Война с самим собой - Меннингер Карл. Страница 31

буддистов, брахманистов и представителей многих других религий.

«Индийские аскеты воздевали руки, обращали лица к небу и надолго замирали в такой позе. Их мышцы коченели и все тело как бы «деревенело». Были и такие, кто ходил голым в любую непогоду, наносил себе раны кинжалом, питался падалью и экскрементами. Среди индийских магометан были факиры, заковывавшие себя в цепи или приковывавшие к ногам пушечные ядра. Встречались и те, кто долгие годы передвигался ползком или «на карачках»; спал на кровати, утыканной железными шипами, месяцами подставлял обнаженную голову беспощадным лучам тропического солнца. Наиболее благочестивые и уважаемые члены иудейской общины и в наши дни перед началом искупительного поста наносят друг другу 39 или 13 ударов плеткой. В зороастризме принято считать, что 30 искупительных ударов отпускают человеку его грехи... Геродот повествует о том, как древние египтяне наносили себе удары во время горения искупительной жертвы; египетские отшельники по такому поводу резали себе лица ножом. У предков современных мексиканцев кровопускание считалось лучшей искупительной жертвой и признаком благочестия... «они калечили себя с усердием и в то же время бесстрастно; кровь текла так обильно, что казалось, они выпускают ее всю, без остатка». (Клавигеро, «История Мексики.) В традиции североамериканских индейцев самоубийство было не менее популярным». (Цитируется по Уэстермарк, т. II, с. 353.)

Евреи, греки, римляне и другие народы верили в то, что бога можно умилостивить искупительной жертвой.

В известной поэме Шиллера «КольцоПоликрата» этот вывод находит свое подтверждение. См. также: Мани-Кирли. Значение жертвы. Лондон, 1930.

Ювенал рассказывает, как приношение жертв к алтарю Исиды сопровождалось исступленным поведением римлянок. Зимним утром женщины делали в Тибре проруби и три раза окунались в ледяную воду или ползли на окровавленных коленях вокруг Тарпейской скалы. Были и такие, кто, желая особо почтить богиню, совершал нелегкое паломничество в Египет.

Аскетический идеал не вполне согласуется с религиозными канонами. Теория о главенстве духа над телом за счет унижения последнего была близка многим языческим философам, включая Платона и Цицерона.

Как бы ни любопытны были широко известные аскетические практики, идентификация психологических мотивов в каждом из конкретных случаев представляется весьма проблематичной. Прежде всего не следует искать логического обоснования в социальных условиях и исторических обстоятельствах этих примеров. Великомученики подвергали себя таким лишениям, что современный человек вряд ли посчитает их оправданными с точки зрения целесообразности. Поэтому прежде всего следует обратить внимание на глубинную предрасположенность к самоистязанию. Впрочем, нельзя отрицать и веяний эпохи, когда такие поступки пользовались чрезвычайной популярностью, а также то обстоятельство, что, спасая душу через угнетение тела, они спасали жизнь в религиозном смысле этого слова. Иначе говоря, разрушительные тенденции оправдывались созидательной целью. Культура любого народа и эпохи содержит элементы, усиливающие, а порой и провоцирующие саморазрушительные тенденции личности. При этом воздействие может осуществляться на механическом, экономическом, философском, образовательном, социологическом или моральном уровнях. Воссоздать объективную картину такого влияния не представляется возможным, так как мы сами являемся объектами такого влияния. Поэтому мы можем лишь констатировать исходную деструктивность добровольного мученичества, при этом мы, возможно, упускаем из виду суицидальные аспекты нашей собственной культуры, рассматривая их как факторы превентивного характера. Не исключено, что будущие поколения определят нашу культурную традицию как наиболее разрушительную. (Задумайтесь, например, о таких явлениях, как дорожные происшествия, безумная гонка вооружений, безответственное отношение к природным ресурсам и весьма небрежное отношение к правам человека.)

