Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич. Страница 49

Теперь мне предстояло одновременно делать три дела. Давить на Думу («У меня нет другой кандидатуры, это вопрос решённый, с вами или без вас, премьером будет Черномырдин»). Убеждать Черномырдина не настаивать на своей кандидатуре («Виктор Степанович, нельзя вносить вашу кандидатуру в третий раз, в сегодняшней политической ситуации мы не имеем права распускать Думу»). И через Юмашева, в обстановке строгой секретности, уговаривать единственного реального кандидата — Примакова!

Все это я и делал. Делал, потому что упорно верил: выход я найду.

Тем не менее после второго тура голосования я вызвал несколько человек из своей администрации, чтобы выслушать абсолютно все аргументы «за» и «против» Лужкова.

Надо отдать должное Юрию Михайловичу, его энергии и воле к победе — гонцы от мэра приходили в Кремль практически ежедневно. А вернее, практически не уходили оттуда. Сторонниками Лужкова быстро стали: секретарь Совета безопасности Андрей Кокошин, заместители главы администрации Сергей Ястржембский и Евгений Савостьянов.

Ко мне на дачу приехали Юмашев, Ястржембский и Кокошин. Я попросил их как можно более тщательно изложить обе позиции.

«Лужков всегда был за президента. На всех этапах своего пути, при всех сложных ситуациях, — сказал Сергей Ястржембский. — Говорят, что сейчас он против вас. По-моему, это наговор. Я лично разговаривал с Юрием Михайловичем. Он просил передать, что Ельцин для него — святое понятие. Но дело не только в этом. Лужков — реальный кандидат в президенты. Он крепкий хозяйственник, он быстро выстроит нормальную властную вертикаль. Это надёжный человек, который продолжит в стране и экономические, и демократические реформы. Нельзя дать коммунистам шанс раскачать ситуацию, пользуясь кризисом».

Примерно ту же самую позицию изложил и Кокошин.

Я посмотрел на Юмашева: «Ваши аргументы, Валентин Борисович». — «Сегодня кандидат в премьеры должен быть объединяющей, примиряющей фигурой. Лужков же рвётся к власти, со своим грубым напором, не брезгуя никаким скандалом. Кроме того, если Лужков станет премьером, неужели он удержится от попыток захвата власти до выборов 2000 года? Конечно, нет. Это может окончательно дестабилизировать обстановку в стране». «Спасибо, — сказал я. — Я выслушал оба мнения, теперь дайте мне подумать».

Буквально через несколько минут я позвонил Валентину Юмашеву (он уже ехал в машине) и сказал всего два слова: «Уговаривайте Примакова».

Положение продолжало оставаться критическим.

Я сделал последние шаги. Во-первых, продолжал давить на Думу изо всех сил. Ситуация ещё находилась в достаточно подвешенном состоянии. Несмотря на провал с двумя первыми турами голосования, можно было надеяться на внезапный перелом, и я использовал все имеющиеся средства. Попросил подготовить письмо в Думу на третье голосование с фамилией Черномырдина. Для депутатов это означало одно — роспуск Думы.

Тем временем я решил встретиться с Юрием Маслюковым, бывшим председателем Госплана, ещё одним кандидатом от коммунистов. Его срочно привёз ко мне Юмашев, буквально вытащил из отпуска. Это было 10 сентября, в семь тридцать утра. Маслюков сказал: «Я готов работать, но только под руководством Примакова. Уговаривайте Евгения Максимовича. Он самый лучший. Я пойду только вместе с ним».

В девять утра того же дня я приехал в Кремль. Там меня уже ждал Примаков. Затем приехали Черномырдин и Маслюков. Я собрал их втроём, чтобы принять окончательное, последнее решение. Тянуть дальше было нельзя.

…Первый разговор с Примаковым состоялся у меня незадолго до этого на даче, ещё в начале сентября, между первым и вторым турами голосования по Черномырдину. «Евгений Максимович, — сказал я ему. — Вы меня знаете, я вас знаю… Вы единственный на данный момент кандидат, который всех устраивает».

Разговаривали долго, обстоятельно. Я почувствовал, что Примаков искренне не хочет идти в премьеры. Надевать на себя тяжёлый хомут власти, громадной ответственности ему очень не хотелось. Он привык к своей удобной нише министра иностранных дел.

