Сталин. Путь к власти - Емельянов Юрий Васильевич. Страница 32

Не только сочинения основателей коммунистической теории, но даже их образы вызывали почтение у марксистов, схожее с отношением верующих к святым. Позже вспоминая о Ленине, Сталин говорил, что тот «видел ясновидящим взором» грядущие события. Даже в отношении марксистов к портретным изображениям своих руководителей можно усмотреть сходство с отношением верующих к иконам. Первая же маевка, организованная членами «Месаме-даси» под Тифлисом, была украшена портретами Маркса и Энгельса, которые нарисовал местный художник-любитель. Почтительное отношение к изображениям основоположников марксизма было близко семинаристам, которые из богословских сочинений знали, что «честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и поклоняющиеся иконе поклоняются Ипостаси изображенного на ней».

Став правящей партией, большевики начали украшать портретами и скульптурами Маркса, а затем Ленина и других партийных руководителей все официальные учреждения и праздничные мероприятия. При этом, как и при расположении икон в церкви, размещение портретов покойных и живых вождей подчинялось строгому порядку. Словно следуя правилам, установленным VII Вселенским Православным Собором об иконах, изображения основоположников коммунизма и их сподвижников были сделаны «красками, или из мозаичных плиточек, или из какого-либо другого вещества». В отличие же от требований VII Собора они располагались не только «на стенах… в домах и при дорогах», но и в государственных учреждениях, дворцах культуры, на станциях метро.

Уважение марксистов к покойным вождям мирового коммунистического движения распространялось и на места их захоронений. Уже после смерти Карла Маркса его могила стала местом паломничества всех сторонников коммунистической идеологии. Характерно, что Фридрих Энгельс не захотел, чтобы его хоронили, и приказал, чтобы его прах был развеян на берегу Бискайского залива, лишь потому, что не желал, чтобы его могила стала невольно соперничать с могилой Маркса как место поклонения марксистов. Впоследствии же многие места захоронений видных руководителей социалистического и коммунистического движения стали священными для социалистов и коммунистов. Захоронение Ленина в Мавзолее, а затем создание подобных мавзолеев и для других видных деятелей международного коммунистического движения логично вытекали из такого отношения к ним со стороны коммунистов. В подобном отношении можно увидеть сходство с тем, как, судя по тексту «Закона Божия», православные относятся к телам христиан, «живших праведной жизнью или ставших святыми принятием мученической смерти». Такие тела, по церковной традиции, «достойны особого уважения и чествования». Как и в православной церкви, почитающей тех или иных святых в определенные дни, революционеры постоянно отмечали различные юбилеи основоположников коммунизма и видных деятелей революции.

Революционная традиция, как и христианская, установила свои праздники. Первым из них был праздник международного пролетариата – Первое мая. Еще до революции марксисты отмечали день Парижской коммуны – день торжества первой в мире пролетарской революции, а также 8 марта – день борьбы за права женщин всего мира. После 7 ноября 1917 года в России стали отмечать и эту дату. Впоследствии в Советской стране появились и другие памятные дни.

Не только праздничное событие, но и любое партийное собрание первых лет существования российской социал-демократии завершалось песнопением. Как и у церкви, у марксистской революционной партии были свои гимны, в которых выражалась вера ее членов в победу их дела, при этом нередко с использованием религиозных образов и церковной лексики. Наряду с «Интернационалом», слова которого о «последнем и решительном бое» напоминали рассказ о последнем сражении Божественных сил против сил дьявола из Откровения святого Иоанна, российские марксисты часто пели «Варшавянку», в которой говорилось о том, что они вступили в бой «святой и правый» за «святую свободу».

Выражение веры в лучшую долю и надежды на построение справедливого общества в песнях и речах на революционных собраниях и митингах напоминало порой христианские молитвы о лучшей жизни. Если молитва соединяла верующих между собой, а их всех – с Небесной Церковью, «вводя каждую ее частицу в общую жизнь тела Христова», то обращение членов партии к основным положениям марксизма и вера в торжество социализма и коммунизма позволяли им ощутить связь каждого из них со всемирным пролетарским движением и учением Маркса– Энгельса. Представление о церкви как о Теле Христовом подготовило сознание к восприятию идеи о партии революционного пролетариата, члены которой являются лишь частицами общего братства в священной борьбе.

Точно так же, как православие видело свою задачу в количественном расширении церкви на земле и в ее духовном росте, наполнении мира святостью, так и социалисты и коммунисты видели свою задачу в количественном росте рядов партии, расширении ее влияния на массы и в идейном воспитании ее членов. Конечной целью партийного строительства должно было стать соединение теории революционного коммунизма с практикой – построение всемирного коммунистического общества. Христианские принципы равенства, братства, справедливости не противоречили идеалу социализма – обществу без угнетения, без богатых и бедных, без дискриминации по социальному, национальному происхождению и цвету кожи. В борьбе социализма против господства буржуазии и за разрушение буржуазного строя многие видели претворение в жизнь христианского осуждения власти денег и греховных порядков современного города.

Если Христос обращался к страждущим и обездоленным Римской империи в начале I тысячелетия, призывая их оставить свои дома, собственность и даже семьи и идти к Нему, обещая им Царствие Небесное, то марксизм призывал наиболее эксплуатируемую часть современного капиталистического общества – пролетариев встать под его знамена, заявляя, что «им нечего терять, кроме своих цепей, обретут же они весь мир».

Идея революционного выступления против неправедной власти, даже против неправедных священников, борьбы против существующего строя с целью глубокого общественного преобразования также не противоречила представлениям, которые могли почерпнуть ученики духовных училищ из Ветхого и Нового Завета. Разве не восстал иудейский народ под руководством Моисея против фараона и его власти? Разве Христос не изгонял менял из храма? Разве деятельность Христа и его учеников не привела их к конфликту с иудейской церковью и римскими властями?

Сам порядок вступления в революционную социалистическую партию для молодых семинаристов был подобен введению новообращенного в лоно церкви, что, как известно, уподобляется новому рождению человека. Представление марксистов о том, что членами партии могут быть лишь те, кто сможет возглавить борьбу пролетариата, а потому лишь люди наиболее сильные в моральном и идейном отношении, перекликалось с теми требованиями, которые предъявляла церковь к священнослужителям. В своей статье «Класс пролетариев и партия пролетариев», написанной в 1904 году, Иосиф Джугашвили, используя церковные обороты, осуждал попытки открыть партию для любого из тех, кто примет «с удовольствием… партийную программу, тактику и организационные взгляды, но ни на что, кроме болтовни, не способны. Было бы осквернением святая святых партии назвать такого болтуна членом партии (т. е. руководителем армии пролетариев)!»

Подобно тому, как верующий стремится максимально соответствовать христианскому идеалу, высшей целью члена партии являлось его соответствие целям и идеалам партии. Отвечая на приветствия по случаю своего 50-летия, Сталин писал, что относит их «на счет великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по своему образу и подобию».

Член партии должен быть активным и дисциплинированным борцом за лучшую жизнь, точно так же как духовный пастырь должен быть образцом твердости в вере и бескомпромиссности к проискам дьявола. Если церковь призывала «возвести крепость истины» для отражения чуждых ей влияний, то Иосиф Джугашвили в 1904 году писал: «Наша партия есть крепость, двери которой открываются лишь для проверенных».