Анализ характера - Райх Вильгельм. Страница 130

14 февр. 1943 года.

Все верх дном, как в аду — мир и люди в нем смердят — все режут друг другу глотки… большими мясницкими ножами — они убили 8 миллионов — тех, кто были евреями, и они сохранили нам жизнь — это бессмысленно… ничего, я не думаю, что меня съедят, и ем так, будто мщу интрижками и мелочностью. Все вокруг меня — будто за мной охотятся, в центре всего этого… я должна быть 115 фунтов. В течение длительного времени, и я приближаюсь к этому, а потом ем тонны и получаю все это обратно… 10 учеников все еще ждут, что их заберут из катакомб, и я не могу забрать их, пока я вешу 115 фунтов, — теперь они с правой стороны. Бог и они помогают мне не есть, но я ем и, как я уже говорила, сполна расплачиваюсь — так сполна, что уже не могу справиться со всем этим. Я не понимаю современное, только прошлое поколение — столетия назад… вечность назад — древних мудрецов.

Только работа сегодня истина и реальность — я люблю ее — она никогда не подведет — никогда… работа — это прямая дорога… Вы сказали моему брату, что будете писать — пожалуйста, пожалуйста, пишите — я не понимаю ничего, и мне бы хотелось услышать от вас о прямых углах — очень благодарна — Ф.

Письмо выражает, хотя и в искаженном виде, глубокое понимание реалий нашего общества и нашего образа жизни. Таково шизофреническое видение нашего мира.

Пациентка оставалась в психиатрической клинике еще несколько месяцев, в общей сложности — больше года. Ее брат информировал меня о состоянии ее здоровья. Она вышла из больницы серьезно травмированной эмоционально, но она выстояла, благодаря трехмесячному курсу оргонной терапии — превосходный результат. Теперь она казалась не столь психотичной, но ее характер изменился в сторону компульсивного невроза. Она стала мелочной, придирчивой и вредной в отношениях с родственниками — в общем, стала типичным homo normalis. Ее благородство и «искра» гениальности исчезли. Брат женился на девушке другого вероисповедания. Раньше ее бы это ничуть не обеспокоило, она отнеслась бы к этому по-философски. Теперь же она находила в этом повод для мелочных придирок, точно так же, как ее мать, которую она прежде ненавидела и которой теперь подражала. Она перестала работать в офисе, чего не случалось даже в критические периоды ее состояния. Тупо и без интереса слоняясь вокруг, она цеплялась к ненавистной матери в типично невротической манере. Переживание насильственной госпитализации оказалось для нее непосильным. Оргонная терапия не возобновлялась вплоть до октября 1944 года, то есть еще год после того, как ее выписали из клиники.

3. Постепенное выздоровление

Биофизическое состояние пациентки к октябрю 1944 года было следующим:

Дыхание глубокое, лишь слегка сдерживаемое голосовой щелью.

Оргастический рефлекс протекал легко и полно.

Вагинальное самоудовлетворение с оргастическим высвобождением происходило регулярно.

Взгляд оставался слегка замутненным, но не в такой степени, как прежде.

Поведение в целом было уступчивым и согласованным.

«Силы» все еще присутствовали, но держались «на расстоянии» и были «неустойчивыми».

Временами чувствовалось легкое давление между глазами.

Лицо было румяным.

