Магический код - Егорова Ольга И.. Страница 8

Иван смотрел на белую девчонку. Смотрел не отрываясь в полной тишине и видел, как дрожали ее ресницы, как пробежала по виску прозрачная капелька пота, коснулась мочки уха, упала на черное плечо ее страстной черной подружки и застыла на нем обжигающей льдинкой.

Свет потух. Публика молчала, ошарашенная. Секунды летели, тишина становилась напряженной, она грозила взорваться — и взорвалась наконец сумасшедшими аплодисментами, и свистом, и возгласами, и криками, и ни слова было не разобрать, потому что кричали аж на трех языках сразу…

— С-сучки, — вырвалось у Ивана негромко, никто и не услышал.

Вспыхнул свет — девчонок уже не было на сцене. Публика бесновалась — она требовала повторения шоу, она стучала ногами и кулаками по столам, свистела…

— Сучки французские, — повторил Иван, чувствуя, что эти самые французские сучки, не касаясь, залепили лично ему сейчас такую звонкую затрещину, от которой еще очень долго будет гореть кожа и долго потом будет сползать с лица лоскутами…

— Великолепно, — оценила Маруся.

Ее супруг сидел притихший и такой же оскорбленный, как и Иван. Дерзкая и откровенная демонстрация страстной любви женщины к женщине, пожалуй, не могла не привести в бешенство ни одного нормального мужика. Если только этот мужик не ценил искусство превыше самой своей мужской сути.

Зрители не успокаивались, все продолжали хлопать и свистеть. Девчонки наконец вышли на сцену, притихшие, взявшись за руки, как две школьницы. Молча стояли и улыбались, а со всех сторон уже бежали к сцене оскорбленные в лучших чувствах самцы и бросали смятые зеленые купюры к ногам похотливых самок, которые только что, на глазах у всех, так самозабвенно доводили друг друга до экстаза…

«Бред… бред какой-то», — подумал Иван, не сводя глаз с их сцепленных рук. Черная ладонь сжимала белую, пальцы переплелись, он успел заметить, что у черной девчонки были длинные белые ногти, а у белой девчонки — длинные черные ногти, и разозлился еще сильнее. Разве ж это нормально, когда две извращенные девицы столь откровенно на публике свою необузданную плотскую страсть демонстрируют, а публика визжит от восторга и кидает свои кровно заработанные денежки этим девчонкам так, словно это какие-нибудь обыкновенные бумажки с портретами американских президентов? А ведь за одну такую бумажку можно купить, например, духи для мамы в магазине в аэропорту… А если позвонить Байраму, то Байрам за одну такую бумажку тебе организует запросто индивидуальные танцы, с доставкой в номер и без всяких там извращений… Бред, настоящий бред…

— Женик, ну что ты сидишь, говорю же, иди отнеси девочкам. — Маруся толкала в бок немного смущенного супруга и совала ему зеленый полтинник. — Ну мне-то неудобно, про меня-то что подумают, если я… Ну, Женик, ведь молодцы девочки, хватит уже тебе ломаться…

Черно-белая пара продолжала стоять на сцене неподвижной скульптурной композицией еще одну-две минуты. Потом черная девочка промурлыкала на французском слова благодарности, послала зрителям пламенный воздушный поцелуй и, потянув за собой белую девочку, увела ее с эстрады. Тут же появилась русская студентка Анечка с микрофоном в руке. Поблагодарила зрителей за теплый прием от имени танцевальной группы, по-хозяйски собрала портреты американских вождей в небольшую картонную коробку и объяснила, что, к сожалению, наши гостьи из Парижа нигде и никогда не танцуют больше одного танца, поэтому публика может успокоиться и переключиться на следующий танцевальный номер, который исполнит гостья из России.

Гостья из России почти сразу же появилась на эстраде и оказалась особой вполне нормальной сексуальной ориентации с гривой рыжих волос и потрясающе длинными ногами. Она лихо и не без выдумки отплясала свой эротический танец с элементами акробатики. Под конец спустила с плеч лямки символического бюстгальтера, но снимать его все же не стала, поскольку ее заранее предупредили о том, что делать этого не следует, потому что это нормальный отель и в нем отдыхают нормальные семейные пары.

