментально двинулась в указанном направлении, сметая все и всех на своём пути.

– Лови их, – подлила я масла в огонь, но мой призыв либо не восприняли, либо не услышали. В это время на опустевшую мостовую из-под телеги выбрались «Баяны», гном и подруга, не спускающая влюблённых глаз с парней.

Пробирались мы, как партизаны, тёмными улочками, известными мне с детства. Я шла первая бодрым шагом, напевая скабрёзную песенку. Мальчики беднели от любого женского голоса, судорожно прижимали некогда шикарные лютни и ожидали за каждым поворотом наткнуться на орущую толпу. Гном пыхтел и ковылял на своих коротких ножках, стараясь не отставать. Динара, едва не плача, завершала процессию, неся уже развёрнутое, как транспарант, лубяное безобразие с лицами музыкантов. Через минут двадцать показался «Весёлый поросёнок», не сговариваясь, мы прибавили ходу.

– Дошли, слава богу, – проснулся гном, – а то я чуть не помер. Одышка, зараза, замучила.

– А Вы приходите к нам в лавку травницы Марфы, мы Вам быстренько лекарство найдём, – не стала теряться я, зазывая выгодного клиента, – и ребятам, – кивнула я в сторону четвёрки, – что-нибудь от горла, а то на морозе поют, голоса сажают.

Последнее предложение написало на их челах неподдельный ужас, видимо, перспектива быть вылеченными от чего бы то ни было, пугала всех до беспамятства.

– Но я не настаиваю, – быстро ретировалась я, решив, что ещё слово и обеда нам не видать.

– Ну ладно, девоньки, ладно. Обсудим потом, а сейчас кушать, есть или жрать. У меня после таких разборок всегда аппетит просыпается, – подытожил гном мою тираду.

Всемером мы зашли в харчевню. Хозяин, усатый, дородный дядька, чуть не обмер:

– Ох, какие гости, какие гости, а доченька-то моя, Алёнка, на вас, касатиков, пошла полюбоваться, а тут вы сами и пожаловали. Честь-то, какая, честь, – запричитал он.

– Лучше дверь на засов запри и ставни закрой, – гаркнул совсем уже пришедший в себя гном, – а то весь твой сарай разберут на прутики. Ну, девоньки, давайте знакомиться, – обратился он к нам, когда мы все расселись за длинным столом.

– Ася, а это Динара, – представила я оторопевшую от такого нежданного счастья подругу.

– Угу! – поддакнула она, съедая глазами четырех красавцев.

– Аспид, – важно представился гном. – Я импресарио этих орлов.

– Чего? – не поняла я, гном махнул рукой: дескать «неважно».

Мальчики дружно молчали. «Бойцы, ну представьтесь же!» – скомандовал Аспид. Очевидно, бойцы умели только петь, но не говорить, или же берегли горло для новых концертов.

Через несколько минут принесли закуски и выпивку, от вина мы вежливо отказались, а вот курочку в маринаде, да огурчики уминали с удовольствием.

Динарка не сводила влюблённых глаз со своих кумиров, гном громко чавкал и икал. С улицы стали доноситься приглушённые голоса и стуки в закрытые ставни поклонниц «Весёлых Баянов». Это совсем не располагало к трапезе. От одной мысли, что счастливых у нас не любят, а потому сильно бьют, аппетит исчез, а в понимании этих девиц, мы с подругой сейчас были самыми счастливыми на всем белом свете.

Я начала тянуть Динарку домой, но та упиралась и не хотела прерывать своего блаженства. Все же после того как парни нацарапали по кресту на своих лубяных изображениях, она обречено сдалась.

Совершенно счастливая и окрылённая с обновой подмышкой я влетела в лавку.

– Марфа, – заорала я с порога, – я купила!

Завёрнутые в коричневую бумагу лежали эльфийские сапожки. О том, как я их приобретала, будут складывать легенды: такого хамства народ ещё не видел. Эльфы по природе своей жаднее гномов, торговаться с ними бесполезно ещё и потому, как языка они не знают.

Но со мной этот номер не прошёл!

