Сумерки Зверя - Ермаков Александр. Страница 19

Здоровенный детина с молочным румянцем на сдобных, едва опушенных щеках хлопал белесыми ресницами. Полковник облапил древко, дернул. Без труда овладел копьем.

– Ты, держишь боевое оружие, а не задницу соседки. Хранить его должон крепко. Это тебе не вилами дермо месить, это супротивника на рожон насаживать. И от того твоя жизнь и жизнь твоих товарищей зависеть будет. Выпускать оружие не имеешь права. Держать и не пущать, хоть вся нечистая сила на тебя пермя попрет, хоть силы небесные явятся, хоть ворона на башку нагадит. Уяснил? Да не «да», а «так точно». Бери и больше не бросай.

Угрюмый мужичина в килте псов войны, окромя меча и ложки ничего с роду в руках не державший, неотступно следовал за полковником. Носил неудобопроизносимое имя Смургремфранкенберг, по коей причине, равно и сути натуры, прозывался Смурным Псом. Нынешний командир сотни и по совместительству старший инструктор по рукопашному бою, показал проштрафившемуся костлявый, словно кастет, кулак. – В другой раз зубы повышибаю.

Новобранец, бельками лупал, башкой тряс. До белизны суставов сжимал древко копья. Зубы жалел. Ангела Небесного боготворил, Смурного Пса боялся до желудочных колик.

По обоюдному согласию Сигмонда с Приходько, из псов войны не создавалась особая дружина. Наоборот, опытные вояки назначались десяцкими и сотенными командирами в формируемые полки ополченцев. Довольные нежданным повышением, наемники не за страх, а на совесть гоняли новобранцев, аки сидоровых коз. Польза оказывалась несомненная. Согласно рапортам Приходько, полевая выучка войск повышалась день ото дня.

Наверное впервые за свое сладко-горькое житье, собрались псы войны под знамена не посулами щедро наливающего вербовщика, но понятиями чести. Впервые собрались на битву не ища казны, но ради святого дела. И впервые не считали их презренными изгоями, но первыми среди равных, уважаемыми за ратный опыт.

Так вместе и учились. Ополченцы ратному строю, наемники – командирствовать.

Гильда спервоначалу фыркала, затем не замечала служивых. После, нехотя, но с Сигмондом согласилась. И среди псов войны сыскивались люди достойные, надежные. В эту суровую годину зело ко двору пришедшиеся.

Не только псы войны, полюбопытнее народец прибивался.

Одного дня заявилась к Сигмонду делегация. Ох и хари! Один рябой, другой косой, у третьего шрам от виска до подбородка и уха нет. Куртки козьим мехом навыворот, сапоги в гязи, зато рубахи атласные, алые. На наборных поясах оружие дорогое, в бородах иголки еловые. Килты, в отличие от обычно пестрых, одноцветные. Черные, не видел еще таких Сигмонд, а вот рожи такие видел.

Гильда аж опешила. – Вот принесла нелегкая! Сами на плаху просятся, во, чудеса!

– Слышь, Гильда, это что, бандиты?

– Они самые, орлики всенощные. Разбойный клан. Но нахальны… Спору нет. В таких килтах да нарядах тати на люди не появляются, только на своих сборищах тайных выпендриваются. Прикажешь, витязюшко, воров сразу под топор, или спервоначалу в застенках поспрошать?

Витязь колебался. Гости его заинтриговали.

Видимо старший из делегации земно поклонился. – Не вели, лорд-батюшка, казнить, вели слово молвить.

– Молви.

Как следовало из речи главаря, многие из антисоциального элемента не позарились посулам Локи, не признали в киллере собрата, под тамплиерами ходить не пожелали. Такие как Бурдинхерд в честной воровской компании завсегда числись беспредельщиками, а в нынешние смутные времена и вовсе ссучились. Кабы не завалил Шакальего Глаза благородный лорд Сигмонд, то свои бы и замочили. На воровской сходке дружно постановили: на время войны с преступной деятельностью завязать, стать под знамена витязя Небесного Кролика и всем козлам рога обломить. Вот и прислали парламентариев.

