Исследование авторитарной личности - Адорно Теодор В.. Страница 20

Мы сопоставим также наши интерпретации идеологических представлений с результатами исследований, не ограничиваясь при этом пределами высказываний, ибо они кажутся достаточно поверхностными. Наша цель – это не подведение итогов на основе количественных данных, но, как указано выше, – стремление установить связи между идеологией и психическими детерминантами.

Мы не утверждаем, что психическое является причиной, а идеология следствием, но постараемся рассмотреть их в теснейшей связи, исходя из того, что иррациональность также присуща идеологии, как внешнему поведению человека – бессознательные конфликты в психике. При изучении материалов интервью особое внимание было уделено этой иррациональности, а также тем высказываниям, которые каким-то образом свидетельствуют о динамике структуры характера. Составление таких конфигураций, где присутствуют и динамическая мотивация, и идеологическая рациональность, кажется нам оптимальным путем для доказательства следующих положений. Представленный выше материал² по крайней мере позволяет рассматривать структуру характера как один из детерминантов идеологии.

Но сфера, которой мы занимаемся, не допускает упрощенного толкования категорий психологии. Наше определение «потенциально фашистского характера» базируется в основном на отличиях между Н и N; если эти различия имеют место в большинстве аспектов политико-экономической идеологии и в глубинном смысле соответствуют всем аспектам идеологии, то должна существовать еще одна детерминанта, стирающая различия между Н и N и делающая невозможным однозначное толкование в категориях психологии.

Это и есть наша общая культурная атмосфера и прежде всего влияние идеологии на формирование общественного мнения. Если наш культурный климат под давлением социального контроля и концентрации технологий стандартизован в невиданных масштабах, то мы должны допустить, что мышление индивидуумов отражает не только структуру характера, но и эту стандартизацию. Структура характера обусловлена этим в гораздо большей степени, чем это может себе представить наивный наблюдатель. Другими словами, мы должны принимать во внимание, что у интервьюируемых есть некая идеологическая «общая схема», которая, ни в коем случае не являясь индифферентной к дихотомии Н и N, все же нарушает границу между ними. Наши данные вполне подтверждают, что такая «общая схема» существует на самом деле.

Основным в этой главе является вопрос, нет ли в этой идеологической «общей схеме», даже по сравнению с восприимчивостью нашего Н к фашистской пропаганде, опасности массового присоединения к антидемократическим движениям, получившим однажды мощный импульс?

Значение этого диагноза, который должны подтвердить наши материалы, очевидно: из него следует, что такой общий потенциал не может быть преодолен только воспитательными мерами на психологическом уровне. Наряду с этим требуются решительные изменения культурного климата. Этот аспект методологически важен для нашей работы, так как он несколько смягчает противопоставление Н и N, которое при абсолютизации может привести к «психологической пристрастности», пренебрегающей действующими в нашем обществе объективными и надындивидуальными силами.

Употребление понятия «общая схема» в сфере идеологии на первый взгляд может показаться парадоксальным. Но благодаря ему можно провести относительно понятное, простое, хотя и несколько грубое деление на прогрессивные и реакционные убеждения, ибо здесь обозначились наиболее характерные различия. Однако факты этого не подтверждают, скорее трудно удержаться от впечатления, что в интервью на политико-экономические темы сходства между Н и N гораздо больше, чем в более отвлеченных областях. Существуют, разумеется, темы совершенно однозначные, вроде некоторых одиозных антисемитских представлений, рассмотренных в предыдущих главах. Даже без научного исследования можно сделать вывод, что Н по большей части против, а N за Рузвельта, что Н отдают предпочтение «жесткой» внешней политике, а N — сторонники взаимопонимания, и что Н с возмущением отвергают коммунизм, а N склоняются к дискуссии по существу. Но есть и множество «более формальных» элементов политической идеологии, которыми пронизана «общая схема» и которые способствуют реакционным и потенциально фашистским убеждениям. К ним относятся, как будет показано ниже, всеобщая неосведомленность и путаница в политических вопросах, привычка «навешивать ярлыки» и «персонализация», недовольство профсоюзами, протест против государственного вмешательства в экономику и ограничения доходов, и многое другое. Существование такой «общей схемы» в политике не является неожиданностью, если рассматривать проблему во всех взаимосвязях. Фактически о наличии этой проблемы свидетельствуют наши количественные результаты. Используя одну только шкалу РЕС, мы не могли ожидать тесной корреляции между политической идеологией и антисемитизмом. Дэниэл Дж. Левинсон привел доказательства, что корреляция по РЕС между антисемитизмом и этноцентризмом никогда не была очень высокой³. Были опрошенные с высокими показателями по РЕС, но низкими по Е, а другие – с высокими по Е, но средними или низкими по РЕС. Это означает, что мы не можем, особенно в данной области, определить Н и N четкими категориями.

