Сколько будет 2+2? - Елизаров Евгений Дмитриевич. Страница 14

Кстати, уже приводившийся нами вывод Маркса, как бы сегодня мы ни относились к его учению, демонстрирует нам именно это. С одной стороны, его обобщение стало одним из величайших открытий, когда-либо сделанных человеком, но это открытие не свершилось вдруг, на пустом месте, его подготавливали и великие экономисты, и великие философы. С другой, – воплощенный в любом товаре живой труд – то единое основание, по которому и проводится сравнение всех товарных ценностей, – демонстрирует нам субстанцию, принципиально отличную от вещественной природы любого отдельно взятого товара.

Поэтому нужно дополнить сделанный выше вывод следующим утверждением: там, где речь идет о разнородных сущностях, все операции количественного сравнения проводятся не с самими вещами, но с какими-то заместительными понятиями, которые, с одной стороны, вбирают в себя лишь ограниченную часть характеристик, изначально свойственных самим вещам, с другой – обретают какие-то дополнительные свойства. При этом важно понять, что те дополнительные качества, которые вдруг обнаруживаются нами, порождаются отнюдь не собственной природой исходных начал, они являются атрибутами совершенно иного, зачастую значительно более широкого, круга явлений. Все это мы уже видели и в детстве, когда от абстрактных функциональных машин, приспособленных к условной ли штыковой атаке, борьбе ли с хулиганами или к лечению чужих ран, мы переходили к конкретным лицам, воспринимавшихся нами тогда в качестве вполне живых персонажей, и во студенчестве, когда от многообразия товаров переходили к стоимости.

Словом, мы вновь видим, что любые количественные «аномалии» могут свидетельствовать не только о некорректности расчета, но и являются индикатором того, что в наш расчет вмешивается какой-то дополнительный, ранее неопознанный фактор.

Обратимся к общеизвестному.

Геродот, рассказывая о лидийцах, упоминает такой факт из истории этого древнего народа. Когда земля, на которой они обитали, была уже не в состоянии прокормить ставшее многолюдным племя, часть народа была вынуждена сесть на корабли и искать счастья у чужих берегов. «Сначала лидийцы терпеливо сносили нужду, а затем, когда голод начал все более и более усиливаться, они стали искать избавления, придумывая разные средства. Чтобы заглушить голод, они поступали так: один день все время занимались играми, чтобы не думать о пище, а на следующий день ели, прекращая игры. Так лидийцы жили восемнадцать лет. Между тем бедствие нее стихало, а еще даже усиливалось. Поэтому царь разделил весь народ на две части и повелел бросить жребий: кому оставаться и кому покинуть родину. Сам царь присоединился к оставшимся на родине, а во главе переселенцев поставил своего сына по имени Тирсен. Те же, кому выпал жребий уезжать из своей страны, отправились к морю в Смирну. Там они построили корабли, погрузили на них всю необходимую утварь и отплыли на поиски пропитания и [новой] родины.»

Мы знаем, что в древнем мире такая стратегия не была чем-то исключительным. Греки, а в еще большей степени финикийцы именно таким образом заселили все берега Средиземноморья. Да и впоследствии этот сюжет повторялся неоднократно: так поступали викинги, так заселялась Америка… словом, вынужденное переселение – это весьма рациональный способ разрешения демографических проблем. Но вот что важно: бесконфликтное его исполнение свидетельствует об очень высоком уровне общественного устройства. Если угодно, – даже об очень высоком уровне общественной морали.

Но вот пример совсем из другой жизни: колонии самых примитивных одноклеточных организмов, испытывая дефицит пищи, вдруг сбиваются вместе и начинают формировать какую-то сложную конструкцию, что-то вроде плотного кома, опирающегося на тонкую длинную ножку. Как только длина этой ножки достигает критической величины, ком отрывается и движением воздуха относится на новое место, где образуется новая колония.

Таким образом, все это очень сильно напоминает известный еще из Геродотовской Истории сценарий. Но если он реализуется даже на уровне одноклеточных организмов, приходится предположить, что способность действовать в соответствии с этой вечной стратегией каким-то таинственным образом формируется не только в человеческом, но и в любом живом сообществе вообще.

