Психология воли - Ильин Евгений Павлович. Страница 27

3.4. Связь произвольного управления с речевыми сигналами

И. С. Беритов [1961а] писал, что произвольные движения человека характеризуются наличием сознательных целей, которые намечаются для удовлетворения личных и социальных потребностей путем словесного планирования деятельности. Отсюда характерной особенностью произвольных актов является не только их сознательный характер, но и связь со второй сигнальной системой (по И. П. Павлову), т. е. с мышлением и речью.

И. П. Павлов считал, что «непроизвольное можно сделать произвольным, но достигается это теперь при помощи второй сигнальной системы» [Павловские среды, 1949, с. 337]. Человек по принципу условного рефлекса вырабатывает способность по словесному сигналу воспроизвести определенное двигательное представление и, опираясь на него, – определенный двигательный акт. Л. А. Орбели [1945] замечал в связи с этим, что обезьяна может имитировать действия человека, но объяснить ей, что следует сделать то или иное движение, нельзя.

Большая заслуга в изучении словесного управления произвольными движениями принадлежит Л. С. Выготскому. Согласно его представлениям, первоначальная роль речи в управлении произвольными движениями сводится к тому, что ребенок научается подчинять свои действия словесным требованиям взрослых (замечу – не реагировать действиями на слова взрослых, а подчинять свои действия требованиям других, т. е. самому их организовывать). В дальнейшем уже собственная речь ребенка служит организатором его поведения. При этом речь претерпевает своего рода эволюцию: вначале ребенок организует свою деятельность с помощью громкой речи, затем она постепенно свертывается, превращаясь во внутреннюю речь (А. Р. Лурия [1957]), или исчезает совсем (Е. Н. Соколов [1958]).

А. Р. Лурия писал, что у взрослого человека произвольные действия появляются как ответная реакция на внешние сигналы через обобщение словесных сигналов посредством внутренней речи. Однако у детей 1,5–2,5 лет существуют, по-видимому, более простые формы произвольного поведения, так как внутренняя речь ребенка еще недостаточно созрела, а произвольные действия осуществляются. Правда, при этом ребенок либо не может закончить движение, либо не в состоянии сделать только одно движение.

Однако в представлениях о связи произвольных реакций с речевыми сигналами имеется еще много неясного. Некоторые ученые вслед за И. П. Павловым полагали, что, применяя речевой сигнал вместо первосигнального условного, можно произвольно вызвать непроизвольные реакции (А. Г. Иванов-Смоленский [1936]; В. С. Мерлин [1953]; Н. Н. Трауготт, Л. Я. Балонов, А. Е. Личко [1957]). В соответствии с этой точкой зрения П. В. Симонов полагал, что произвольной является реакция, которая может быть осуществлена или задержана по словесному сигналу (своему или чужому), обозначающему эту реакцию или ее прекращение.

В то же время М. Н. Валуева [1967] считала такое условие отнесения реакций к разряду произвольных недостаточным. По ее мнению, истинная произвольность возникает при известном отчуждении следов ранее испытанного воздействия от ситуации, в которой это воздействие имело место. Способность использования нервных следов вне той ситуации, где они сформировались, соединение следов в новые, ранее не встречавшиеся комбинации делают поведение человека произвольным.

Хотя создание у человека новых комбинаций стимулов происходит при участии внутренней речи, она выступает в роли инструмента мышления, а не в качестве заменителя внешнего условного раздражителя. В связи с этим произвольные действия нельзя отождествлять с классическими условными рефлексами (хотя условно-рефлекторный механизм может в них и использоваться), и прежде всего потому, что произвольные действия – это действия мотивированные.

Участие второй сигнальной системы в произвольных реакциях еще не дает повода определять произвольность только как речевое управление поведением (хотя для инициации произвольных действий, «толчков» к их началу или для проявления волевого усилия – самостимулирования – роль второсигнальных команд велика). Во-первых, в онтогенезе речь появляется позже произвольных движений, и именно механизм произвольности служит базой для возникновения речи, а не наоборот. Во-вторых, для произвольности реакций необходимо наличие и других признаков, в частности – наличие представлений (образа) как регулятора действий .

