Путь к Дураку. Книга 2. Освоение пространства Сказки, или Школа Дурака - Курлов Григорий. Страница 27

Припомнились старику те сказки, что в детстве ему рассказывали. Простоту да очарование их напевное будто вновь он ощутил… Покивал старик головой, с колпаком соглашаясь. А тот всё сокрушался вслух.

— Сказка ведь — это то, что живым быть должно. Это то, что в нас живёт, в нас огорчается и радуется. Но вовсе не то, что понимается и ум питает. Но увы — давно превратили сказки в назидание, стали по ним уму-разуму учить да рассудок потешать. Вот они стареть и начали, стали они ветшать да силу волшебную терять. Умирают сказки нынче… А некоторые в лабиринт сонный превратились. Их на самом-то деле много — сказок спящих, лабиринтовых да безысходных…

Грустно старику Пете стало от слов таких нерадостных. Завздыхал он, колпак слушая.

— Чем же делу этому пособить можно? — спросил с надеждой. — Как сказкам помочь?

— Что тут посоветуешь… — отвечал ему голос колпачный. — Сказку ведь нельзя думать, не годится её обсерьёзивать. Сказкой жить надо, её следует ощущать, ей надлежит радоваться. Только тогда сказка живой сделаться может.

Закручинился старик, опечалился — за сказку ему обидно стало…

— А что, если, — после паузы небольшой вновь подал голос колпак, — тебе свою дорогу в Сказку проложить? Да идя дорогой той — оживить Сказку, сделать её снова Волшебной?

— Какую дорогу? — растерялся нестарый старик.

— Да хотя бы вот эту — ту, что ты прямо сейчас ногами топчешь… — сказал колпак и умолк надолго.

Постоял старик немного, услышанным слегка огорошенный, покумекал маленько да вздохнул тяжко.

— Эх, — сказал, — и кто бы мне моё счастье нашёл! Дык — некому. Всё сам… Сказку, и ту сам для себя сочиняй…

И поплелся он дальше по дороге своей. Шёл, присматриваясь к ней внимательно — не мелькнёт ли где намек на сказку новую? Не прошляпил ли какого знака волшебного? Брёл он так по дороге пыльной, а мысли его непристроенные точно так же в голове его пустой бродили.

— Каждый шаг — это один миг, — думал Петя в такт шагов своих. — Каждый шаг — это то, что делает меня живым, то, что позволяет ощущать себя счастливым. Значит, шаг — это преддверие к счастью. А миг — это единица измерения этого счастья.

Остановился старик, мешок на другое плечо перебросил, дальше двинулся, мыслям своим вслед.

— Хорошо, — думал он, — но ведь вся жизнь состоит из таких шагов, из таких мигов-мгновений. Выходит, вся она и есть — счастье…

— Вот здорово-то, — восхитился старик. — Здесь главное — идти не забыть. Раз каждый миг — это один шаг, то внутри себя, в ощущениях своих его и нужно делать. И непременно — навстречу. А как же иначе1? — навстречу жизни, а значит — навстречу счастью.

Не откладывая в ящик долгий — сразу же пробовать начал. Посмотрит на что-то — да внутри себя шаг навстречу сделать пытается. Затем ещё раз и ещё… Только что-то не заладилось у старика. Не совсем ему ясно было, как же шаг этот внутри делать надо. Уж и так он пробовал, и этак, да всё никак.

Так, в странностях упражняясь, не заметил, как к мосточку ветхому подошёл, через речушку малую переброшенному. Только Петя на него ступил, как вдруг изогнулся тот мостик горбом огромным, в змея страшного превращаясь, да распахнулась у него пасть чудовищная. Смрадом да гарью оттуда дохнуло, ужасом да безнадёжностью чёрной…

Замахал старик руками, на самом краю пасти с трудом удерживаясь, телом всем изогнулся — лишь бы на ногах устоять да в глотку ту отвратительную не упасть. Чудом задержался, назад дёрнулся — да в овраг глубокий кувырком скатился.

Лежал Петя на дне овражьем, дыхание с трудом переводил, да в себя прийти старался. Понемногу успокоился. Колпак свалившийся подобрал, пыль из него выбил, грязь вычистил да на голову снова водрузил.

