Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич. Страница 43

Березовский был слегка взлохмаченный, он мчался в Кремль откуда-то из-за города. Посмотрел на меня цепко и сказал: «Борис Николаевич, если вы хотите принести пользу Содружеству, то меня надо назначать. Я уверен, что смогу сделать что-то полезное. Если обращать внимание на тех, кто что-то там на улице будет говорить, тогда не надо. Если вы поддержите меня, я постараюсь оправдать ваше доверие и доверие президентов СНГ».

Я подумал ещё минуту. Конечно, странная ситуация. Российский президент выступает против российского гражданина.

Вошёл в зал. Президенты смотрели на меня испытующе. Произнёс: «Дорогие коллеги, я согласен с вашим предложением. На должность исполнительного секретаря СНГ вносится кандидатура Бориса Березовского». Единогласно, как того требует устав СНГ, Березовский был назначен на эту должность.

Через год, правда, со скандалом и уже по моей инициативе, он был уволен, но президенты стран Содружества до сих пор говорят, что это был самый сильный исполнительный секретарь СНГ.

Любой саммит СНГ — это обвинения с нескольких сторон. От наших политиков (как правого, так и левого толка) — что я попустительствую президентам независимых государств, не отвечаю на их выпады, даю огромное количество льгот и поблажек в экономических вопросах, прощаю долги и даю занимать вновь и вновь… Но претензии были и со стороны президентов и парламентариев стран СНГ: Россия, мол, не занимается реальной интеграцией, отделывается разговорами, возводит таможенные и налоговые барьеры, не соблюдает соглашения о свободной торговле, не идёт навстречу с ценами на газ и электроэнергию.

Что же происходило на самом деле?

…Это была моя сознательная политика сдерживания противоречий. Политика их амортизации.

Нет, мы не отделывались разговорами. Все проблемы внутри СНГ — решаемые проблемы. Лидеры стран хорошо знают и понимают друг друга, народы связаны узами добрососедства, тысячью тончайших нитей — семейных, профессиональных, дружеских. Вот основной фактор сотрудничества, который мы сохранили.

И я считаю, добились главного: несмотря на все разговоры о смене курса, несмотря на явные попытки некоторых третьих стран обернуть международное сотрудничество против России, наши экономические и политические связи со странами СНГ сейчас по-настоящему окрепли. Фактически они уже превратились в некую систему взаимодействия, разрушить которую очень трудно.

Я очень надеюсь, что когда-нибудь Беловежскую Пущу вспомнят совсем в других выражениях, не так, как сейчас. Будут говорить, что это было начало совершенно нового этапа: вслед за Европейским союзом мы начали строить абсолютно новую реальность, новый союз — Содружество Независимых Государств.

РУБЛЁВАЯ КАТАСТРОФА

Летом 1998 года Россию постигла тяжелейшая финансовая катастрофа. Замечу сразу, что произошла она не только у нас, но и в странах с другой экономикой, с другой историей, с другим менталитетом.

Явление это для нас новое. Мы, долгие годы отделённые от мировой цивилизации высокой стеной, как оказалось, были к нему совершенно не готовы.

Могла ли нас обойти эта беда? Вряд ли. Много в те дни, перед августовским кризисом, давалось ценных советов — и банкирами, и аналитиками, и журналистами, и экономистами… Почему правительство оставалось глухо к этим советам?

Я думаю, по причине, которая коренится в нашей российской психологии: мы настолько часто говорили о грядущей экономической катастрофе, о том, что все рухнет, рубль обвалится, настолько часто «каркали», что чувство тревоги отчасти притупилось. Однако глобальная экономика наших дней не может ждать антикризисных решений неделями и месяцами. Пожар на бирже вспыхивает в течение часа и в течение суток охватывает весь мир.

И вторая важная причина. Несмотря на все разговоры о рыночной экономике, мы ещё не успели окончательно привыкнуть к тому, что наша страна — внутри большой экономической цивилизации, внутри мирового рынка. Зависимость от мировых бирж, от мировой финансовой ситуации по-настоящему не осознавалась.

