Рассудок маньяка - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 34

Дронго вошел в кабинет с невозмутимым видом и прошел к стулу, стоявшему в углу.

– Какие результаты? – спросил заместитель прокурора города. Климов пожал плечами. Он выполнил просьбу этого странного эксперта, нашел ему нужный телефон. Но все дальнейшие действия Дронго казались ему нелогичными и непрофессиональными. Однако он не стал спорить, когда тот сделал еще несколько звонков и лишь затем предложил следователю пройти с ним в кабинет Архипова. Увидев недоуменное лицо следователя, заместитель прокурора города почувствовал себя обманутым.

– В чем дело? – спросил он дрогнувшим голосом. – Вы, конечно, не нашли убийцу.

– Нашли, – вздохнул Дронго, – но я позвонил Михаилу Федоровичу Сваневскому, попросив его приехать. Это мой друг и один из лучших психиатров в стране.

– При чем тут психиатр? – занервничал Левитин. – У нас есть свои психиатры не хуже. Оставьте свои фокусы, скажите, наконец, кто именно совершил эти два убийства?

– Подождите еще несколько минут, – попросил Дронго, – а насчет ваших психиатров я хорошо знаю. И, по-моему, знают все. Это настоящие коновалы, которые в течение нескольких минут признают нас всех больными идиотами и отправят на лечение в закрытую спецбольницу. Или с тех пор методы несколько изменились?

– Как вам не стыдно, – разозлился Левитин, – вы ведь сами столько лет работали в КГБ.

– Я никогда не работал в КГБ, ни одного дня, – холодно заметил Дронго, – я работал в контакте с представителями КГБ, это правда. Я был специальным экспертом международного комитета ООН, и это тоже правда. Я помогал поддерживать связь правоохранительных органов нашей бывшей страны с Интерполом, когда мы формально не были членами этой организации. Но сотрудником КГБ я не был. А если бы и был, то гордился бы этим обстоятельством. И никогда бы его не скрывал.

– Все это относится к вашей биографии, – раздраженно заметил заместитель прокурора, – а нам нужен убийца. Или вы решили пошутить, заставив нас прождать целых полчаса?

– Нет. Я уже знаю, кто убийца. Точно знаю. Но мне нужно несколько минут, чтобы сюда пришли все участники этой затянувшейся драмы.

– Какие участники?

– Все те, кого мы подозревали на протяжении всех трех дней.

В этот момент дверь в кабинет открылась, вошел Сыркин. Он мрачно посмотрел на Дронго и доложил:

– Все собрались.

– Вы разрешите? – обратился Дронго к Архипову.

– Конечно, – кивнул Сергей Алексеевич.

– А вы? – повернулся Дронго к заместителю прокурора.

– Делайте что хотите, – раздраженно бросил тот, пожимая плечами.

– Пригласите всех, – кивнул Дронго, – всех подозреваемых.

Когда Михаил Михайлович вышел из комнаты, Дронго обратился к профессору Моисеевой:

– Елена Витальевна, если вам не трудно, будьте любезны пересесть за стол вместе со всеми.

– Я тоже подозреваемая? – осведомилась Моисеева.

– Не хочу вас обижать, но еще несколько минут – да. Только несколько минут, после чего нам многое станет ясным.

Она не стала больше ничего спрашивать, а, пройдя к столу, уверенным, почти мужским движением, отодвинула стул, села и, достав сигареты, закурила.

В кабинет поочередно вошли Зинков, Фирсова, Фортаков, Алексанян, Шенько, Носов, Коренев, Сулахметова и Краснолуцкая. Все вошедшие расселись на стульях вокруг стола. Архипов, подумав немного, встал и присоединился к ним.

– А вы почему туда пересели? – недовольно спросил Левитин.

– Я понял, что сюда собрали подозреваемых, – сказал Сергей Алексеевич, – а насколько мне успел вчера вечером сообщить в больницу Михаил Михайлович, в списке, который составляли для следователей, совпали двенадцать фамилий. И среди них моя фамилия была первой. Я не смею подозревать никого из моих сотрудников. Поэтому должен сидеть вместе с ними, пока ничего не прояснилось. Знаете ли, во время Второй мировой войны имел место довольно характерный эпизод. Оккупировавшие Данию фашисты обязали всех евреев – граждан Дании, носить сионистские звезды, дабы каждый из арийцев мог отличить датчанина от еврея. Так вот, первым, кто надел эту звезду, был сам король Дании, посчитавший, что не смеет отделять себя от части своих подданных. Понимаю, что аналогия хромает. Я не король Дании, эти люди не мои подданные, а вы, конечно, не фашисты, хотя кабинет мой и успели оккупировать, однако я считаю, что в принципе все повторяется. В той или иной степени все ясно. Либо я сижу с ними, либо мы уходим отсюда все вместе. Третьего не дано.

