Сборник бихевиорационализма - Елизаров Роман. Страница 2

В ссылке редакторами русского перевода было указано, что Винер разделяет философские установки «операционализма». Я навел справки и установил, что это направление в позитивистской философии задано Бриджменом. Я нашел весьма мало информации об этом направлении, почти не известном в России. В «Философской энциклопедии»:

«По мнению Бриджмена, значение всякого понятия можно выяснить, лишь проанализировав ряд операций, которые выполняются или при употреблении этого понятия, или при верификакции, т. е. при определении истинности предложения, включающего это понятие, или при ответах на вопросы относительно него. Таким образом, значение понятия сводится к соответствующей серии операций; это выражено в формуле Бриджмена «значение – это операции». Операции определяются Бриджменом как «направленные действия» индивида и могут быть как чисто физическими, так и умственными («с карандашом и бумагой»), а также смешанными. Понятия, не допускающие операционального определения, Бриджмен объявляет непригодными для научного употребления.»

Также я нашел небольшой реферат в «Интернете»:

«Операционализм, операциональный эмпиризм, философская концепция операциональной перестройки языка науки. Операционализм возник в связи с важнейшими открытиями в физике вначале 20 в., поставившими вопросы о природе физических понятий, об их отношении к эксперименту, о таких определениях понятий, которые гарантировали бы эти понятия от пересмотра при появлении новых экспериментальных фактов.

Концепция Операционализма была впервые намечена английским физиком Н. Кэмпбеллом. В работах П. У. Бриджмена 1920-х гг. Операционализм оформляется как идейное течение, претендующее на роль философско-методологические основы теоретического естествознания и общественных наук. Начав с философской критики традиционного взгляда на формулы размерности как на выражение «субстанциальных свойств» физических величин и опираясь на установленную им зависимость размерностей от операций измерения, Бриджмен перенёс идею операционального определения понятий в методологию науки и в теорию познания в качестве общего принципа: «непогрешимое» определение понятий достигается не в терминах свойств, а в терминах операций опыта. Например, понятие длины, определяемое через абстракцию как общее свойство равных отрезков, – неоперациональное, «плохое»; оно превращает в реальность свойство, которое неверифицируется в опыте; напротив, метрическое понятие длины – операциональное, «хорошее»; опыт даёт нам только числовую оценку отрезка, которая может быть вычислена решением уравнения или определена измерением.

Предметные и смысловые значения понятий, согласно Операционализму, должны устанавливаться только на основе верификации фраз, содержащих соответствующие понятия, или путём уточнения ответов на вопросы. Во всех этих случаях с понятием соотносят некоторые экспериментальные, в частности измерительные, или мысленные(вербальные), в частности вычислительные («карандашно-бумажные»), операции, фактическое выполнение которых, или мысленное их прослеживание, позволяет «шаг за шагом» выявить смысл понятия и т. о. гарантировать его непустоту.

Подчёркнутая Операционализмом идея связи значения понятия с совокупностью действий, в системе которых формируется это значение, характерна для повседневной практики и сама по себе не является новой. Известным аналогом операциональных определений в научной практике могут служить конструктивные, или алгоритмические, определения математики (в арифметике – правила вычислений, в геометрии – правила построений и т. п.). Указав на важность этой связи для теоретического естествознания, Операционализм поставил перед ним задачу конструктивной перестройки в духе той, которая произошла в математике в связи с уточнением понятия алгоритма. При этом сведение к операциональному уровню рассматривается операционалистами как единственно правильный подход к оценке и построению естественнонаучной теорий.»

Генетически «операционализм» восходит к Галилею и Уотсону.

Будет, пожалуй, уместным процитировать здесь второго автора, философия которого созвучна моим установкам. Этот автор – Лиотар, который в своем «Состоянии постомодерна» пишет:

«Чем пытаться выстраивать картину, которая все равно не может быть полной, мы будем отталкиваться от характеристики, непосредственно определяющей наш предмет. Научное знание – это вид дискурса. Поэтому можно сказать, что на протяжении сорока лет так называемые передовые науки и техники имеют дело с языком: фонология и лингвистические теории, проблемы коммуникации и кибернетика, современные алгебры и информатика, вычислительные машины и их языки, проблемы языковых переводов и исследование совместимости машинных языков, проблемы сохранения в памяти и банки данных, телематика и разработка «мыслящих» терминалов, парадоксология – вот неявные свидетельства, и список этот не исчерпан.