«Борис Николаевич, буду с вами тоже полностью откровенен. Такие нагрузки не для моего возраста. Вы должны меня понять в этом вопросе. Хочу доработать нормально, спокойно до конца. Уйдём вместе на пенсию в 2000 году».

После первого голосования по Черномырдину Юмашев вновь провёл несколько встреч с Примаковым. «Евгений Максимович, какие ваши предложения, что будем делать?» Примаков отвечал: «Давайте предлагать Юрия Дмитриевича Маслюкова, это хороший экономист». — «Борис Николаевич ни за что не согласится на премьера-коммуниста, вы же знаете, Евгений Максимович. И что же, будем распускать Думу?» Тогда Примаков твёрдо, глядя Юмашеву прямо в глаза, ответил: «Думу ни в коем случае распускать нельзя».

…И вот третий, последний, раунд наших переговоров в Кремле, утром в четверг, 10 сентября. Сегодня должно решиться все. Как должно решиться — было ещё неясно.

…Сначала Примаков опять наотрез отказался. Но я попросил его не уходить, подождать в приёмной, пока приедут Маслюков и Черномырдин. Юмашев продолжал уговаривать Примакова, не теряя времени, не теряя ни одной минуты до приезда двух других кандидатов.

Именно в эти последние полчаса все и решилось.

Примаков внезапно сказал: «Иванов, мой заместитель, ещё не готов для роли министра. И потом, завтра у меня начинается большая международная поездка. Что я скажу моим партнёрам?» Валентин посмотрел на него с надеждой. «Нет, нет, я не могу», — замахал руками Примаков. «Вы мудрый человек, Евгений Максимович. Вы должны это понять. А вдруг с президентом что-то случится? — Юмашев понял, что это последний шанс. — Кто будет управлять страной, кто окажется у власти? Лужков? Вы этого хотите?» — «Нет». — «Я могу сказать президенту, что вы согласны?» Примаков молчал. «Я могу?» — повторил Валентин. Примаков молчал.

Юмашев влетел в мой кабинет буквально за несколько минут до того, как туда вошли все трое кандидатов в премьеры.

На столе у меня лежал текст письма в Государственную Думу. Я попросил всех сесть и сказал: "Я обращаюсь в Думу с предложением по кандидатуре нового главы правительства. Прошу поддержать кандидатуру… "

И сделал паузу.

Все трое сидели молча, буквально затаив дыхание. Каждый ждал, что я назову его. Даже Маслюков, у которого практически не было шансов.

«…Евгения Максимовича Примакова!» — с чувством облегчения и удовлетворения произнёс я.

Политика — искусство возможного. Но есть в политике и иррациональное начало. Дыхание судьбы. Наверное, Виктор Степанович не почувствовал, что судьба против него. Вот и на той последней встрече перед третьим туром голосования он по-прежнему перечил ей, шёл напролом.

Даже после того как я объявил о своём решении, Черномырдин приводил все новые и новые аргументы, что необходимо их, Примакова и Маслюкова, назначить первыми вице-премьерами, а его в третий раз внести на думское голосование. «А если не утвердят?» — спрашивал его я. «Да куда они денутся!» — настаивал Черномырдин. Примаков и Маслюков молчали. «Евгений Максимович, есть у Виктора Степановича шансы пройти через Думу?» — спросил я после долгой паузы. «Ни малейшего», — помедлив, ответил Примаков. То же самое ответил и Маслюков.

Черномырдин помолчал. Потом вдруг откинулся на спинку стула и сказал: «Борис Николаевич, я всегда поддерживал кандидатуру Примакова. Это хорошее решение. Поздравляю, Евгений Максимович!»

В этот же день, 10 сентября, Думе была предложена кандидатура Примакова. Он был утверждён подавляющим большинством голосов.

Кстати, поразительная вещь — все самые тяжёлые кризисные периоды восьми с половиной лет моего пребывания у власти приходились именно на эти три месяца: август, сентябрь, октябрь. Золотая осень, бархатный сезон. Что ж за треклятое время такое?! Почему именно в этот момент происходит в государстве, в политической составляющей общества какой-то выплеск энергии, почти направленный взрыв? Я даже пробовал выяснить это у своих помощников, чтобы они привлекли науку, просчитали все неблагоприятные факторы этих месяцев. Да нет, говорят, все нормально. Обычные месяцы.