Желая заплатить хотя бы на медяк меньше, я орала до хрипоты, что мне обманывают, и этот хлам таких денег не стоит. Эльф от неожиданности едва не поперхнулся и, тыча пальцем в кульки, предлагал мне их вернуть. Через пять минут он ещё молчал и пытался вырвать сапоги из моих рук. Через десять он орал мне в лицо на своём эльфийском, а через пятнадцать минут вспомнил весь запас словенского мата. Потом ещё прохрипел пару слов и потерял от злости голос. Тут я проявила редкостное радушие и предложила ему купить в нашей лавке микстуру для горла с огромной, почти пятидесяти процентной скидкой. Эльф, очевидно, ничего не понял, но как-то покраснел, оскалился, не долго думая, я решила исчезнуть, пока он не набросился на меня с кулаками.

Звякнул колокольчик на входной двери, я спрятала в стол свёрток с сапогами. На пороге стоял Иван Питримович Петушков. Выглядел он отвратительно, помятое лицо радовало глаз разбитой губой и опухшей переносицей. Судя по всему, синяки он получил уже после дуэли. Глаза красные, похмельные. Он постоянно сморкался в платочек и кашлял в рукав.

– О, милая дэвушка, – прогундосил Ваня, потом замолк, посмотрел сквозь меня жалобным взглядом и громко чихнул мне в лицо. Я непроизвольно обтёрлась шалью и постаралась отойти на шаг назад.

– Помогите! – прошептал он тихо. – Эта простуда, кашель мучает, спать не могу. Умру ведь, город без меня пропадёт!

– Ну, да, – я изобразила на лице заученную улыбку и достала с полки бутылку с настойкой. – Вот, три раза в день после еды.

Петушков буквально вырвал из моих рук лекарство и нежно прижал его к худой груди, полез в кошель за золотыми, и тут его взгляд уткнулся в семь ярких звёздочек сверкающих у моего пальца. Он вытянул губы трубочкой и сморщил лоб, пытаясь, что-то вспомнить. Я быстро убрала руку с прилавка, но не тут-то было: память к Ивану возвращалась семимильными шагами.

– Ты! – зло прохрипел он и закашлялся. – Ты мне губу разбила!

Явное несоответствие сказанного с действительным немало удивило меня. Я, конечно, могла бы попробовать разбить ему лицо, но я же не допрыгну до его физиономии!

– Сам виноват! – заявила я, вырывая у него бутыль с лекарством.

– Отдай! – Ваня потянул ко мне длинные худые руки, и снова закашлялся. – Недоучка чёртова! Я все про тебя знаю!

– Что ты про меня знаешь? – рявкнула я, злясь.

– Тебя из Училища с позором выгнали!

– А ты был троечником!

– Что здесь происходит? – раздался со второго этажа Марфин голос.

– Ничего! – крикнула я в ответ. Не хватало ещё, чтобы Лукинична узнала о нашей дуэли и о проведённом в карцере вечере. Ну, держись Иван Питримович Петушков! Я искренне улыбнулась адепту, конфузя того до слез. Достала с полки малюсенькую баночку с самым сильным известным мне слабительным и протянула ему:

– От кашля, бесплатно, в знак примирения.

Ванятка так обрадовался бесплатному лекарству, что сам широко улыбнулся и принял бутылочку.

– Прощаю! – гордо бросил он через плечо, и вышел из лавки.

«Простишь меня, когда ни кашлять, ни икать, ни дышать не сможешь!» – ухмыльнулась я про себя.

Глава 2

Одинокий мальчик

Чёрный коридор, странные неровные тени от свечей где-то впереди. Холодный ветер и плач, плач ребёнка. Волосы прилипали к лицу, я пыталась убрать их дрожащей рукой. Я металась по коридору, ища выход, я шла на крик, это был крик маленького мальчика. «Ты где?» – звала я его, но ребёнок не слышал и продолжал плакать, как от боли, как от страха. Я хваталась за холодные скользкие стены, сердце сжималось от тоски и гнева, словно это маленькое плачущее существо было тем единственным, которое я люблю на этом свете. Поднялся ветер, заглушая плач, кто-то приближался сзади, удар в спину…

И я проснулась. Обнаглевший кот, решив, что я занимаю слишком много места на кровати, упираясь спиной о стену, пытался лапами спихнуть меня. Мой Кузя был размером с добрую дворнягу, поэтому с ним не поспоришь. Едва не растянув руку, я попыталась схватить его, за что была сразу же укушена.