Магический код - Егорова Ольга И.. Страница 38

— И как это вы с больной ногой танцевали?

— Сама не знаю. Деваться просто было некуда — деньги-то мы авансом получили. А вы, значит, видели?

— Видел. Я в первом ряду сидел. За угловым с правой стороны столиком. Не помните меня?

— Смешной вы, Иван. Ну откуда я вас помнить могу?

— А вы здорово танцевали. Очень… натурально.

— Это как — натурально?

Он молчал. Ему снова захотелось провалиться сквозь землю или повернуть время вспять, чтобы дать себе возможность подумать прежде, чем сказать. Но повернуть время вспять невозможно, и провалиться сквозь землю невозможно тоже, при всем желании. Поэтому пришлось отвечать за сказанные слова.

— Ну, знаете, я даже подумал… И все зрители тоже подумали, что вы с Лорой… Ну, в общем, пара.

— Пара, говорите?

Она снова застыла с полотенцем в руках. Замерла, словно перед прыжком, и Иван сразу понял, что что-то изменилось. Тонкая невидимая ниточка, которая протянулась между ними и связала их в тот момент, когда она надевала на него фартук, положив ему руки на плечи так, как кладет женщина руки на плечи мужчине, когда собирается его обнять, вдруг натянулась, превратившись в струну, и готова была разорваться.

Если бы он мог себя ударить, он бы ударил себя сейчас. Размахнулся бы и врезал со всей силы кулаком промеж глаз, да посильнее, чтобы расцвел потом на этом месте огромный багрово-фиолетовый синяк, который еще долго напоминал бы ему о том, что прежде, чем что-то сказать, нужно как следует подумать. А она все смотрела на него, молчала и отдалялась от него с каждой секундой. А потом спросила изменившимся голосом:

— Зачем вы меня искали, Иван?

Он не знал, что ответить.

— Зачем? — повторила она. — Если вы решили, что мы с Лорой — пара, зачем вы меня искали? Вы ведь искали меня, вы не случайно в тот вечер возле входа меня встретили. Ведь не случайно же?

— Не случайно.

— Откуда вы узнали, что я в школе тренером работаю?

Иван опять не знал, что ответить. А поэтому ответил правду:

— Брат одного моего друга… Юркин брат, он помог узнать, через паспортно-визовую службу. Он сам работает в ФСБ.

— В ФСБ?

Глаза у нее потемнели и теперь снова были какого-то незнакомого цвета. Кажется, на этот раз она ему поверила. И отступила на шаг, словно чего-то испугавшись.

— Значит, вы знали и про то, что я замужем?

— Знал. И про это знал тоже.

— И… и про все остальное?

Она ждала ответа с таким напряжением и была такой испуганной, что Иван окончательно растерялся. Он ведь и сам тысячи раз задавал себе этот вопрос: «зачем?», но так и не смог на него ответить.

Тонкая прядка волос выбилась у нее из прически. Тонкая, светлая и нежная прядка волос упала на лицо. Захотелось убрать эту прядку, но руки были мокрыми. Поэтому он дунул на прядку, а руки вытер о фартук. Прядка взметнулась вверх, подхваченная струей воздуха, а потом снова упала на лицо.

И в этот момент он вдруг понял. Он понял, что с ним случилось то, от чего меняется мир. То, от чего мир исчезает, становится неважным и почти невидимым.

Мир исчезает, и остается только один человек, ради которого хочется жить в этом исчезнувшем мире. И ужасно хочется, чтобы этот человек был рядом. Чтобы он был близко-близко. Чтобы можно было чувствовать его дыхание и вдыхать легкий цветочный аромат волос. Чтобы можно было дунуть на легкую и нежную прядку, выбившуюся из прически, и увидеть, как эта прядка взлетает вверх, а потом снова падает на лицо. И после этого почувствовать себя совершенно счастливым.

Кажется, люди даже успели изобрести название всему тому, что с ним случилось.

Надо же, ведь все оказалось так просто, подумал Иван, продолжая смотреть в испуганные глаза Дианы. Он не знал «про все остальное», и ему совсем не хотелось этого знать. Может быть, в прошлом она совершила акт международного терроризма или какое-нибудь серьезное экономическое преступление. Может быть, она была агентом иностранной разведки или идейным вдохновителем забастовочного движения. Все это было абсолютно не важно.

Потому что теперь она стала центром его вселенной.

