Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 10

– Мы поэтому и приехали, – пояснил зять, заговорщицки подмигивая. – Хотим малыша с собой взять на Бермуды. Будем там отдыхать в этом году. А девочку у вас оставим, она маленькая еще.

– Конечно, конечно, оставьте, – заволновался Манюков. – Какой может быть разговор?

– Идите к столу, – пригласила жена, – я уже чай приготовила. Почитай, весь вечер вас ждали.

– Ничего страшного, – улыбнулся зять, – чай не убежит. А вы, Виктор Федорович, сегодня какой-то странный, больны, что ли?

– Нет, – мрачно ответил тесть. Воспоминание о совещании снова отозвалось в сердце непривычной болью. – Неприятности на работе.

– Какие неприятности? – удивился зять. – Президент вас уважает, журналисты не трогают, даже оппозиция считает вас порядочным человеком. Вы почитайте, как они других помощников кроют. Разве у вас могут быть неприятности?

– Могут, – махнул рукой Манюков, – я же говорю – по работе. Не личные.

– Случилось что-нибудь? – шепотом спросил зять.

Манюков колебался. Вообще-то он всегда советовался с зятем. Тот был не по годам умен и мог дать толковый совет. С другой стороны, нельзя было рассказывать о том, что случилось на заседании у Президента.

– Пойдемте в кабинет, – вдруг предложил Саша, видя его колебания. – По-моему, вы мне хотите что-то рассказать.

Он оставил сына и прошел вслед за тестем в кабинет. Манюков подумал, что так, наверно, будет лучше. Он испытвал потребность поделиться с кем-нибудь ошеломляющей новостью. А с кем можно сделать это лучше, чем с Сашей.

– У нас неприятности, Саша, – сказал он, когда они остались одни в кабинете.

– Проблемы с Ираком? – Зять знал, что вылетевший в Страсбург министр иностранных дел будет обсуждать и этот вопрос со своими европейскими коллегами. Впрочем, об этом писали во всех газетах.

– Хуже. Появились проблемы с хранением разного рода материалов, – постарался уклончиво объяснить тесть.

– Каких материалов?

– Радиоактивных. – Он все-таки не имел права говорить о том, что это было за оружие.

– Ну и что? У нас Чернобыль был, и никто из-за этого особенно не переживал. – Теперь будут. У нас договор уже подписан с американцами. И его утверждать нужно будет в Думе. Такой скандал поднимется. И потом, ты сам знаешь, как американцы относятся к возможности хищения разного рода радиоактивных материалов. Мы только сейчас убедили сенат и конгресс США в том, что не собираемся поставлять в Иран компоненты для атомной электростанции. Представляешь, какой там будет скандал, если они узнают, что мы скрывали еще кое-что? Я ведь сам ездил в Вашингтон на переговоры, договаривался от имени страны... – Тесть вздохнул. – Вот поэтому говорят, что мораль и политика...

– Подождите, – прервал его зять, – при чем тут оружие? Вы же говорите – радиоактивные материалы? Это, наверно, отходы?

Раз начав, нужно было договаривать. Манюков вздохнул.

– Нет, – сказал он, решившись, – это не совсем материалы. Это почти готовые компоненты для оружия.

– Какие компоненты? – снова не понял зять. – Их же невозможно применить без ракеты-носителя.

– Эти можно... – Он и так уже сказал больше, чем было дозволено. – Эти можно, – повторил он с отчаянием.

– О чем вы говорите? – очень тихо спросил зять. – У нас что, украли ядерную бомбу?

– Почти. И не будем больше об этом. Просто скоро по всему миру будут выставлять меня лжецом и мошенником. Президент мог не знать о существовании некоторых видов оружия, но я обязан был думать, прежде чем давать слово. – Он с отчаянием махнул рукой. – В политике нельзя быть искренним человеком, – убежденно сказал он в заключение.

– Вы не переживайте, – нерешительно сказал зять, – может, все еще обойдется.

– Да уж теперь вряд ли. Ничего, – грустно усмехнулся тесть, – пойду преподавать. Думаю, меня еще возьмут преподавателем. Придется в любом случае всю вину брать на себя. Я же не имею права подставлять Президента.