Я уже слышу справедливые возражения на мои филиппики по поводу деструктивного характера поступков великомучеников и страстотерпцев, которые, очевидно, стремились противопоставить свои идеалы бездушной морали враждебного общества. Впрочем, я и не пытался принижать роль этих подвижников, рассматривая исторические примеры с той же беспристрастностью, что и клинические случаи проявления факторов, провоцирующих агрессивность, истощение и нездоровый эротизм.

Элемент самонаказания

Рассказывают, как один индеец, живущий в резервации Уайт Роке в штате Юта, в состоянии алкогольного опьянения убил свою мать. Убийца покинул родное племя и до конца жизни, то есть в течение последующих тридцати лет, искупал свой грех. Голос совести постоянно напоминал ему о том, что он не кто иной, как презренный преступник. Поэтому он старался избегать людского общества и жил подаянием. Он не носил одежды, не имел крыши над головой и нередко, просыпаясь зимой там, где застала его ночь, был вынужден отдирать свои примерзшие за ночь волосы от земли.

Мотивация поведения этого индейца более понятна, чем мотивы исторических святых и мучеников, так как поступок, послуживший поводом к самоуничижению, очевиден.

Предлагаю читателю самостоятельно сделать выводы из следующих фактов. Гитлер не пьет спиртного, не курит, не употребляет в пищу мясное и не признает семейные ценности. («Майн Кампф», Мюнхен, Эгер Верлаг, 1927 г.). Муссолини воздерживается от крепких напитков, является последовательным вегетарианцем, ест мясо лишь раз в неделю, не курит и запрещает окружающим курить в его присутствии. («Нью-Йорк тайме, 27 февраля 1937 г.). По словам Филдинга из «Бешеного Джонатана»: «Величие человека зависит от его способности к убийству». Вероятно, упомянутые выше могущественные политики компенсируют собственную агрессивность элементами аскетизма.

Святые мученики сами не раз говорили, что их страдания являются следствием их прегрешений. Однако такие заявления являются скорее признаком гипертрофированной совести, чем доказательством вины. Потребность в наказании, может быть, и не связана напрямую с совершением тяжкого преступления или смертным грехом. Настойчивые попытки причинить себе боль, покрыть свое имя позором являются свидетельством prima facie1

Ргimа facie - доел, «на первый взгляд»; здесь - «прямое доказательство».

того, что человек страдает чувством вины и, чтобы избавиться от него, ищет наказания. Большинство людей не осознает, что нравственные критерии среднего человека не имеют ничего общего с реальностью, которая более жестока, нелицеприятна и зачастую необъяснима. В царстве бессознательного воображаемые преступления порождают не меньшее чувство вины, чем совершенные злодейства. Порой даже невинные инстинктивные побуждения могут стать источником агонизирующего раскаяния. В соответствии с теорией психоанализа проклятия и остракизм по отношению к самому себе являются подобием детской реакции на родительские нравоучения. Заложенные в раннем возрасте принципы морали определяют поведение человека на протяжении всей последующей жизни. Система общественных и религиозных запретов и ограничений лишь укрепляет заложенные в детстве принципы и не несет ответственности за возникающее чувство вины, ибо укоры совести знакомы даже дикарям, не имеющим представления о сложных философских и нравственных теориях цивилизованной части человечества.

По мнению Уэстермарка, аскетизм «не свойственен народам, не имеющим четко очерченной концепции греха». В соответствии с этим заявлением он утверждает, что некоторые религии навязывают людям, прежде не имеющим понятия о грехе как таковом, искусственные представления и таким образом провоцируют стремление к покаянию. Не подвергая сомнению обоснованность таких высказываний, психоаналитики полностью отрицают доминирующую роль религиозных учений в формировании чувства вины. Напротив, исследования подтвердили, что религиозные догматы возникли в процессе неустанных поисков психологического равновесия и, в частности, сообразности чувства вины содеянному.