Иван смотрел на гостью из России, подмечая, насколько отточено у нее каждое движение, насколько самозабвенно она отдается этому танцу, насколько правильно она все делает…

Но думал почему-то не о ней, а о тех двух неправильных и чувствовал, как пульсирует в висках кровь, как шумит эта кровь в голове, как бежит она по венам, и чувствовал, что кровь эта ядовитая, отравленная. Нет, не стоило все же заказывать четвертую рюмку, это уже явный перебор, завтра ведь вставать в половине шестого утра, потом два часа в автобусе, два часа на регистрации, три часа в самолете, потом еще поезд… Тяжело ведь будет, с больной-то головой в такую дальнюю дорогу…

Но четвертую рюмку все же опрокинул. Резко выдохнул, поморщился, почти сразу достал сигарету из пачки, поджег, глубоко затянулся, задержал дым подольше… На сцене уже качали бедрами две турчанки, выписывая восхитительно плавные «восьмерки», гостья из России куда-то делась, Иван даже не успел заметить, как она ушла с эстрады, и не увидел, бросали ли благодарные поклонники ее таланта портреты американских президентов к ее ногам. Он поднял рюмку, чувствуя, что добром дело не кончится, и увидел, что рюмка пустая. Поднявшись, нетвердой походкой направился к стойке бара, пробормотал невнятно: «Дринк», получил очередную порцию турецкого самогона и прямо здесь же, не отходя от сойки, опрокинул внутрь. Оглянулся — путь обратно показался ему слишком долгим. Лица Женика и Маруси ему не понравились, потому что выглядели озабоченными и нечеткими. Он решил больше к ним не возвращаться; поймав вежливую улыбку турка-бармена, как-то сразу понял, что тот хороший, простой и добрый, практически русский парень, и заказал еще ракию для себя и для него.

— Слушай, брат… ты мне вот что скажи… какое твое мнение, а?

На лице «брата» снова расплылась улыбка — родная сестра улыбки Шакира и всего местного обслуживающего персонала.

— Нет, так не пойдет, — возразил Иван. — Это совсем не по-нашему, не по-русски… Я же тебя спрашиваю, а ты мне улыбаешься, как девица красная… Нет, не пойдет… Мне мнение твое знать интересно, понимаешь? Вот ты мне скажи, это нормально, когда две бабы… Две бабы вот так вот друг с дружкой, а? Это что ж получается, а? Нет, ты мне скажи, ты уж не молчи, брат… Баба — она с мужиком быть должна, тогда это нормально… Вот Верка моя… Верка… Уж на что она шалавой была, так и то с бабой — никогда, только с мужиками… Л это что ж такое получается, а?

— Иван, — послышалось рядом. Кто-то положил руку на плечо. С трудом повернув голову, Иван увидел рядом озабоченное лицо удачливого бизнесмена Женика.

— Да все нормально… Мы тут разговариваем… Разговариваем с… — Снова повернувшись к бармену, он уточнил: — Как зовут-то тебя, брат?

«Брата» звали Ромой. Это вызвало у Ивана новую волну возмущения — он принялся требовать от бармена, чтобы тот назвал ему свое настоящее турецкое имя, а не эту дурацкую кличку, придуманную специально для того, чтобы русские туристы легче ее запоминали.

— Иван, — снова вклинился Женик, — ну, пойдем, хватит уже тебе… Сам же говоришь, завтра у тебя автобус в половине седьмого… Ведь не проснешься же… И голова болеть будет… Пойдем, а?

Иван резковато сбросил Женькину руку с плеча:

— Без тебя знаю, во сколько у меня автобус… А не проснусь — мои проблемы, взрослый уже… ты иди, Женик, мы тут с Ромой…

Ромы почему-то за стойкой уже не было — он обслуживал на противоположной ее половине другого посетителя. А настырный Женик не отставал, решив, видимо, свети Ивана в могилу своей заботливостью. Лучше б за дочкой своей следил, право слово, ей бы советы давал, какие купальники покупать и какие прически делать…

Хватка у Женика оказалась железной — на самом деле не ошибся Иван, угадав в нем с первого взгляда бывшего штангиста. С горем пополам он дотащил-таки Ивана до столика, свалил свою ношу на стул не очень аккуратно и не очень бережно.

— Ты поосторожней, а… Не кирпичи ж везешь, слушай…

— Ванечка, а позвольте мы вас проводим в номер? Поздно уже, видите, все расходятся, концерт закончился, — предложила Маруся.