Как все начиналось - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 90

– Ну, я же знал, что ты вернёшься! Я же не мог братана в беде оставить!

– Ванька! – я обняла его, и крепко-крепко сжала в объятиях.

– Тихо ты, – простонал приятель, – все кости после вчерашнего ломит! И чего я из-за этой худой выдры в драку полез? – недоумевал Ваня. – Да, ещё с кем! С Властителем! Мама дорогая!

Я широко улыбнулась: «Спасибо тебе Марфа, одного больного вылечили!»

– Ваня, ты в меня влюблён? – я серьёзно посмотрела на Петушкова, пытаясь разгадать, дало ли зелье побочный эффект.

– Чего? – Петушков с самым серьёзным видом повертел пальцем возле виска. – Не приведи, Господи, такого счастья.

Потом мы долго спорили, каким образом мы сможем спасти Властителя, который, как, впрочем, и всегда, спасённым быть не желает.

Чтобы напоить Арвиля зельем, мы должны были, по крайней мере, попасть в Дом Властителей, но тот сейчас представлял собой непреступную крепость, оцепленную отрядом стражей. Любой придуманный нами план, после детальной разработки приводил к одному и тому же результату: рано или поздно я оказывалась на костре.

– Знаю, – вдруг просиял, как энергетический шар, Ваня, – придумал!

План его оказался до гениальности прост, хотя имел огромные погрешности. В Фатии было испокон веков принято, прежде чем объявить о брачном сговоре, испросить разрешения у Властителя, а уже после властительского благословения играть шумную свадьбу.

Ваня предложил изобразить двух влюблённых голубков, мечтающих соединить свои сердца, при этом я должна была одеться парнем, а Ванятка девкой.

Процесс переодевания занял столько времени, что за благословением мы отправились поздним вечером, когда другие молодые люди уже уединялись по кустам. Мы представляли из себя странную, но, в общем, милую пару: низенький мужичишка в потрёпанном картузе, в огромных, не по размеру, сапогах и в волочащемся по земле плаще; и высокая худая девушка, с замазанным кукурузной пудрой синяком, в узком платье, врезающимся в подмышки, и худыми волосатыми ногами, торчащими из-под оборчатого подола.

– Думаешь, не признают? – меня всю дорогу мучили сомнения. Уж слишком глупо оба выглядели в своих нарядах.

– Какая разница, нам, всё равно терять нечего, – буркнул Ваня, но через парадную дверь идти побоялся. Мы благополучно проникли в дом через дыру в заборе и чёрный вход.

На нас пахнуло удушающим жасмином, становившимся, с каждой минутой практически невыносимым. Прислуга с самым затравленным видом на цыпочках, словно тени, скользила по коридорам и из комнаты в комнату, переговаривалась шепотками, а наше появления восприняло, как нашествие варваров на Солнечную Данийю.

– Вы зачем здесь? – накинулась на нас полная служанка в крахмальном белом передничке.

– Мы того, про свадьбу спросить, – промычал Ваня.

Женщина окинула нас недоверчивым взглядом, очевидно, пытаясь разгадать, из какого сумасшедшая дома свалилась на их головы странная парочка. После долгих раздумий и шумных вздохов, она всё-таки кивнула головой и проводила нас по длинному коридору в уже ярко освещённый бальный зал, где нам когда-то зачитывали приказ Совета.

Зыбкую тишину зала разбивало в пух и прах хриплое кошачье завывание Прасковьи. Песня эхом разносилась по помещению, витала над балками, у разноцветных витражей, закладывала уши и коробила от особо фальшивых нот. Кроме того, девушка бренчала на лютне, едва не разрывая струны инструмента. Властитель с покорностью домашнего пуделя пытался выслушать нестройное соло возлюбленной, стараясь морщиться, как можно реже, и, подавляя в себе закономерное желание эстета, закрыть уши.

Наше появление оказалось для него спасением. Завидев две фигуры, маячившие в дверях, он буквально подскочил с кресла и жестом предложил нам приблизиться.

– Надо же, – тихо хмыкнула я, – нас встречают стоя и с музыкой!

Властитель, вспомнив в своём высоком положении, величественно опустился обратно на трон, а потом грубо вырвал из рук благоверной лютню, вцепившись в инструмент железной хваткой, и, очевидно, рассчитывая после нашего ухода убрать его с глаз подальше.

Он обратил к нам не затуманенный мыслями взор, и лицо его с опухшим носом и синевой на переносице перекосило. Такой забавной парочки он не видел даже на картинках детских книжек.

– Что вам дети мои? – недоумение сменилось подозрением, очевидно, наши лица казались ему до странности знакомыми.

– Благословить! – ломая голос, пропыхтел Ваня. – Меня и моего избранника! – он так сильно хлопнул меня по спине, что я дёрнулась и выпучила от боли глаза. – Сам он испросить не может, он глухонемой!

Прасковья с интересом разглядывала нас, пытаясь, как и Властитель, понять, откуда ей знакомы наши физиономии. Мне стало так весело, что я широко ухмыльнулась, Ваня сие заметил и поспешно добавил:

– А ещё он придурковат! – для пущей убедительности он даже повертел пальцем у виска.

– А зачем он тебе нужен? – прохрипела Парашка.

– Ты посмотри на неё! – не выдержала я. – Да кто её возьмёт замуж кроме дурака!

– Ты же глухонемой! – охнула Прасковья.

– Я прозрела, пардон, прозрел!

– Но ты же глухонемой! – воскликнули три голоса.

– Благословишь или нет! – рявкнула я. Властитель неопределённо качнул головой. – Хорошо, пойдём отсюда, родная, – я схватила упирающегося Ивана за руку и потащила к выходу.

Оказавшись в коридоре, мы перевели дыхание.

– Ты думаешь, он нас не узнал? – спросила я у Петушкова, когда мы во все лопатки, громыхая каблуками, мчались к спальне Арвиля.

– Узнал, просто изумился нашей наглости, – хмыкнул приятель.

Когда мы стояли у дверей властительской опочивальни, я скомандовала:

– Ваня, ты стой на стрёме! Кто-нибудь пойдёт, сразу кашляй, а я там спрячусь куда-нибудь.

Я вошла в комнату, на столе стоял абсолютно пустой графин. Я схватила его и выскочила в коридор.

– Ваня, воды нет!

Петушков глухо застонал, схватил ёмкость и бодрой рысцой направился вперёд по коридору. Отсутствовал он буквально минуту, но я вся изнервничалась, решив, что его схватили. Иван материализовался живой и здоровый, с полным графином.

Я схватила графин и кинулась в комнату. Потом долго не могла найти склянку с зельем, стуча себя по карманам. В конце концов, я её обнаружила и, когда уже трясущимися руками открывала, Ваня деликатно кашлянул, потом ещё, потом ещё. Я с бешеной скоростью вылила в графин все зелье и, не долго думая, спряталась в шкаф, обронив на шерстяной эльфийский ковёр бутылек. В тот самый момент, когда я пальцем закрывала дверцу, в комнату вошли Фатиа и Неаполи, Арвиль едва не наступил на склянку, я прикусила губу, чтобы не заорать.

– Что за важное дело? – сурово поинтересовался Арвиль, буравя Леона недобрым взглядом.

– Девчонка в городе, – рявкнул тот, – соседи видели, как она прилетела на этом прохвосте Али Абаме.

– Неаполи, – вздохнул Фатиа, – девчонка не только в городе, но и моем Доме! – Я едва не обмерла, сидя в шкафу, и прикусила сжатый кулак, чтобы не застонать. – Они с этим бывшим адептом, как его?

– Петушковым, – подсказал Леон.

– Ну, да, Петушковым, только что устроили целый спектакль в тронном зале, – внезапно Властитель стал растерянным, неловко сел на кровать, потом встал, снова сел. – Знаешь, брат, иди пока. Я разберусь.

Леон помялся, но вышел.

Арвиль уставился на ковёр, взгляд его скользнул по пустому бутыльку синего цвета, он подобрал его, долго крутил в руках, а потом натужно произнёс:

– Ася, вылезай, ты там не задохнулась ещё?

У меня от страха свело желудок, и вспотели ладони. Я сидела как партизан, понимая, что если вылезу, то только долгая и мучительная смерть сможет смыть тот позор, коим я только что покрыла весь род человеческий. Наверное, именно так Фатиа и полагал, когда складывал тот костёр, предназначенный для меня.

– Ася, я знаю, что ты в шкафу.

Думай, Вехрова, думай!

– А что мне будет? – осторожно поинтересовалась я.

– Выходи, узнаешь, – оттого, что голос был спокоен, мне стало ещё хуже.