Любимый по судьбе (СИ) - Мезенцева Екатерина Юрьевна "Тринити". Страница 13

- Пошел ты! – рявкнул я.

- Я не о том, – усмехнулся он. – Это, конечно, тебе тоже нужно, но я о твоей ране, – я непонимающе на него посмотрел. – Ты же вчера голову разбил, кровь засохла, вчера не до этого было, – тихо проговорил он, смотря на костер.

Я дотронулся до своего лба, черт, больно.

- Как я ее посмотрю? – насупился я. – Тут даже зеркала нет!

- Боже… – простонал он. – Почему я застрял здесь именно с тобой?!

Он поднялся со своего места.

- Это твоя кара, – фыркнул я, тоже вставая.

- Пошли.

Он завел меня в палатку.

- Шапку сними, – бросил он, роясь в сумке. – Зная, твою маму, она должна была положить хоть зеленку…

Я попытался снять шапку, но боль резко усилилась.

- Ром, больно, – всхлипнул я.

- Твою ж мать, – рявкнул он. – Это же так глупо – реветь, когда слезами ничего не исправишь! – он поднялся на ноги и приподнял край шапки. – Ты же мужик, почему ноешь как баба?!

- Слезы – это слова, которые не может произнести сердце или душа, – надменно проговорил я. – Мама всегда так говорила, а еще она говорила, что плакать это не страшно. Страшно, когда человек не умеет плакать! Тогда он совершенно бездушный!

- Какой же ты… – простонал он. – Шапка прилипла из-за крови, – вздохнул он. – Подожди, воды принесу, на вот, разорви пока, – он кинул мне мою футболку.

- Так бинт же есть, – удивился я.

- Пока побережем его, – проговорил он, уже возвращаясь с котелком. – Дай сюда, – фыркнул он, вырывая футболку из моих рук. – Что, даже это сделать не можешь?! – рявкнул он.

- Хватит орать на меня, – прошипел я, терпя прикосновение горячего куска бывшей футболки к своему лбу. – Я понимаю, что ты ненавидишь меня, мою маму и отца, но сейчас, – я зло посмотрел на него. – Чтобы у тебя была возможность и дальше ненавидеть нас, нам нужно работать вместе, чтобы выжить! – он исподлобья посмотрел на меня. – Я все понимаю, – продолжил я уже немного спокойнее. – Ты был маленьким ребенком, у которого не заслуженно отобрали мать, а потом еще и отец вот так отвернулся. Об тебя просто вытерли ноги, рассмеялись над твоими чувствами! Твоя любовь и искренность никому оказалась не нужна, – я посмотрел ему в глаза. – А потом еще и удивлялись: «Почему ты таким стал?», «Что с тобой?», «Почему ты охладел ко всем?». Я все понимаю, – повторил я. – Но сейчас… Нам нужно забыть об этом на время.

Ромка был растерян и зол, он с силой надавил на мою рану, заставляя меня зашипеть.

- Я же просил тебя не лезть ко мне в душу, – тихо, но от этого еще страшнее, проговорил он. – Чего ты ко мне привязался?! Нет у меня ни чувств, ни души! Отвалите!!!

- Я тебе уже говорил, если ты будешь делать мне больно, то тебе самому легче не станет, – проговорил я, морщась от боли.

Ромка стянул с меня шапку, стал промывать саму рану.

- Достаточно всего лишь научиться улыбаться, – тихо и неожиданно проговорил он после долгого молчания. – Тогда все будут видеть в тебе лишь жизнерадостного человека…

Я удивленно на него посмотрел.

- Но это же не так… – осторожно проговорил я. – Ты не чувствуешь радости, ты только притворяешься, чтобы никто не смог снова сделать тебе больно.

Он лишь пожал плечами.

- Вы все ищите во мне только грязь, – фыркнул он. – А как говориться, кто ищет, тот всегда найдет, – он улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. – Да и мне смешно от этого, – усмехнулся он.

- Почему? – спросил я.

- Вы ведь ищите во мне то, чем сами полны, – фыркнул он. – Не вам меня судить!

Я пристально на него посмотрел. Он, действительно, так считает… Я тоже полон грязи для него?

- Самое ахуенное в этой жизни, знаешь что? – улыбнувшись, спросил он, беря какую-то мазь и разрывая футболку на ленточки.

- Что? – отозвался я.

- Быть бесчувственным. Никто тебя не может обидеть, задеть, оскорбить, – пожал он плечами. – У тебя нет чувств – тебе похуй, – я отвел взгляд.

Очень на него похоже, он просто отгородился от всего мира, закрылся от него.