3.5. Представление как компонент произвольного управления

Еще Лукреций Кар (99–45 гг. до н. э.) полагал, что источниками воли являются не только желания, вытекающие из потребностей, но и удовлетворяющие их внешние объекты, представленные в душе в виде образов . В отдельных случаях образы предметов, позволяющих удовлетворить потребности, могут вызываться не прямым воздействием самого объекта, а порождаться желанием, которое было связано с этим объектом ранее. Желания и чувственные образы вещей ведут к созданию образов, или «призраков движения», которые затем переходят в реальные действия. Окончательный же выбор того или другого поведенческого акта определяется разумом, основная функция которого состоит в сопоставлении и отборе представлений. По существу, Лукреций поставил вопрос о роли представлений в мотивации и о роли идеомоторики в осуществлении произвольных движений.

Т. Гоббс [1964] считал: признаком произвольных движений, в отличие от непроизвольных, является то, что они предваряются «призраками» (образами) движений, к которым человек стремится или от которых отстраняется. Он утверждал, что произвольные движения могут содержать в себе как одно, так и несколько представлений, предваряющих действие. Г. Спенсер [1897] также отмечал, что произвольное движение, в отличие от непроизвольного, совершается только после того, как оно предварительно было воспроизведено в сознании.

И. М. Сеченов, рассуждая о роли представлений в управлении действиями, писал, что в структуру представлений, наряду с образом, «входят, помимо внешних признаков, такие, которые открываются не непосредственно, а только при детальном умственном и физическом анализе предметов в их отношении друг к другу и к человеку» [1952, с. 489]. И не случайно, будучи обобщенными при помощи слов, представления позволяют формировать понятия, которые имеют большое значение для произвольного управления человеком своим поведением и деятельностью.

Большое место в понимании воли отводил представлениям, выступающим в роли цели, Г. Мюнстерберг. Он писал: «Всякий раз, когда у нас есть сознание какого-нибудь волевого действия, при этом должна достигаться та или иная цель, наперед рисующаяся в уме. Все остальное играет второстепенную роль. Если мы не предвосхищаем цели, у нас никогда не бывает и воли. Всякий раз, когда цель, которая может быть нами достигнута с помощью наших собственных действий, рисуется нам в уме, прежде чем начинается само действие, мы знаем, что действуем в силу своего собственного хотения» [1997, с. 182]. Г. Мюнстерберг подчеркивал преднамеренный характер представлений.

У. Джемс отмечал, что произвольному движению должна предшествовать мысль о нем. О кинестетических представлениях, предшествующих произвольному движению, писали в начале ХХ в. Н. Н. Ланге и др. В середине столетия представление (образ) как регулятор действия рассматривалось в работах С. И. Беритова, Н. А. Бернштейна, Л. М. Веккера и др.

Представление в современной психологии понимается как «наглядный образ предмета или явления (события), возникающий на основе прошлого опыта путем его воспроизведения в памяти или в воображении» [Психологический словарь, 1983]. Оно может возникать непроизвольно (по ассоциации) и произвольно, преднамеренно (в процессе припоминания или воображения) и играет в произвольном управлении различную роль. Во-первых, как отражение образов прошлого и будущего, оно используется в процессе мотивации для предвидения результатов планируемых действий (целей). Во-вторых, оно играет важную роль в решении мыслительных задач, особенно тех, которые требуют нового «видения» ситуации. В-третьих, представление используется человеком как механизм предварительной настройки на предстоящую деятельность. В этом случае происходит мобилизация человека для предстоящей деятельности, проявляющаяся в его собранности, готовности. Важность этих предпусковых изменений отмечает Н. И. Чуприкова, которая пишет, что «предпусковые сдвиги возбудимости являются чрезвычайно важным, если не решающим, звеном в осуществлении реакции по предварительной инструкции» [1967, с. 191]. Французский психолог Ле Ни [Le Ny, 1956] назвал состояние, создаваемое словесной инструкцией о предстоящей деятельности, «латентным возбуждением реактивной системы». Он справедливо полагал, что чем сильнее «латентное возбуждение», тем скорее оно достигнет «порогового» уровня под действием пускового раздражителя, тем короче будут латентные периоды соответствующих реакций (это подтверждается тем, что предварительная команда укорачивает латентный период сенсомоторной реакции). Кроме того, мысленное повторение техники предстоящих действий, актуализация следов, условно-рефлекторных связей приводят к возникновению идеомоторного акта, связанного с изменением тонуса мышц, которые будут участвовать в двигательном действии. Однако необходимо подчеркнуть, что эти сдвиги на периферии происходят помимо воли, желания человека, т. е. непроизвольно, но по поводу произвольно возникающих представлений о движениях. Это еще раз показывает, насколько тесно в произвольных актах переплетаются волевые и неволевые (непроизвольные) механизмы.