Общественное мнение - Липпман Уолтер. Страница 50

Полномочный лидер любой организации имеет значительные естественные преимущества. Считается, что он располагает лучшими источниками информации, такими, как книги и материалы докладов. Он участвовал во многих конференциях, встречался с важными людьми. Он привык к ответственности. Поэтому ему легче привлечь к себе внимание и говорить убедительным тоном. И кроме того, он контролирует доступ к фактам. Каждое официальное лицо в известной мере является цензором. А поскольку никто не может полностью заглушить поток информации ни путем ее умалчивания, ни путем сокрытия ее от публики, то любой лидер в какой-то мере является пропагандистом. Если руководитель, занимающий стратегически важные позиции, вынужден делать выбор между внутренне одинаково непротиворечивыми, но не согласными между собой идеалами безопасности данного института, — такой руководитель должен сам все более осознанно решать, какие факты, в каком контексте и в какой форме представлять обществу.

4

Вряд ли кто-то усомнится в том, что сам процесс установления согласия — работа ювелирная. Этот процесс, в результате которого возникает общественное мнение, конечно, не менее сложен, чем его описание на страницах данной книги, а возможности манипулирования, открывающиеся перед любым человеком, знающим толк в его технологии, достаточно очевидны.

Установление согласия — искусство не новое, а очень старое. И предполагается, что оно умерло с рождением демократии. Но оно не умерло. Оно на самом деле чрезвычайно усложнилось технически, поскольку теперь в значительно большей степени оно основывается на анализе, а не на сугубо практических навыках. Таким образом, основанная на результатах психологического исследования в сочетании с современными средствами коммуникации практика демократии ушла в тень. В настоящее время происходит революция, бесконечно более значимая, чем любое изменение в сфере экономической власти.

На протяжении жизни одного поколения, которое сейчас контролирует ситуацию, убеждение превратилось не только в осознанное искусство, но и в обычный рычаг управления народом. Никто из нас еще не понимает последствий этого феномена. И не будет большим откровением, если я скажу, что умение приходить к согласию способно изменить любой политический расчет и перестроить любой политический фундамент. Под влиянием пропаганды, не обязательно понимаемой как нечто дурное, старые константы нашего мышления стали переменными. Например, больше невозможно верить в исходную догму демократии, что знание, необходимое для управления делами людей, возникает стихийно в недрах человеческой души. Когда в своей деятельности мы полагаемся на идею стихийного возникновения этого знания, то предаемся самообману и начинаем использовать формы убеждения, которые не можем верифицировать. Итак, мы показали, что нельзя полагаться на интуицию или на повороты случайного мнения, если необходимо оперировать в мире, находящемся за пределами нашей досягаемости.

Часть 6

ОБРАЗ ДЕМОКРАТИИ

Признаюсь, что в Америке я вижу больше, чем Америку. Я нахожу здесь воплощение демократии.

Алексис де Токвиль

Глава 16

Эгоцентричный человек

1

Поскольку считается, что Общественное Мнение — это первичный двигатель демократии, то можно было бы ожидать, что этой теме посвящено множество трудов. Однако это не так. Написаны отличные книги об управлении и партиях, то есть о механизмах, которые теоретически фиксируют общественные мнения, после того как они уже сформировались. Однако источники общественного мнения, как и процессы, в результате которых оно формируется, освещены достаточно плохо. Существование силы, называемой Общественным Мнением, в основном принимается как само собой разумеющееся. Американских политологов интересовало или то, как заставить правительство выражать общую волю, или то, как помешать общей воле подрывать цели, ради которых, по их мнению, существует правительство. Эти политологические традиции требовали либо приручать общественное мнение, либо подчиняться ему. Так, редактор ряда серьезных учебников на эту тему пишет, что «самая сложная и самая важная задача правительства состоит в том, как преобразовать силу индивидуального мнения в публичное действие» [289].

Но существует еще более важная проблема: как проверить наши частные представления о политической сфере? Как я попытаюсь показать ниже, существует перспектива радикального улучшения ситуации путем развития уже действующих принципов. Но это развитие будет зависеть от нашей способности применять знание о том, как наши мнения складываются в систему, чтобы контролировать наши мнения, когда они уже образовали такую систему. Ведь случайное мнение, будучи продуктом частичного контакта, традиции и личных интересов, не может по определению благожелательно относиться к методу политического мышления, основанному на точном измерении, анализе и сравнении. Те качества сознания, которые определяют, что будет казаться интересным, важным, знакомым, личным и волнующим, как раз прежде всего и разрушаются под воздействием реалистичного мнения. Таким образом, если в сообществе в целом не присутствует постоянно растущее убеждение в том, что предрассудок и интуиция не достаточны, то выработка реалистичного мнения, требующая времени, денег, вложения труда, сознательных усилий, терпения и спокойствия, не найдет достаточной поддержки. Это убеждение возрастает по мере роста самокритики. Оно позволяет нам распознавать нелепости, презирать самих себя, если мы их используем, и быть начеку, чтобы их обнаружить. Без укоренившейся привычки анализировать мнение в процессе разговора, чтения или принятия решений большинство из нас вряд ли почувствуют необходимость более четких представлений, вряд ли заинтересуются ими и, наконец, вряд ли смогут предупредить манипулирование новой техникой политического мышления.

Однако демократические системы, если судить по старейшим и мощнейшим из них, сделали из общественного мнения тайну. Они превратились в опытнейших организаторов мнения, которые достаточно глубоко проникли в эту тайну, чтобы добиться в день выборов необходимого большинства голосов. Тем не менее политологи относились к этим организаторам как к недотепам или как к досадной помехе, но не как к носителям практических знаний о способах создания и управления общественным мнением. Люди, которые озвучивали идеи демократии, пусть и не принимая участия в их развитии, а также студенты, ораторы, издатели склонны расценивать Общественное Мнение так, как представители других общественных групп смотрят на зловещие силы, которые, по их мнению, вершат судьбами Земли.

Почти в каждой политической теории заключен элемент непостижимого, который в период расцвета этой теории остается неисследованным. За внешними теоретическими формами стоит Судьба, или Ангелы-Хранители, или Избранные, или Божественная Монархия, или Посланник Небес, или Высокородные. Ангелы, бесы и цари как более тривиальные сущности из демократического мышления исчезли. Но потребность верить в существование направляющих метафизических сил осталась. Наши современники восприняли ее от тех мыслителей XVIII века, которые спроектировали форму демократии. Образ бога, которому они поклонялись, был бледен и неясен, но они поклонялись ему со всем жаром своих сердец, и в учении о народном суверенитете они нашли ответ на волновавший их вопрос о надежной основе нового социального порядка. Тайна в этом учении присутствовала, и только враги народа касались ее своими грубыми руками.

2

Они не приоткрыли завесу над этой тайной, так как были политиками-практиками, посвятившими жизнь тяжелой борьбе. Они сами испытывали стремление к демократии, намного более сильное и глубокое, чем к любой другой теории управления. Утверждение человеческого достоинства их занимало в той же мере, что и борьба с предрассудками. Их волновало не столько то, имел ли Джон Смит четкие взгляды на какую-либо актуальную общественную проблему, сколько то, что Джон Смит, чьи предки были низкого рода, не должен отныне пресмыкаться перед другими людьми. Вид пролетария, гордого собой, доставлял блаженство тем, «кому посчастливилось жить на заре новой жизни» [290]. Но любой аналитик стремится принизить это достоинство, отрицает, что все люди все время разумны или все они образованны и информированы, замечает, что народ одурачивают, что он не всегда осознает свои интересы и что не все люди равно способны к управлению.