– Конечно, с нами, – твердо сказала Моисеева, чуть отодвигаясь и давая возможность директору института сесть рядом со всеми.

Сыркин молча встал и, не сказав ни слова, присоединился к группе. Двенадцать человек сидели за столом, ожидая вердикта, который должен был огласить Дронго. Он посмотрел и увидел глаза убийцы. Вернее, увидел боль в глазах убийцы. Дронго уже не сомневался, что убийца все понял. Понял, что Дронго удалось просчитать и раскрыть два страшных преступления. Они обменялись взглядами лишь на мгновение, но Дронго успел заметить, как дрогнули эти глаза.

– Может, вы перестанете наконец устраивать театральные паузы и эффектные трюки? – разозлился Левитин. – Говорите, кто убийца?

– Сначала я должен вам изложить ход событий, предшествующих этим преступлениям, – сказал Дронго.

Левитин снова хотел возразить, но неожиданно почувствовал, как его осторожно взял за локоть Климов, словно попросив не мешать. И полковник промолчал.

– С самого начала я не поверил в версию маньяка, – начал свой рассказ Дронго. – Тут не было логики. Эти появлявшиеся время от времени порнографические журналы, которые словно нарочно будоражили общественное мнение, и страшное убийство. Ведь подлинный маньяк должен получать удовлетворение от чего-то одного. Либо от шокирующих журналов, в которых, кстати, не было ничего кошмарного, либо от страданий своих жертв, которые он им причинял во время нападения на них. Кстати, мои выводы подтвердил и Михаил Федорович Сваневский, психиатр с мировым именем.

Ход мыслей, которые я излагал присутствующим здесь Климову и Левитину, был верен. Убийца не маньяк. Он скорее работал под маньяка. Старался, чтобы его приняли именно в таком качестве, забыв о других подозрениях. Мои подозрения вызвало то обстоятельство, что первое убийство началось с удара в спину. Следователи и психиатры считали, что жертва пыталась убежать от насильника, и он догонял ее, пытаясь добить. Однако комната там была небольшая, и вряд ли жертва имела возможность бегать, чтобы спастись. Окна комнаты выходили на проходную, и Хохлова, если она действительно пыталась спастись, могла просто подбежать к окну и крикнуть о помощи. Но она этого не сделала. Следовательно, убийца нанес первый удар, полоснув жертву по спине, а затем, когда Хохлова повернулась, обезумев от боли, убийца нанес следующие удары.

– Это вы говорили нам и в прошлый раз, – снова не выдержал Левитин, – все это пока одни слова, Дронго, но нет никаких доказательств.

– Признаться, я долго размышлял над этим фактом, – продолжал Дронго, не обращая внимания на реплику, – пока в ходе опросов не выяснил, что убитая Хохлова и погибшая вчера Финкель одинаково одевались. Многие вспоминали, что в тот вечер обе молодые женщины были в джинсах и почти в одинаковых кофтах. Наверное, в блейзерах, но это деталь.

Убийца был сотрудником института, в этом я не сомневался. Во-первых, он точно знал, что в этот вечер не будет уборщицы Сойкиной, которая могла помешать убийству. Во-вторых, он знал, где находится лаборатория и где обычно работают сотрудники технического отдела. Более того, убийца правильно рассчитал, что возможные крики из комнаты, где совершалось убийство, не будут слышны в лаборатории. Из этого следовало, что он по меньшей мере часто бывал в лаборатории. И, наконец, в-третьих, убийца имел возможность войти в технический отдел и похитить заранее халат Шенько, в котором он и совершал свои преступления.

Архипов тревожно посмотрел на сотрудников технического отдела. Коренев покраснел, облизывая губы. Алексанян мрачно смотрел в одну точку. Шенько часто хмурился. Зинков сидел неподвижный, как глыба мрамора.