Психология сказки - фон Франц Мария-Луиза. Страница 86

В подобных случаях, вследствие вмешательства другого комплекса, то, что потенциально, в глубине нашей души, имеет человеческий характер, отбрасывается в сферу эмоций и таким образом получает выражение в свойственных животным формах. Обычно это прямо или косвенно связано с каким-то предубеждением в позиции сознающего эго, с неправильной его установкой, которая не дает никакой возможности данному человеку выразить себя адекватно. Его уши закрыты для того, что возможно, хочет сказать анима. Такие мужчины могут сказать об аниме: «Это всего лишь сексуальность».

Если вы полагаете, что анима — это «всего лишь» то, что вы знаете о ней, значит вам недостает умения вслушиваться, и вследствие этого анима становится «всего лишь» обременительным грузом из брутальных эмоций, так как вы упорно не давали ей возможности выразить себя, отчего она стала бесчеловечной и грубой. Вот почему д-р Юнг ввел в терапевтический обиход метод активного воображения, чтобы иметь возможность разговаривать с комплексом: вы как бы обращаетесь с вопросами к черной собаке у себя в комнате, беседусте с ней, внимательно прислушиваясь к тому, что она говорит. Вы вскоре почувствуете, что обременявшая вас эмоциональная тяжесть исчезает, а ее место занимает более или менее человеческое существо, с которым можно разговаривать, и тут вы обнаруживаете, что перед вами — колдун. Поскольку человеческое в вас до сих пор отвергало аниму. то на нее получил права колдун. Это все равно, что убить свою жену или ребенка с целью причинить боль другому лицу. Про такой случай можно сказать, что эго где-то заблокировало один комплекс другим, а следовательно, наша заколдованность — это в некотором роде акт возмездия. Если за анимой действительно скрывается языческое Weltanschauung, мужчине следовало бы, вероятно, задать себе вопрос, чтобы удостоверить собственную точку зрения: «Почему такого рода идеи существуют в моей душе?». Воздействие на его аниму тогда прекратится, и он убедится, что сама по себе она безвредна. Я вспоминаю мужчину, во всех своих сознательных проявлениях очень рационального, который перенес тяжелый жизненный удар в своей ранней юности, как раз в возрасте достижения половой зрелости. Его мать скончалась от рака после долго и мучительно протекавшей болезни, и вот совсем невинным юношей он вынужден был наблюдать, как его любимая мать медленно умирает у него на глазах. От природы очень живой и темпераментный, он превратился в молчаливого и замкнутого молодого человека, в нем постепенно развилось сходство с его отцом, человеком крайне рациональным, глубоко убежденным, что жизнь прошла и утраченного не вернуть. В процессе анализа выяснилось то, чего он сам не сознавал, но что находило себе выход в снах и свободной игре воображения. Он бессознательно пришел к заключению, что не существует доброго Бога. Если такое замечательное существо, как его мать, могла безвинно быть замученным до смерти ужасной болезнью, то ответственным за это был Бог. Юноша не обладал способностями религиозного философа, чтобы его размышления кристаллизовались именно в такой форме, но бессознательно он все же пришел к такому заключению, и с тех пор эта идея стала оказывать решающее влияние на его жизнь (а именно: «Что бы там ни говорили, я знаю, что мир отвратителен, а жизнь зла»), при этом, однако, его сознательную установку можно было охарактеризовать как рациональный скептицизм.

Анима поначалу предстала в его сновидениях в образе крайне витальной женщины, напоминающей преизбытком жизненной силы и красотой античную Венеру.

Одновременно молодого человека беспокоили сексуальные фантазии достаточно обычного характера: например, нередко ему казалось, что у его постели появляется какая-то женщина и начинает возбуждать его, столь же часто в его мечтах возникала картина званого обеда, переходящего в дионисийскую оргию. В действительности же он, скорее, был личностью аскетического типа, вообще не способной получать удовольствие от жизни, и поэтому на вечеринках все обычно избегали его общества, тем не менее, он, как видите, обладал анимой, по-язычески чувственно переживавшей мир. Я втолковывала ему, что он должен, так сказать, развивая успех, упорно следовать за этой анимой и что если бы ему пришлось встретить девушку, соответствующую возникшему в его снах образу, то ему следовало бы что-то предпринять. Какое-то время мои внушения действовали на него, а затем все пошло по-старому. Являлось ли то, что его останавливало, невротическим механизмом, или здесь скрывалось что-то еще? Я следовала указаниям, поступавшим из его сновидений, иногда говоря, чтобы он позвонил по телефону этой воображаемой девушке, а иногда советуя этого не делать.

Как-то в конце семестра он явился ко мне со следующим сновидением: красивая нагая женщина, с изумительной фигурой, молча приблизилась к его кровати, знаками и жестами вызывая в нем сексуальное возбуждение, но исчезла, когда он попытался привлечь ее к себе. Затем та же самая красивая женщина спускаясь по лестнице, держала, словно Моисей, табличку в своих руках, на которой появились слова: «Ты не можешь иметь меня». Я была настолько обескуражена и сбита с толку, что могла только сказать: «Да-а, так оно и есть». Однако после этого он ясно осознал, что анима существует! Когда он пришел ко мне в следующий раз, то сказал: «В прошлый раз вы совершили чудо! Теперь я понимаю, что анима — это не выдумка, а реальность!» Должна сказать, что в моем сознании ситуация предстала несколько иначе: я не ощутила, что мне удалось что-либо совершить и тем самым в какой-то мере поставить точку в этом вопросе, скорее, я убедилась, что мой пациент осознал парадоксальную природу анимы. Кроме того, он понял, что она подталкивает его к решительным действиям, что он должен принять определенное решение и разобраться с этой проблемой. Ему вдруг стало ясно, что он должен чем-то серьезно заняться. Он сказал: «Ну ее к черту, эту аниму, с ее двойной игрой, я принимаюсь за работу — буду писать картины!»

В его картинах и творческих грезах неизменно присутствовала некая темная, дьявольская и одновременно божественная фигура, преследовавшая его, своего рода «темное божество» (dark god), и он понял, что в ней и скрывалась настоящая причина его угнетенного состояния. Ему всегда хотелось всего, он любил по-ребячески баловать себя мыслью о том, что его полюбит прекрасная женщина, а когда возвращался к реальности, то снова впадал в резиньяцию. Его уныние было сродни огорчению ребенка, не получившего вожделенной игрушки. Теперь же он неожиданно увидел, что его депрессия коренится в его пессимистическом Weltanschauung, в отсутствии У него веры в жизнь или Бога и что ему необходимо создать свой образ Бога. Страшная болезнь матери затронула и ее мозг; он видел как это повлияло на нес, и, глядя на ее страдания, пришел к бессознательному заключению, что никакой души (psyche) вообще не существует. Он почувствовал необходимость тщательно разобраться в своем Weltanschauung в целом, что неудивительно — ведь его анима была низведена до положения женщины низшего сорта, к тому же еще и порочной, хотя на самом деле ее подталкивала к злым выходкам ее заблокированность чем-то другим: ведь анима обычно представляет собой нравственно индифферентное существо. Хотя она уже достигла в его душе уровня сознания, его пока единственное приближение к ней приняло весьма примитивную форму — грубого сексуального натиска, т. е. имело почти животный характер. И хотя за этим стояли самые обычные человеческие чувства, беда заключалась в том, что он не развил в себе умения выражать их по-человечески. Даже если бы он, возможно, по-настоящему полюбил женщину, он все равно бы не знал другого способа выразить свое чувство, кроме вышеописанного; его анима оказалась заколдована именно таким образом потому, что ее хозяин позволил материалистическим идеям господствовать в своей душе.