Вариации - Ермаков Олег. Страница 8
Итак, сначала сорок пять минут сольфеджио, затем сорок пять минут специальности. Иго—го...
— Привет.
— Привет.
Шепотом:
— Алена ревет.
— Ревет?
— Сакс Федоров не пришел.
— Не пришел?
— Болен.
— Чем?
— Грипп.
— Ну и что?
— Шшш!..
Алена Аркадьевна. Юбка, бант, румяна, туча духов. И глаза злые, красные. Ну, сегодня она им даст! Мама говорит, что она типичная истеричка.
Чижичек
Детская песенка
Музыка Г. Лобачева
Оживленно.
1. Чи—жик, чи—жик, чи—жи—чек, ма—лень—кий во—ро—бу—шек.
2. Не мы ль те—бя по—и—ли, не мы ль те—бя кор—ми—ли.
3. На нож—ки по—ста—ви—ли, тан—це—вать за—ста—ви—ли.
Хорошо, что в этот раз не было Дениса Слепцова. Алена Аркадьевна и так—то любопытная штучка. А тут еще переживания из—за саксофониста Федорова. Кстати, дед говорит, что худые все нервные. Но разве Алена худая? У нее ноги, как у... у неизвестно у кого. И щеки. Или она их так толсто нарумянивает. Подумаешь, грипп. Но вся школа уже знает: Алена Аркадьевна ревела из—за Сакса Федорова. Кошмар.
Галя вдруг подумала: а не живет ли как раз в том доме с цветами Алена Аркадьевна? Чем—то они были похожи. Дом и она.
Специальность отменили. Учительница Медведева не пришла, заболела.
Сорок пять минут Галя просидела в вестибюле с подружкой, обсуждая положение Сиси Кепфелла и гадая, будет ли ребенок у Иден, которая пила противозачаточные таблетки, несмотря на то, что Керк хотел, чтобы у них был ребенок.
Затем она выглянула на улицу. По улице мимо главпочтамта, мимо одинокого раскидистого дуба шла ее кривоногая небольшая бабушка в зеленом пальто с лисьим воротником. Опять она надела эту рухлядь, хотя папа ее просил не таскать этот экспонат. Бабушка была печальна.
Галя попрощалась с подружкой и отдала бабушке папку, футляр понесла сама. Бабушка вздыхала. Улица была ослепительной. В разрывы облаков светило солнце.
Но город Юх... Юххх...
Повздыхав, бабушка — так и не дождавшись участливого вопроса, что такое случилось, — наконец сказала:
— Сейчас я встретила мальчика. Такого черненького, кудрявого. Он шел с каким—то инструментом из твоей школы. У него был убитый вид. Инструмент почти тащился по земле.
Ну, начинается, подумала девочка. Но рассказ бабушки ее заинтересовал. Выдержав паузу и дождавшись—таки вопросительного взгляда внучки, бабушка продолжила:
— И что он говорил, Гала?
— Что? — не вытерпела она.
— Он говорил: что скажет моя бедная мамочка?!
— А, наверно, двойку схватил.
— Но зачем такие страдания? Из—за чего. О, Господи, плюнуть и растереть, прости за выражение.
— Искусство требует жертв.
Хотя, конечно, лучше ездить на лошади.
— Может, ты и права. Но в жизни и без того так много, так много...
В лицо ей ударило солнце, и бабушка заслонилась ладонью. Настроение у нее уже переменилось.
— Ты знаешь, почему погода улучшилась? — деловито спросила она.
— Нет, — ответила девочка. Хотя на самом деле догадывалась.
— Я встала, увидела и помолилась, чтобы нам с тобой идти было весело.
Так я и думала, подумала девочка. Она пожала плечами. Бабушка быстро взглянула на нее.
— Ты мне не веришь?
— Ну, — сказала девочка, — возможно, это обычное совпадение.
— Ха—ха—ха! — рассмеялась бабушка, показывая редкие желтые зубы (зубной пастой и щеткой она категорически отказывалась пользоваться, считая, что это—то как раз и разрушает зубы — как осадные машины крепостные стены). — Ты же отлично знаешь, голубушка, сколько у меня было таких совпадений.