Из оврага выкарабкался да на мост с опаской поглядел… Слыхал о таких фокусах Петя, а как же, в сказке всё ж таки живёт. Вот только больше для богатырей такие испытания приготавливаются, чтобы доблесть их да меча остроту проверить.

— А чем же ты хуже? — коварный шепот в голове стариковской послышался. — Пробуй, Петя, хотел научиться шаг навстречу всему делать — вот и делай.

— Делай, делай, — пробурчал старик растерянно. — Пробовал ведь уже…

Потоптался он, покрутился, да выбирать не из чего — опять упражняться начал. Но для начала решил старик растерянность да неуверенность свою в порядок привести. Вспомнил Петя, как делал это уже некогда — окутал он ощущения свои вниманием, а потом словно в себя войти их пригласил — «Да» им всем сказал. Затем ещё раз и ещё, пока не растворились они в нём.

И вдруг понял старик, чего не хватало ему перед тем, для ощущения шага внутреннего. Да просто приглашения к этому привычного не было! Того, что само по себе, по природе своей человеческой к этому приводит.

Глянул тогда старик вокруг снова, да всему на что взор его упал «Да» говорить принялся. Да не просто так говорить, а ощущать, как это «Да» внутрь него входит. И одновременно каждое его 'Да» — словно ответный шаг навстречу ощущениям.

Дакался так Петя со всем, дакался, да вокруг такую уверенность в себе ощутил, что ноги его сами к мосту-оборотню подвели.

Стал старик перед мостом, а тот уже подрагивать от нетерпения кровожадного начал, рябью крупной пошёл. Глядел нестарый старик на дело это хищное да просто продакивался со всем, что по поводу этому ощущал. Странное дело, но стал понемногу успокаиваться мостик, даже дрожь в нём стихла…

В порыве внутреннем, лёгком ступил на него Петя, да пошёл смело и не торопясь особо, руками поручни его по-дружески оглаживая. А когда перешёл, обернулся и даже ручкой ему от избытка чувств помахал.

— Аи да Петя, — восхитился в нём голос колпачный. — Аи да молодец!

А старик и сам доволен собою был. Отправился он дальше по дороге этой неказистой, по сторонам поглядывая, «Да» всему говоря. Каждый шаг — новое «Да», каждое «Да» — ещё один шаг внутри.

Шёл он так какое-то время беззаботно и легко, но постепенно странное рядом с собой замечать стал. Что-то вокруг него меняться начало. Как-то звонче птицы запели, летая понизу кругами и все на плечи ему сесть норовя. Деревья к дороге склонились низко, ветвями прямо под ноги расстилаясь, даже облака, и те будто к самой голове его спустились, словно прикоснуться к ней желая.

Вдоль дороги живность вдруг в изобилии невероятном появилась — бегали вокруг белки да ёжики, шмыгали мыши наперегонки с сусликами, столбиками, чуть не в ряд сидели зайцы, ничуть не пугаясь лисиц, шныряющих меж ними. А когда Петя семейство медвежье увидел, в окружении стаи волчьей, словно специально из лесу вышедшее его встречать, — понял он окончательно, что дело здесь неладное.

— Это что ж такое происходит? — в полном замешательстве спросил он. — Это что же со сказкой такое случилось — не заболела ли?

— А может, напротив, Петя, — выздоравливает сказка, оживает, — улыбался голос внутри него. — Так всегда бывает, когда новая сказка рождается. Когда её с полнотой душевной в первый раз рассказывают.

— Это ты о чём? — уже не на шутку встревожился старик. — Это я, что ли, всему причиной?

— А кто ж ещё? — смеялся колпак. — Ты и есть. Со мной вместе, правда…

Опешил старик, колпак пощупал, а затем и вовсе его снял. Оказывается, развернулся колпак дурацкий во всей своей красе — все рога его наружу вывалились, бубенцами блестя да позванивая весело. В суете и не заметил Петя, когда же такое случилось, должно быть в овраге ещё, куда он, от чудища спасаючись, скатился.

— Так вот оно что, — сказал Петя. — Выходит, не только меня колпак чутливее делает, но и мир ко мне чутче относиться начинает. Значит, каждое «Да» моё ему слышно становится, каждое согласие он моё ощущает. Так вот, оказывается, как мир в ответ себя ведёт — открывается он весь, навстречу тянется…