- Это то к чему и тебе нужно стремиться, – усмехнулся он, насмешливо посмотрев на меня. – Люди издеваются над чувствами других людей и называют это любовью, – рассмеялся он. – Я этого не хочу. А вот ты идеальный кандидат для подобной мишени.

- С чего это? – нахмурился я.

Ромка стал забинтовывать мою голову.

- Ну как же, – усмехнулся он. – Депрессивный, все принимаешь близко к сердцу, полюбому влюбчивый, – он приподнял правую бровь в насмешке. – Тебе очень легко сделать больно. Если ты не мазохист, в чем я очень сомневаюсь, то должен избегать подобного.

- Я не мазохист. Но и бесчувственной сволочью становиться не хочу, – фыркнул я. – В этой жизни все можно пережить, пока есть для кого жить, кого любить, о ком заботиться и кому верить…

Он рассмеялся.

- Еще и наивный, – проговорил он.

- Разве это так плохо? – тихо спросил я. – Разве плохо стремиться видеть только хорошее в людях? – я спрятал взгляд, но ответа ждал с нетерпением.

- Может и не плохо, – вздрогнув, ответил он. – Но… Все не всегда так, как мы хотим, – с трудом проговорил он, не сводя с меня взгляда.

Я посмотрел на него. Ромка был растерянным, его глаза бегали по палатке, словно не могли за что-то одно зацепиться.

- Ром…

Он ехидно улыбнулся мне.

- Ну все, я тебя подштопал. Еще что-то болит?

Я прислушался к себе.

- Вроде нет… – отозвался я.

- Вот и хорошо, – хмыкнул он. – Было бы хреново потратить все сразу на тебя.

Я тут же насупился.

- Если бы не я, то этого вообще не было бы, – фыркнул я.

- Не ты, а твоя мама, – рассмеялся он.

- Не важно.

Я пристально осмотрел его.

- А у тебя? – он в этот момент убирал все обратно в сумку.

- А? – не понял он.

- Ну, ты сам как? – спросил я, чувствуя себя неловко.

Он снова задрал бровь, а потом рассмеялся.

- Все нормально, – заверил он меня. – Я же не плакса, как ты.

- Причем тут это? – разозлился я. – Если есть рана, то может быть заражение, нужно обработать!

- У меня все хорошо, – фыркнул он, отворачиваясь от меня.

- Побывал в аварии, прошел через зимнюю тайгу и абсолютно цел? – не поверил я. – Дай я посмотрю…

- Петь, я не гей, даже не пытайся… – ядовито усмехнулся он.

Я задохнулся от возмущения.

- Я тоже не гей!!!

- Ага, по тебе видно, – хмыкнул он.

Я схватил свою куртку, а потом выбежал из палатки.

Бесит! Как же он меня бесит!!!

Ноги бежали без моей воли, они несли меня подальше от этого недоноска, да простит меня его мать. Я бежал, холодный воздух разрывал легкие, в ушах по сто раз звучала его насмешка.

Чем я заслужил подобное?! Почему он настолько жесток?? Под ногами был лед. Тут есть речка??

- Эй!!! – услышал я крик.

- Пошел вон! – заорал я, мотая головой, стараясь вытрясти его голос из нее.

- Да стой ты, придурок, – меня повалили в снег, я больно ударился о лед. – Куда ты собрался?? – орал он.

- Подальше, – рявкнул я, пытаясь сбросить его с себя. – От тебя, от твоей злости и жестокости, понял?! Проваливай, ты не нужен мне!!!

- Ага, убежал, даже сумку с собой не взял, – тяжело дыша, проговорил он. – Долго б протянул??

- Лучше сдохнуть, чем быть с тобой рядом! – кричал я. – Отпусти меня, слезь!

- Не ори, – рявкнул он, впечатывая меня лицом в снег. – Всех животных созовешь своим ревом!

Я притих, но вырываться продолжал.

- Отпусти… – выдохнул я, когда силы меня оставили.

- Успокоился? – хмыкнул он, слезая с меня.

Я встал на ноги и не уверенной походкой снова пошел в сторону от него. Меня схватили за шкирку и поволокли обратно.

- Какой же ты идиот, – проговорил он.

- Отпусти! – взвыл я.

Ромка подтолкнул меня к костру, заставляя сесть, сходил в палатку и накинул на плечи одеяло. Оказывается, я убежал не так далеко, как думал.

- Какие у тебя признаки депрессии? – спросил он, тоже садясь на бревно, напротив меня. – Тебе, наверное, к врачу нужно, из-за все произошедшего?