Влияние этих технологических изменений на знание должно быть, судя по всему, значительным. Им отводятся или будут отводиться две фундаментальные функции: исследование и передача сведений. В отношении первой пример, доступный пониманию профанов, дает генетика, которая обязана своей теоретической парадигмой кибернетике. Существуют сотни других примеров. В отношении второй известно, как нормализуя, минитюаризируя и коммерциализируя аппаратуру, уже сегодня модифицируют операции по получению знаний, их классификации, приведению в доступную форму и эксплуатации. Было бы естественным полагать, что увеличение числа информационных машин занимает и будет занимать в распространении знания такое же место, какое заняло развитие средств передвижения сначала человека (транспорт), а затем звука и изображения (медиа).

При таком всеобщем изменении природа знания не может оставаться неизменной. Знание может проходить по другим каналам и становиться операциональным только при условии его перевода в некие количества информации. Следовательно, мы можем предвидеть, что все непереводимое в установленном знании будет отброшено, а направления новых исследований будут подчиняться условию переводимости возможных результатов на язык машин. «Производители» знания, как и его пользователи, должны и будут иметь средства перевода на эти языки того, что одни стремятся изобрести, а другие – усвоить. Исследования, посвященные таким интерпретативным машинам, уже значительно продвинулись. Вместе с гегемонией информатики предполагается и определенная логика, а следовательно, совокупность предписаний, предъявляемых к сообщениям, принимаемых как относящиеся к знанию».

Скажу, что в работе построена работоспособная модель управления приобретением, хранением, передачей знания, модель организации науки.

Я принципиален и требую, чтобы данные основоположения организации познания, были бы приняты, как принимали аксиомы Эвклида или механику Ньютона или же – были бы публично опровергнуты.

Соответствие и «общая идея».

Мой отец, давний автор интернетовских библиотек (создавший на мой взгляд совершенно очаровательную безделушку в стиле литературного «рококо» под названием «Философия кошки») в своем произведении «сколько будет «2+2»«в качестве одного из многих аспектов проблемы задает следующий вопрос: «Два чего и два чего?».

Он пишет: «В старое время во всех советских ВУЗах преподавали политическую экономию. Ясно, что политэкономия тогда начиналась с первого тома «Капитала» К. Маркса. Поэтому уже на первой лекции, когда только заходила речь о товарообмене и его основных законах, студентам приводилось известное еще из первой главы «Капитала» положение о том, что прежде чем подвергать вещи количественному соизмерению, их нужно привести к одному «качеству». Иными словами, для того, чтобы на рынке между совершенно разнородными товарами могли устанавливаться какие-то количественные пропорции нужно привести их к какому-то общему знаменателю.» Он цитирует Маркса: «Возьмем, далее, два товара, например пшеницу и железо. Каково бы ни было их меновое отношение, его всегда можно выразить уравнением, в котором данное количество пшеницы приравнивается известному количеству железа, например 1 квартер пшеницы = а центнерам железа. Что говорит нам это уравнение? Что в двух различных вещах – в 1 квартере пшеницы и в а центнерах железа – существует нечто общее равной величины. Следовательно, обе эти вещи равны чему-то третьему, которое само по себе не есть ни первая, ни вторая из них. Таким образом, каждая из них, поскольку она есть меновая стоимость, должна быть сводима к этому третьему». Далее отец пишет: «Отсутствие каких-то обобщающих знаний, равно как и отсутствие способности и „автоматизированных“ навыков пользоваться ими означало бы для нас принципиальную невозможность „количественной“ ориентации в этом мире. Все это самым непосредственным образом подтверждается при анализе первобытного сознания. Этнографам хорошо известен тот факт, что первобытный человек, не знающий общих категорий, не в состоянии даже понять вопрос о том, сколько всего деревьев там, где рядом стоят две сосны и две березы. И уж тем более, что не в состоянии ответить на него. Отсутствие у неразвитых племен способности к сложным абстракциям и логическим обобщениям лишает их возможности совершать даже простейшие математические действия с предметами, резко контрастирующими по своим свойствам. Первобытный разум не в силах сложить разные породы, ибо у него нет обобщающего понятия „дерево“.»