Между тем именно глобализация мировой экономики, казавшаяся до кризиса каким-то фантомом, абстрактным постулатом, очень больно ударила в 98-м по всей России, по всем её городам, большим и малым, по всем её людям.

С самого начала своей работы правительство Кириенко декларировало создание антикризисной программы. Под руководством Сергея Владиленовича наконец начали писаться грамотные экономические законы, выстраиваться правильные макроэкономические схемы (наработками кириенковского правительства, кстати, пользовались потом все последующие кабинеты министров и пользуются до сих пор). Но вот беда: за этой долгосрочной перспективой молодые экономисты совершенно проглядели текущую катастрофу! Закладывая фундамент, напрочь забыли о крыше. Произошёл удивительный парадокс: самое грамотное в экономическом смысле российское правительство приняло самое неграмотное, непросчитанное решение: оно объявило, что отказывается платить по собственным внутренним долгам.

Впрочем, если разобраться повнимательнее, никакого парадокса тут нет.

Внешне все выглядело очень просто. Западные инвесторы медленно, но верно начали уводить с «проблемного» российского рынка свои капиталы. Непрерывно росла доходность на рынке ГКО (государственных краткосрочных облигаций). Уже с начала 1998 года многие специалисты заговорили о том, что рынок государственных ценных бумаг работает не на государство, а как бы сам на себя. Не правительство использует этот рынок для пополнения бюджета, а участники рынка используют правительство, высасывая финансовые ресурсы. Центральный банк, занимавший тогда тридцать пять процентов рынка ГКО, покупал у правительства новые ценные бумаги, а правительство этими рублями расплачивалось за старые выпуски ГКО. Получив рубли, владельцы ценных бумаг (в основном, конечно, коммерческие банки) несли их на валютный рынок, покупая доллары. Создавали давление на курс рубля. А чтобы удержать этот курс (напомню, тогда он был определён «валютным коридором» и практически не менялся уже в течение долгого времени и равнялся шести рублям за один доллар), Центральный банк тратил свои золотовалютные резервы. Только за январь резервы Центрального банка сократились на три миллиарда долларов. Лишь такой ценой удалось удержать курс внутри «валютного коридора». Так работала кризисная машина 1998 года. Она остановилась лишь тогда, когда кончилось топливо: правительству стало не хватать рублей для оплаты старых госбумаг, а Центробанку — валюты для поддержания курса.

Ещё в конце 1997 года, выступая на заседании правительства, я говорил: «Вы все объясняете мировым финансовым кризисом. Конечно, финансовый ураган не обошёл стороной Россию. И зародился он не в Москве. Но есть и другая сторона — плачевное состояние российского бюджета. А вот здесь пенять можно только на себя».

Да, действительно, на трудную ситуацию финансового рынка накладывалась и другая, просто отвратительная, ситуация — с собираемостью налогов, исполнением бюджета. За январь 1998 года федеральный бюджет получил от налогов лишь около шести миллиардов рублей, это было в два раза меньше, чем бюджетное задание. Любые кредиты мирового банка, любые крошечные доходы — все быстро исчезало в огромной бюджетной дыре. Чтобы погасить долги по зарплате, шли на все.

Доходность на рынке ГКО в феврале не опускалась ниже 40 процентов. А в бюджете была заложена цифра 20. Таким образом, бюджетная дыра, по одним, официальным, оценкам, составляла 50 миллиардов рублей, а в реальности — около 90 миллиардов.

Давление на наш финансовый рынок продолжалось. Международные финансовые агентства объявили о том, что пересматривают финансовый рейтинг России в сторону снижения. Иностранные инвесторы и наши банки осторожничали, больше не доверяли рынку российских ценных бумаг.

В конце мая пошла очередная волна кризиса. Снизились мировые цены на нефть. Сорвались крупные аукционы (в частности, по продаже «Роснефти», на что был большой расчёт). Серьёзные убытки понесли железные дороги, огромные деньги пошли на то, чтобы погасить шахтёрские забастовки.