Сейчас она скажет, что все ее критикуют, но это кто все сделал? Она, что ли, бабушка Рита, — звезды, деревья, солнце, Кавказ, Ялту? Бабушка бывала на юге вместе с дедом, пока они не разошлись, пока ее семью не разбила соперница, и дедушка сбежал с нею на север, и уже с севера ездил с соперницей на юг. Странно, на что она надеялась, такая худенькая, кривоногая. Как вообще дед взял ее в первые жены. Правда, все утверждают, что в былые времена бабушка завораживала; у нее коса спускалась ниже пояса, волосы были блестящие, густые без всяких пантинпровитов; и когда молодой дедушка шел с ней или ехал в автобусе, разные мужчины глазели на бабушку, а кое—кто делал знаки дедушке: мол, ну—у, ты хват. В подтверждение всех этих россказней показывали фотографии молодой бабушки. Девушка на фотографиях соответствовала всем описаниям. Но неужели это и была бабушка?..
В этот раз бабушка не стала приводить свои неотразимые аргументы.
— Чем вы сегодня занимались? — спросила она.
— Да—а, — небрежно ответила девочка. — Я лучше расскажу тебе считалку:
Из—под горки катится
Голубое платьице,
На боку зеленый бант,
Его любит музыкант.
Музыкант молоденький,
Звать его Володенькой;
Через годик, через два
Будешь ты его жена!
Бабушка сморщилась.
— Тебе не понравилось?
— Нет, — сказала она решительно.
— Почему?
— Не знаю, — сказала бабушка.
Девочка подумала о своей героине из города... В который идет музыкант. В черный город.
Ну а настоящий город весь сиял. Проплывет облако, и солнце, синева в деревьях, окнах. Под снегом рдяная, желтая листва. Резко сигналят автомобили. С черных проводов обрываются снежные клочья. Трамваи дребезжат. В бойницах крепости сквозит глубокое небо. Особенно красивы огромные витрины универмага. Как бы туда заманить бабушку. На втором этаже дымковская игрушка: изумительно яркие белые птицы, торговцы, бабы, медведи, коровы, олени, пастухи; и рядом подсвечники в виде домиков гномов; золотые и серебряные украшения, вечерние платья, шляпки. Но разве бабушку уговоришь. Она скажет, что там полно микробов. В лифте она ездит, не дыша. Интересно, а как же в трамвае? Вообще в таком случае лучше всего передвигаться по городу в скафандре.
— О чем думает моя иволга? — спросила бабушка.
Удобный момент.
— О том, что надо купить тетрадку... для нот. Зайдем в универмаг?
— А у тебя есть деньги?
— Нет.
— И у бабушки нет, — торжествуя, сказала она.
Деньги у нее есть. Все дело в микробах. У нее враг номер один — микробы. Враг номер два — всякие пьяницы, враг номер три — губители живого, те, кто рубит, пилит в городе деревья.
Да, этот город был подводным. Люди передвигались в скафандрах, по рельсам вместо трамваев ходили подводные лодки, вместо птиц плавали рыбы, морские звезды, осьминоги, дельфины, акулы.
Они приостановились. Бабушка спросила, пройти ли им до следующей остановки или здесь сесть на трамвай. Девочка подумала, повела глазами в одну, в другую сторону. Бабушка ее поцеловала.
— Ну мое сокровище!
Девочке стыдно стало, что все слышат.
— Пойдем.
Незаметно она отерла поцелованную щеку.
За ними наблюдал каменный сидящий человек, у него были волнистые волосы, усы. Он был огромен, девочка думала, что живому ему не понравился бы этот памятник.
Но бабушка вдруг заметила, что за ними действительно кто—то следит. Следует. Он шел за ними от площади, говорила она потом, тип, мне сразу он бросился в глаза. Что ему от нас надо было? Как что! Твой инструмент! Его надо прятать в сумку, сколько раз вам говорить. Инструмент привезли из Италии, один папин друг.
Преследуемые типом, они сели в трамвай — бабушка держалась за поручень, положив на него кленовый лист, то же и девочка: предосторожность против микробов. Бабушка отобрала у нее инструмент, а девочке отдала папку с нотами, папки было не жалко. Бабушка озиралась.
На конечной остановке они стали выходить — как вдруг бабушка замерла и схватила девочку за руку. Оказывается, и тип ехал в этом же трамвае, но в другом вагоне. Бабушка успела его заметить и, побледнев, замерла. Все вышли, а они остались. “Просьба покинуть вагон”, — прохрипел динамик над ними. Бабушка ни с места. “Еще раз повторяю...” — начал динамик и вдруг замолчал. Показался водитель. Усатый, толстый, рыжий, он был похож на моржа.