В ходе нескольких исследовательских сессий все еще можно было уловить шокоподобные признаки кататонии, но в целом ситуация выглядела вполне удовлетворительно. Мне удалось полностью высвободить ее плач. После этого она попросила позволения подробнее обсудить «что-то очень важное» Она поняла происхождение собственной идеи божественной Изиды. Пациентка вспомнила, что в детстве ей казалось, что она понимает мир гораздо лучше других, особенно лучше взрослых. Она всегда чувствовала, что человеческие существа, окружающие ее, чем-то больны, чем именно — ей не удавалось до конца понять. Важным в этих переживаниях было то, что ее удивляла собственная способность понимать гораздо лучше других. Постепенно у нее возникло чувство, что она одинока в мире человеческих существ, и начала верить, что обладает знаниями тысячелетней давности. В качестве объяснения этого экстраординарного факта она предположила, что подобное возможно только если она — сама божественная Изида, которая переродилась в ее теле. Наряду с повседневной мелочной жизнью эта идея казалась слишком странной, и она почувствовала себя еще более одинокой. Затем на нее нахлынули сильные телесные ощущения, которые, казалось, сконцентрированы в ее гениталиях. Ничего подобного в ее окружении не допускалось. Постепенно ока научилась ослаблять или снимать поток телесных ощущений, напрягая собственное тело, тогда возбуждение затухало. Ей стало казаться, что оно имеет над ней власть и не поддается контролю. Позже она все-таки научилась овладевать возбуждением, но его присутствие оставалось ощутимым. Появление всемогущих сил, как правило, начиналось с сильных ощущений в нижней области живота. Иногда все ограничивалось этими ощущениями, а иногда силы проявлялись в полную меру. Таким образом, сейчас она совершенно ясно осознала, что всемогущие силы ее раннего детства и более поздние «запредельные дьявольские силы» — суть одно и то же.

У меня создалось впечатление, что несмотря на этот инсайт, в ее сознании сохранились остатки сомнений относительно истинной природы этих сил.

Ее состояние быстро улучшалось, взгляд прояснялся, но давление в глазах иногда ощущалось. Она с жаром объясняла: «Но оно [давление] за глазами, а не в глазах…» Мне нечем было возразить.

Четыре месяца спустя у нее снова произошел кататонический приступ, но она его преодолела. Я продолжал ежедневную иррадиацию с помощью оргонной энергии в области турецкого седла.

В следующий раз я увидел пациентку в январе 1947 года. Она много читала, у нее был хороший аппетит. Она с удовольствием вступала в половые отношения, которые однако для нее не заканчивались оргазмом. В ноябре того же года она снова пришла поделиться со мной своими переживаниями: полноценного оргастического высвобождения во время полового акта все еще не происходило, но она работала и в целом чувствовала себя хорошо.

Я посоветовал ей не встречаться больше с терапевтами, даже со мной, и постараться забыть все трагедии своей жизни. Она упрашивала меня продолжить терапию, но я чувствовал, что она стала самостоятельной, и посоветовал ей учиться стоять на собственных ногах.

В августе 1948 года я получил от нее письмо.

Я пишу, чтобы передать вам, какое впечатление произвела на меня ваша книга «Слушай, малыш!». Я не могу выразить, какое наслаждение я получила при ее чтении, поскольку то, что вы написали о «маленьком человечке» — такая грустная правда, что я почувствовала себя в его шкуре. Я хочу, чтобы вы знали, что антагонизм и даже ненависть, которые я испытывала к вам и вашей работе во время терапии, исходили из моего знания (временами даже сознательного), что я слишком сильно приблизилась к состоянию прорыва своих телесных ощущений и, возможно, к любви. Это было чем-то таким, чего я не могла себе позволить — всю жизнь я вынуждена была строго сдерживать свои телесные порывы, и даже сознательно добивалась их угасания — я лечила свое тело как грязное, ненавидела его, отвергала и презирала себя в наказание за ранние чувственность и мастурбацию. Эту ненависть, которую я испытывала к собственному телу, я и проецировала на вас. Простите меня за это, доктор, эта ненависть очень вредила моему телу и рассудку. Мне бы хотелось сказать вам, что несмотря на мою «озлобленность и мелочность», ваша paцoia надо мной очень сильно помогла мне, я осознала, какой вред я причиняла себе и окружающим людям и почему я это делала. Итак, теперь я знаю и в полной мере ощущаю, что мое тело стремится быть здоровым, и что мое бегство в «башню из слоновой кости» психического расстройства лишь поменяло бы цвет картины, но не саму картину. Я готова была стать душевнобольной, «особенной», чтобы оставить тело на заднем плане, но постепенно я обнаружила, что здоровое «активное» тело доставляет большее удовольствие — как физическое, так и душевное.