Посмотрим, подтверждают ли интервью эти положения: что в качественном отношении означает снижение критериев различия, а также можем ли мы и каким образом установить значимые величины различия.

Если признак по шкале Е статистически различает высокие и низкие показатели так, что «высокие» показатели становятся еще выше, и это наблюдается у всех интервьюируемых, то надо сделать вывод, что признак присущ нашей культуре в целом. В этой главе мы уделим особое внимание таким наиболее ярким признакам. То, что речь идет о потенциально фашистских признаках, находит свое подтверждение в том, что они «совпадают» статистически, психологически и по другим параметрам со значением высокой шкалы, если же они встречаются довольно часто в интервью по шкале N, то мы должны сделать вывод, что живем в потенциально фашистские времена.

Если опрашиваемый имеет низкие показатели по всем шкалам, но все же обнаруживает потенциально фашистские черты, можно предположить, что шкалы и другие методики не раскрывают общей картины, что потенциальный фашизм по этому признаку является гипотетическим, поскольку речь идет о статистическом доказательстве. Следовательно, надо еще эмпирически установить, соответствует ли это тому, что мы знаем об опрошенном на самом деле. Наше исследование должно по возможности внести ясность в эту методологическую проблему.

Конечно, общая схема, которая должна дифференцировать разницу между Н и N, требует более тонких критериев и нюансов, чем та, которая применяется до сих пор. Но в этой главе мы будем касаться данной проблемы лишь изредка. Иногда Н и N выражают похожие политико-экономические взгляды, но отличаются друг от друга в деталях, так же как они иногда различаются во внешних проявлениях, но обнаруживают сходство по существу.

Политическая и экономическая конъюнктура подвержена быстрым изменениям. Особенно это стало заметно в последние годы. Когда собирался наш материал – преимущественно в 1945 году, – Россия была нашим союзником, но в настоящее время напряжение, возникшее между Америкой и Советским Союзом, затмевает все остальное. После таких перемен адекватное изложение политической идеологии становится трудным и ненадежным. Таким образом, антирусские настроения, неизменно присутствующие в 1945 году в общей – по большей части субъективно обусловленной – реакционной позиции, в настоящее время гораздо более «реалистичны» или в большей степени попадают в «общую схему» и, по существу, указывают на меньшие различия между Н и N, чем прежде. Более того, типичный N в настоящее время занимает более однозначную позицию по отношению к России. Конечно, наша интерпретация должна исходить из ситуации 1945 года, чтобы дать адекватную картину связи между идеологией и личностными факторами. Но здесь следует подчеркнуть, что шкала РЕС и результаты интервью по ней зависят от внешних условий больше, чем другие шкалы. Поэтому мы никак не ожидали высокой корреляции между шкалами РЕС, Е и F, так как вполне возможно, что направление некоторых поверхностных связей изменилось при новых политических обстоятельствах. Идеология реагирует на новую политическую динамику так чутко, что, возможно, к моменту публикации следует модифицировать некоторые выводы в конце данной главы. Но все-таки можно утверждать, что общие формулировки, приводимые ниже, соответствуют происходящим событиям.