– Да, конечно, – рассеянно подтвердил Саша.

– Только ты никому ничего не рассказывай, – спохватился Виктор Федорович. – Сам знаешь, я тебе как родному, как сыну.

– Да не переживайте вы, – успокоил его зять, – все будет хорошо. Не нужно так волноваться.

Когда семья дочери уехала, Манюков отправился спать. Но спасительный сон не приходил. Он решительно поднялся, прошел на кухню и принял реланиум, надеясь успокоиться и уснуть.

Вернувшись домой, Саша долго не мог найти себе места, пока наконец не подошел к телефону. Подняв трубку, он почему-то воровато оглянулся и уже затем более уверенно набрал номер телефона.

– Алло, – сказал он быстро, словно опасаясь, что на другом конце провода повесят трубку или назовут себя раньше, чем он успеет сказать нужные слова. – Вы будете завтра в клубе? Давайте встретимся. Я хочу предложить одну тему для вашей газеты.

– Завтра, – ответил ему собеседник с легким акцентом, – давайте вместе выпьем кофе. Завтра в двенадцать часов.

Саша положил трубку и снова оглянулся. На пороге стоял его сын.

– Ты почему не спишь? – строго спросил Саша.

– А ты почему не спишь? – спросил, в свою очередь, мальчик.

– Иди спать, – разозлился отец, – поговори еще у меня.

И, не сказав больше ни слова, он повернулся к ребенку спиной, давая понять, что разговор окончен.

Поселок Чогунаш. 6 августа

Такого количества именитых гостей Центр не помнил. Новость о похищенных ЯЗОРДах уже стала темой обсуждения не только всех работающих в Центре, но и тех, кто жил в академическом городке. Новостью было и полное молчание всех телефонов. Теперь для самых срочных звонков приходилось идти к коменданту городка, а там разговаривать в присутствии сразу нескольких сотрудников ФСБ, памятуя о том, что нельзя упоминать о случившейся пропаже.

За эти два дня Игорь Гаврилович Добровольский, директор Центра, постарел на несколько лет. Он по-прежнему не верил в случившееся, все еще не хотел верить, хотя было очевидно, что два контейнера в хранилище пусты. Если учесть, что пленку с входящими и выходящими из хранилища сотрудниками просматривали сотни раз, фиксируя, кто входил и кто выходил, если учесть, что ничего не говорило о возможном похищении двух контейнеров. Если учесть, что были арестованы начальник охраны Центра полковник Сырцов и его заместитель подполковник Волнов, а директор, как порядочный человек, считал, что основная часть вины лежит именно на нем, то можно представить себе его состояние.

Сейчас в его кабинете находилось много людей. Это и прибывший заместитель директора ФСБ генерал Земсков. Это и прилетевший с ним представитель военной контрразведки генерал Ерошенко. Машков, уже два дня непосредственно проводивший расследование. Приехавшие утром Левитин и Ильин уже работали с сотрудниками Центра.

На совещание вызвали даже прокурора Миткина, пожилого высохшего человека, который и раскопал всю эту историю с убийством двух ученых. Ему было не больше пятидесяти пяти, но он выглядел гораздо старше. Добровольский знал, что Миткин давно и серьезно болеет, но по принципиальным соображениям не выходит на пенсию, предпочитая работать, пока позволяет здоровье. Рядом с ним сидел заместитель директора по научной работе Кудрявцев, имевший, как и его руководитель, беспрепятственный доступ в хранилище. Бесстрастная камера даже запечатлела, как он трижды входил за последний месяц в хранилище. И наконец, в кабинете были два человека, которым Добровольский искренне радовался. Это были академики Финкель и Архипов, члены комиссии, прибывшие для расследования ситуации на месте.

Земсков сидел в кресле директора. Формально он считался председателем комиссии, и все было правильно. Правда, он с некоторой завистью смотрел на Ерошенко и на приехавших с ним академиков. Все его попытки подставить кого-нибудь из них в качестве председателя комиссии провалились. Возглавить комиссию должен был представитель ФСБ. Это было указание самого Президента, и Земскову пришлось согласиться, понимая, что отвертеться невозможно.