– Наше дело, высокородный господин, – объяснял Сигмонду старый разбойник, – по старине обыденное. Идя на ночной тракт, мы честь по чести риск принимаем. Дело то какое – как кости выпадут. Осилим торговца – его костям в чащобе гнить. Он верх возьмет – нашу требуху волки сгложут. Случись страже попасться, то жди дыбы и петли. Только встречая смерть, воле небес не перечим, заветов не нарушаем. Тригон на грудь возложим, попу исповедуем грехи наши. А поддаться нечистым левоположенцам, горше колеса с четвертованием.

Сигмонд огладил бороду. – Согласен. Хотите служить Родине, добро пожаловать. Прежних ваших делишек вспоминать не стану, но у себя в городе воровства, равно мародерства и прочих военных преступлений не допущу. Приказов слушаться, службу нести наравне со всеми.

– Не извольте сумневаться, ваше высокородие. Землю грызть будем, но обета не забудем. – Поклонились разбойники и каждый на себя тригон пописанному наложил.

– Есть возражения? Все согласны? – Обратился Сигмонд с соратникам. – Быть по сему! – Торжественно изрек.

Разбойники благодарственно поклонились.

– Мил человек – Обратился витязь к главарю. – А как тебя, атаман, звать-величать?

Разбойник смущенно молчал. Разглядывал узоры плиточного пола.

– Так, он же Чуткая Жопа. – Встрял один из посольских, который с оспинами.

– Цыть, Корявый, пасть заткни! – Одернул атаман ретивого сподвижника. Корявый тотчас потупился, пасть заткнул

Сигмонд это без внимания не оставил. Вольница – вольницей, а дисциплина и чинопочитание на должном уровне. Это обнадеживает, Из разбойников можно сформировать приличный полк.

Атаман покривился, посчитал обязанным объясниться. – Вы, Ваши Милости, простите великодушно хама. В чащобе вырос, толком с людьми говорить непривычен. А прозвали меня так за…

– За обостренное чувство опасности. – Улыбнулся Сигмонд. – Однако, коль Вы, как я понимаю, главенствуете среди э-э-э вольного люда, и будете в Гильдгарде воеводой, желательно бы назваться крестильным именем.

Эх, давненько меня не кликали, как матушка, память ей вечная, младенца нарекла. Стал быть называюсь Нахтигалзиф [11].

– Во, блин горелый. – Ляпнул Виктор Петрович кулачищем по сальному боку Малыша. – Говорил: и страна дурацкая, и имена глупые.

Малыш поднял рыло, хрюкнул, соглашаясь.

– От чего же? Наоборот вполне подходящее имечко. – Сигмонд, ради хозяйского престижа, смех подавлял.

Нахтигалзиф, высказывание Ангела Небесного, поскольку произнес его Приходько по-русски, не постигнул. Но непостигнувши слов, внезапно уразумел, что сидящий перед ним барин, не какой ни будь высокородный лорд, не пэр Короны, не герцог и даже не помазанник благостивого Бугха, но сам Ангел Небесный, сошедший на несчастную землю Нодд. Ухватил своих непонятливых сотоварищей за шиворот, повалил на колени.

Разбойники, павши ниц, набожно трепетали. Виктор Петрович со Стиллом хохотно млели. Гильда чего-то недопонимала. Позже, после витязевого разъяснения удивлялась и хихикала. Зиберовичу же, завлаб из ДНЦ данный феномен смог бы объяснить взаимодействием информационных полей конвергентных континуумов.

– Ладно, договорились. – Сигмонд осерьезнел. – Приводите свои войска. Только без глупостей, у нас тут строго.

– Как можно, Ваша Милость? Все чин-чинарем будет. Мы не какие-нибудь. Мы люди с понятиями.

– Вот феномен. – Проворчал Мондуэл. – Что не бандит, а все с понятиями. Ну, ладно, видимо в сопряженных мирах имеются некоторые общие тенденции развития социумов. А теперь, не для протокола. В случае благоприятной развязки нынешнего конфликта, какова ваша дальнейшая жизненная позиция?

– Воровать опосля войны станете? – Гильда, как обычно, выступала в роли толмача витязевых витиеватостей.

– А то как же? – Загалдели разом. – Разбой, есть введение для вольного люда, не можем мы быть без него. С другой работой не знаемся, других тягот чураемся, другим трудам ненаучены. Так наши обычаи полагают, так с исстари повелось – кому купца трясти, кому закон блюсти. Не нами заведено, не нам порядки менять можно. На том и стоим.

– Стойте. Поймаю, – повешу. – Пригрозила Гильда.