Трудно предположить, что такая стратегия заранее заложена в генетической памяти каждой отдельно взятой клетки. Поэтому необходимо признать, что там, где из отдельных, наделенных своими особенностями индивидов формируется новый уровень организации живой материи – сообщество организмов, вдруг появляются и какие-то новые свойства, которыми не обладают индивиды . Но если так, то все эти и, возможно, какие-то иные, о существовании которых мы пока еще и не догадываемся, качества, не присущие отдельно взятым индивидам, в свою очередь должны входить в итоговую сумму. Поэтому, строго говоря, там, где в результате интеграции единичных вещей в некую общность формируются дополнительные свойства, «два плюс два» равно не «четырем», но некоторой сумме, состоящей из «четырех» и какой-то «дельты качества».

Именно эта не всегда заметная (но всегда существующая!) «дельта качества» и концентрирует в себе то, что в действительности отличает один уровень явлений от другого.

Таким образом, если видеть в логической операции обобщения не отвлеченную от всякой конкретности гимнастику ума, но строгий аналог каких-то реальных процессов, которые «вживую» протекают в окружающей нас природе, ее ни в коем случае нельзя будет свести к одному только отбрасыванию индивидуальных характеристик единичных вещей. Конечно, что-то от индивидуального, должно теряться и здесь, но все же что-то обязано и приобретаться. Поэтому главным в любом логическом обобщении должно быть выявление именно того, что приобретается в дополнение к общей образующейся сумме качеств, а вовсе не того, что остается за вычетом исключаемых из анализа свойств.

Если кого не убеждает приведенный пример, можно сослаться на другой, куда более знаменитый, ибо он восходит к одному из величайших знатоков той материи, которая затрагивается в нем. Поодиночке едва ли не каждый французский солдат, – утверждал Наполеон, – уступал по своим боевым качествам прекрасно вышколенным мамлюкам. Но несколько десятков гренадеров уже сравнивались с аналогичным подразделением противника. Батальон же был способен устоять в столкновении и со значительно превосходящей численностью. Во время сирийского похода в сражении при горе Табор двухтысячный отряд французской пехоты под началом одного из наполеоновских командиров в течение целого дня сдерживал яростные атаки 25000 кавалеристов паши Дамаска, которые к тому же были поддержаны десятью тысячами пехоты. При перекличке после сражения обнаружилось, что только два солдата погибли и около шестидесяти были ранены. Таким образом, превосходство дисциплинированной французской пехоты, построенной в каре, перед неорганизованной массированной кавалерийской атакой было продемонстрировано со всей убедительностью. И это при том, что по личной выучке кавалеристы всех армий мира всегда превосходили пехотинцев. (Впрочем, турок била не только французская пехота: о дивизионные каре будущего российского фельдмаршала П.А.Румянцева под Кагулом разбилась 150-тысячная армия турецкого визиря, поддержанного к тому же 80-тысячной татарской конницей, которая угрожала тылу российского воинства.)

Еще один пример, известный любому, кто знаком с управлением. При формировании даже простой кооперации исполнителей всегда возникает дополнительная производительная сила: коллектив объединенных в бригаду грузчиков, землекопов и так далее способен обеспечить несколько большую выработку, чем механическая сумма тех же людей, но работающих независимо друг от друга. Так что и здесь «два плюс два» равно сумме, состоящей из «четырех» и некоторой «дельты качества».

Именно эта деформирующая прогнозируемый результат сложения «дельта» наводит на мысль о том, что уровню сообщества (будь то сообщество биологических организмов, солдат, рабочих и так далее), свойствен какой-то новый, в принципе неведомый индивидам фактор. Сегодня мы знаем, что этот фактор представляет собой не что иное, как организацию. При этом принципы организации ни в какой форме не содержатся в генотипе индивидов. В самом деле, трудно предположить, что уже генотип человека содержит информацию о том, что в виду кавалерийской атаки индивиды должны стремительно образовывать прямоугольник, один из углов которого обращен к неприятелю, чтобы, во-первых, рассечь его и уже тем нарушить управление, во-вторых, встретить ружейными залпами сразу двух фасов, а под артиллерийским огнем, – напротив, рассыпать свой строй. Точно так же трудно предположить способность генотипа содержать в себе правила разделения и кооперации труда. Так что новое начало может возникать только там, где возникает какая-то общность. Но о самом существовании этого фундаментального начала мы впервые узнаем лишь из каких-то количественных аномалий.