Потому что этот голубой халат и синяя резинка в волосах делали ее убийственно привлекательной.

Потому что сейчас, стоя возле мойки на ее кухне, в красном фартуке в огромный белый горох, с мокрыми руками, он наконец понял, что любит ее.

— Я не знаю всего остального, — хрипло проговорил он. И подумал с облегчением, что теперь его руки, наверное, стали уже совсем сухими. И добавил: — Не надо меня бояться, Диана. Я не причиню вам зла. Я искал вас, потому что снова хотел увидеть. Потому что, как оказалось, вы мне нужны.

Он положил ладони ей на плечи и почувствовал, как она напряглась. Как сжалась почти в комок и совсем перестала дышать. Но рук его все же не сбросила. И не сказала ему, чтобы он убрал руки с ее плеч.

У нее были тонкие ключицы. Тонкие и такие же хрупкие, как у ребенка. Он провел пальцами по этим тонким ключицам, а потом ладони его стали медленно подниматься. Он уже задыхался и с трудом сдерживал себя, умолял свои руки, чтобы они не натворили глупостей, чтобы они вели себя разумно и не торопились.

Но руки не слушались.

У нее была удивительно нежная кожа. Пальцы скользили по ней так, будто эта кожа была из атласа.

Он обвел кончиками пальцев изгиб ее шеи и контур лица. Потом снова взял за плечи и притянул к себе.

Диана по-прежнему не дышала. По-прежнему была напряженной, и, если бы она не была такой горячей, он подумал бы, что она каменная. Иван уткнулся носом в хвост на ее макушке, так похожий на верхушку ананаса. И снова ощутил этот волшебный цветочный запах, который источали ее волосы. И в первый раз прикоснулся к ним губами.

В этот момент внезапно остановилось сердце. И тогда он понял, что ему нужно поторопиться, потому что долго вот так, с остановившимся сердцем, он не протянет. Он может умереть, так и не успев поцеловать ее.

Он, едва касаясь, стал покрывать поцелуями ее волосы, лоб, глаза, щеки. Потом влажная дорожка его поцелуев спустилась вниз — сквозь сомкнутые ресницы он увидел тоненькую синюю жилку, которая билась у нее на шее, и приник губами к этой жилке, поцеловал — так же нежно и медленно.

Она вдруг обмякла. Как будто оттаяла под лучами невесть откуда появившегося в кухне-прихожей горячего летнего солнца. Сдавленно прошептала:

— Иван…

И обхватила его руками за шею. Прижалась к нему крепко-крепко, запрокинула голову — и теперь уже невозможно было заставить себя сдержаться и не поцеловать ее в губы.

Передумавшее умирать сердце бешено колотилось в груди. Иван даже не помнил, когда у него в последний раз так сильно стучало сердце. Он целовал ее в губы, и не мог оторваться от этих губ, и отрывался иногда только затем, чтобы не задохнуться. В эти редкие моменты передышки она успевала широко распахнуть глаза, пробормотать что-нибудь типа «О боже мой» или «Я сошла с ума» или просто сказать «Иван». Он снова целовал ее в губы. Она обнимала его за плечи, ее пальцы стискивали эти плечи так, что ему хотелось стонать.

Отпущенные на волю руки бродили но ее жесткой спине, одна рука скользнула по талии наверх и замерла в тот момент, когда Иван почувствовал в своей ладони ее сердце. Оно билось так же быстро и громко, как и его. Открыв на миг глаза, он увидел, что все вокруг движется — пол, потолок, кухонные шкафы и микроволновая печь, — все кружится, все взлетает и падает, и снова закрыл глаза, чтобы не видеть больше этого безобразия.

Она тихо застонала в тот момент, когда он накрыл ладонью и легонько сжал ее грудь. Оторвавшись на миг от ее губ, он слегка отстранился и быстро нащупал пуговицу у нее на халате. Расстегнул одну, вторую. Пальцы не слушались, были совсем деревянными и двигались слишком медленно. Он нахмурился. Диана тихонько засмеялась и сама расстегнула третью пуговицу. И сама притянула его к себе, запрокинула, давая возможность приникнуть губами к лоскутку восхитительного горячего шелка. Он целовал ее шею, ее нежное и круглое белое плечо, медленно спускался все ниже и ниже. А она торопила, тянула вниз его голову, хотела, чтобы он поцеловал ее грудь, и совсем не собиралась этого скрывать. И даже прошептала: