В омуте преждевременных неточностей - "Юрстэрки Кихохимэ". Страница 9
— Почему ты молчишь? Почему?.. Неужели тебе нечего сказать?! — раздосадованно воскликнул он, отпуская для поиска ответа этому молчанию и, как только он пришёл на ум, то удар не заставил ждать — прямиком в живот. — А-а, так всё это доставляет тебе удовольствие! Ну конечно, такому жалкому только и остаётся, что «висеть на ком-то». Я ведь уже для тебя не авторитет, ты, осознав, что «выкачивать» (деньги) больше нечего, соскочил с меня на Катю. Ну конечно, ведь у неё-то они есть, она сможет тебя обеспечить… Вот она твоя цель.
«Деньги… Катя… не понимаю… Так трудно дышать… Сердце, — приложив ладонь к груди, слегка поглаживая, — умоляю успокойся. Прошу, избавь меня от своей боли… хотя бы ты»
— Только знаешь, я ведь тоже с ней, как и ты, встречался и тоже скрывал это…
— …т-ты с ней в-встречался, — от шокированных слов, он поднял резко голову и заплакал, не осознавая этого.
Адриан от неожиданности вздрогнул — почему он плачет? Но его этим не остановить.
— И довольно-таки продолжительное время. Неужели тебя это удивляет, или же тебе больно от осознания этого? Что ты не единственный, кто владел ситуацией (девушкой)?.. Чего ты машешь головой? Не хочешь верить, что я давно знал о ваших отношениях, но как-то старался это игнорировать?
«Я верил тебе… а ты всё это время за моей спиной…! Да как же так?!»
— Серьёзно, прекратить вашу видную игру нужно было хотя бы в день нашей поездки. Мог и отказаться.
«Я хотел быть с тобой, только ради тебя решился на этот шаг»
— Но даже если тебе и хотелось сменить обстановку, то один из твоих проколов был первого дня нашего пребывания — пойти с нами на вечернюю прогулку, на пляж. Фёдь, сколько раз я тебя приглашал на вечеринки, посиделки в кафе, но ты всегда отнекивался, а тут, надо же, пойду-ка я вместе с вами. За идиота меня держишь?
«В первую нашу бессонную ночную беседу я рассказывал тебе в ярких подробностях о своей любви к морю, и сколько раз переступал через себя, чтобы прикоснуться к нему, — но как ты мог об этом позабыть?»
— Если это и не так, и ты просто хотел подышать воздухом, пройтись, размяться, не знаю, то что это за показуха сегодня была — вести Катю прямо на моих глазах под руку? Вы что ли уже меня сбросили со счетов, мол, не заметил одного, так не заметит другого?
«Я боялся тебя. Каждый день под твоим надзором, этим изучающим холодным взглядом, пробивающимся под кожу. И только в Екатерине я видел некую мимолётную отдушину»
— В общем-то, — поведя плечами от холода, — ветер усиливался, кабы не шквал, — мне надоело уже стоять здесь, пора бы подходить к финалу. Я так понимаю, что каких-то слов от тебя не дождусь сегодня, по фиг, но, — схватив сильно за волосы, привлекая тем самым внимание Фёдора, смотрящего отрешенно заплаканными глазами, — раз уж всё раскрылось и дальнейшей плутовской игры вам против меня не сыграть более, то сделаем ход конём — оставим всё, как есть. Я продолжу с ней «встречаться», ты же будешь играть паиньку-братика. Натягиваем улыбки, будто всё хорошо и прекрасно, ничего не приключилось, и продолжаем пока жить в таком ритме. Что же до дальнейших планов, то… хм, я об этом ещё поразмыслю, но суть, думаю, тебе ясна, — отпуская и разворачиваясь к нему спиной. — Только не вздумай ей рассказать об этом всё — иначе пожалеешь. — Слова прозвучали угрожающе и имели за собой не пустое колыхание воздуха; Адриан ушёл, не взглянув напоследок, ему в ту секунду было всё равно на Воробьёва, он думал о девушке, о том, как она на всё отреагирует в ближайшем будущем — как вытянется от удивления её лицо, а глаза расширяться от потрясения, ведь её раскрыли и не она передвигала фигуры, наивно полагая, что контролирует всё, а пешка, ставшая в итоге королём.
Фёдор же, просидевший пару часов, чей мир рассыпался прямо на глазах, был непросто ошеломлён словами, произошедшим, а уничтожен, сломлен, втоптанным в грязь, — и пытаться как-то помочь себе выбраться из этой ямы не представляло возможности. Он беззвучно рыдал в глубину груди, в пронзённое сердце, уже не справляющееся со своей работой, всё более намекающее режущей болью, но почему-то игнорируемой самим парнем. А потом он упал лицом в песок, не двигаясь, лежа, как умерший. Маленький человек, потерявший всё, незаметное пятнышко, никто.
<p style="text-align:center">
4 — Лезвие
Наверное, одним из самых главных недостатков Фёдора было то, что он умел прощать, закрывая глаза на ту или иную проблему. Но что говорить о парне, чей мир вращается только вокруг одного человека, и потеря которого не сулит ничего одухотворённо-прекрасного. Лишь следуя из этого, причиняя себе немыслимую боль, он готов мучиться, лишь бы быть рядом с тем, кого… любит (или же это более не глубокая симпатия, а, скажем, одержимость?).
Но было трудно, очень, принять громыхнувшие, будто пуля, пролетающая в нескольких незначительных миллиметров у уха, слова, оставившие после себя неизгладимый отпечаток не только на душевном состоянии паренька, но и физическом — он начал худеть, отказывать ещё больше от еды и, что говорить, наносить невзначай увечья, небольшие царапинки, от которых, принимая душ, чувствовалось пощипывание, что несомненно приводило его в чувство; пока ты чувствуешь боль — ты ещё живой (стоит ли этим гордиться, когда жизнь с начала рождения и до конца — клубок страданий?). И именно отрезвление, ясность ума, под льющимися струями холодной воды, подсказали одну шальную, но мерзкую мыслишку.
«Что будет, если я просто уйду из жизни Адриана?.. Он ненавидит меня, но я не уверен, что так оно и есть. Эта показушная злость — ни есть то, что он хочет мне сказать на самом деле… однако, смогу ли я докопаться до истины таким поступком, когда крышка гроба навсегда скроет меня от его глаз?..»
Подумав об этом, в неярких тонах описывая весь этот процесс: от гибели до последнего пути, захотелось в свойственной манере позабыть и стремительно ринуться в виртуальный мир, спасающий неоднократно раз от суицидальных мыслишек, хоть и появляющиеся нечасто, но всё же колокольчиком порой дающие о себе знать. Эта мысль отличалась от тех, прошлых, так как в основном была направлена не только на себя (я хочу умереть — зачем мне жить?), но и на другого человека — желание увидеть перемену на лице: исказиться ли оно от боли, или останется безэмоциональным; заплачет ли он, или глаз не тронет вода?