Общественное мнение - Липпман Уолтер. Страница 70

И это знание умеряет его самоуверенность. Ему могут быть присущи все формы нравственной отваги, и иногда они ему действительно присущи. Но у него отсутствует та уверенность в определенных технических приемах, которые, в конце концов, освободили физические науки от теологического контроля. Именно постепенное развитие неоспоримого метода обеспечило физику интеллектуальную свободу от всех властей мира. Его доказательства стали такими прозрачными, его эмпирические данные так превзошли традицию, что он, в конце концов, сбросил с себя все узы контроля. Но у журналиста нет такой поддержки ни в собственном сознании, ни на деле. Стоящий над ним контроль мнений его работодателей или читателей — это не контроль истины над предрассудком, но одного мнения — над другим мнением, которое, к тому же, не является очевидно истинным. Выбор между утверждением судьи Гэри [385], что профсоюзы уничтожат американские социальные институты, и утверждением Гомперса [386], что они являются ассоциациями, защищающими права человека, в значительной мере определяется желанием верить кому-то из них.

Перед репортером не ставится задача сгладить противоречия между разными позициями и свести их к такому состоянию, когда о них можно сообщить как о новости. Журналист может и должен донести до людей неопределенность истины, на которой основаны их мнения, и путем критики и агитации побудить социальную науку к более практическим формулировкам социальных фактов, а государственных деятелей — к организации более действенных социальных институтов. Иными словами, пресса может сражаться за расширение области истины, о которой можно сообщать в газетах. Но если исходить из того, как организована социальная истина сегодня, то можно сказать, что пресса не способна от номера к номеру поставлять то количество знания, которого требует демократическая теория общественного мнения. И, как показывает качество новостей в радикальной прессе, это связано не столько с Грошовым Чеком, а скорее с тем фактом, что пресса имеет дело с обществом, в котором отсутствует нормальная система записи деятельности правящих сил. Теория, что пресса сама может регистрировать эти силы, лжива. Обычно она может зафиксировать только то, что уже было зарегистрировано для нее действующими социальными институтами. Все остальное — это суждение и мнение, а они колеблются вместе с превратностями, которым подвержены самосознание и разум человека.

Если пресса не является таким бесконечно порочным и злокозненным предприятием, каким его изображает Синклер, она гораздо более хрупка и уязвима, чем это до сих пор считали теоретики демократии. Она слишком хрупка, чтобы нести на себе всю тяжесть народного суверенитета и стихийно являть нам истину, которая, по мнению демократов, является врожденной. И когда мы ждем, что пресса явит нам такой корпус истинных фактов, то используем вводящий в заблуждение способ оценки. Мы неправильно понимаем ограниченную природу новостей и безграничную сложность общества; переоцениваем свое терпение, дух общества и всеобщую компетентность. Мы исходим из предположения о потребности общества в неинтересных истинах, которая не подтверждается беспристрастным анализом наших собственных вкусов.

Таким образом, если на газеты возложить долг информировать нас обо всей общественной жизни человечества так, что на основании этих сообщений каждый взрослый сможет выработать свое собственное мнение по каждому спорному вопросу, они не выполнят своего долга, они обречены на его невыполнение, они не смогут его выполнять и в будущем. Невозможно предположить, что миром, основанным на разделении труда и распределении власти, может управлять универсальное мнение всего народа. Теория невольно постулирует одного всезнающего читателя и возлагает на прессу бремя выполнения того, чего не смогли выполнить представительная власть, промышленное предприятие и дипломатический корпус. Воздействующую на каждого человека в течение тридцати минут в сутки прессу просят создать мистическую силу, называемую Общественным Мнением, которая возместит бездействие общественных институтов. Пресса часто ошибочно воображала, что она на это способна. Она, ценой больших моральных потерь, внушала демократии, все еще опирающейся на исходные посылки, будто от нее, от прессы, можно ожидать, что она стихийно будет поставлять каждому правительственному органу «информационное оборудование» для работы с каждой социальной проблемой, которым эти органы не смогли сами себя обеспечить. Социальные институты, которые не смогли сами обеспечить себя инструментами познания, превратились в клубок проблем. Предполагается, что население в целом, читая прессу, должно само их решать.

Другими словами, пресса стала рассматриваться как орган прямой демократии, которому вменяется в гораздо большем масштабе изо дня в день выполнять функцию, обычно приписываемую законодательной инициативе, референдуму и праву отзыва депутатов. Суд Общественного Мнения, открытый день и ночь, должен беспрерывно формулировать и утверждать законы, регулирующие все сферы жизни. Этого не происходит. А если принять во внимание природу новостей, то это невозможно. Ведь новости, как мы убедились выше, точны настолько, насколько точна изначальная запись события. Если событие не может быть названо, измерено, облечено в конкретную форму и представлено как нечто определенное, то оно либо не может принять характер новостей, либо подвержено случайностям и предрассудкам, неизбежно присутствующим в процессе наблюдения.

Следовательно, в целом, качество новостей, относящихся к современному миру, является показателем его социальной организации. Чем лучше институты, чем больше интересов разных людей формально представлено, тем больше вопросов открывается для обсуждения, тем больше вводится объективных критериев оценки ситуации, тем более адекватно данная ситуация представляется в форме новостей. В наилучшем варианте пресса является слугой и защитником социальных институтов, в наихудшем — служит орудием, с помощью которого небольшая группа людей использует социальную организацию в своих собственных целях. В той мере, в которой институты являются нефункциональными, недобросовестный журналист может ловить рыбку в мутной воде, а добросовестный журналист должен сражаться с неизвестностью.

Пресса не может заменить собой социальные институты. Она подобна прожектору, луч которого, постоянно блуждая, освещает то одно, то другое. Люди не могут вершить свои дела, пользуясь только светом прожектора. Они не могут управлять обществом от эпизода к эпизоду, от инцидента к инциденту, от одного чрезвычайного происшествия к другому. Только тогда, когда они работают при своем собственном устойчивом освещении, пресса, обращая эпизодическое внимание на их труд, выявляет ситуацию, достаточно понятную, чтобы народ мог принимать решения. Проблема, равно как и ее решение, лежит глубже. Решение кроется в социальной организации, основанной на системе анализа и записи событий и во всех следствиях из этого принципа. Оно заключается в отказе от теории о доступности участия в государственном управлении для каждого гражданина, в децентрализации решений, в координации решений путем записи событий в сопоставимых величинах и их последующем анализе. Если в центрах управления осуществляется постоянная проверка и она помогает понять происходящее тем, кто занят данным делом, и тем, кто контролирует его на высшем уровне, то возникающие проблемы не приводят к конфликту между слепцами. И тогда новости поставляются прессе разумно организованной системой, которая еще и способна ее контролировать.

И это фундаментальный способ решения проблемы. Ведь пресса сталкивается с той же самой проблемой, что и представительная власть (будь то власть территориальная или функциональная) и промышленность (будь то промышленность кооперативная, капиталистическая или коммунистическая). Эта проблема — неспособность людей, действующих на основе самоуправления, преодолеть свой случайный опыт и предрассудки путем изобретения, создания и организации механизма знания. Это происходит потому, что они вынуждены действовать, не располагая надежной картиной мира, поскольку правительства, школы, газеты и церкви весьма незначительно прогрессируют в своем движении против наиболее очевидных неудач демократии — против сильных предрассудков и апатии. Их мало волнует то, что народ предпочитает развлекательные сюжеты и любопытные курьезы типа трехногих телят скучным важным вещам. Таков основной недостаток народного правления, недостаток, коренящийся в его традициях. И на мой взгляд, к нему восходят все прочие его недостатки.