Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 51

Напротив, на просторном сиденье лимузина, сидела секретарша, хорошо знавшая английский язык. Хорьков попросил ее позвонить Ревелли. Когда тот ответил, он обменялся с ним парой-другой расхожих слов, которые знал, и передал телефон секретарше.

– Мистер Ревелли спрашивает, когда прибудет груз? – сказала девушка, взглянув на шефа голубыми глазами. Сидевшая рядом Маша повернула голову.

– Скажи, что груз исчез, – пояснил Хорьков.

– Он просит объяснений, – озадаченно произнесла секретарша.

– Каких объяснений? – разозлился Хорьков. – Передай, что в нашем деле всякое случается. Один ящик дошел до места назначения, вот и хорошо. Это и так очень неплохо.

Девушка перевела, а потом выслушала Ревелли и сказала:

– Он говорит, что это плохо. Он спрашивает, где второй ящик?

– Тупой сукин сын, – не выдержав, выругался Хорьков. – Объясни ему, что нет ящика. Его нет. Ты поняла? Так и объясни.

Она снова перевела и снова услышала какой-то ответ, после чего испуганно взглянула на Хорькова.

– Он ругается. Спрашивает, где деньги?

– Какие деньги? – разозлился, в свою очередь, Хорьков. – Они заплатили ровно половину, и я им послал половину груза. Значит, мы с ним в расчете. Так ему и передай. Скажи, что на остальную половину денег я не претендую. А он пусть не ищет второй ящик. И мы будем в расчете.

– Нет, – через некоторое время сказала девушка, – он с этим не согласен.

– А я чихал на его согласие, – разозлился Хорьков. – Скажи, что груза нет и я ничего не могу сделать.

– Он просит заплатить штраф. Ругается, говорит, что вы его сильно подвели.

– Скажи, что он кретин. Что его никто не подводил. Что это форс-мажорные обстоятельства. Что никто не виноват. Скажи – произошла накладка на границе.

Секретарша все добросовестно изложила по-английски, а Маша вдруг сказала:

– Чего этот макаронник хочет? Он что, не понимает, что мы не нарочно?

– Он кричит, что вы должны возместить ему ущерб, – пояснила секретарша, – вернуть все деньги.

Хорьков непроизвольно сложил пальцы в кукиш.

– Вот это ему вместо денег, – выдавил он, бешено вращая глазами. У него были круглые карие глаза. Он был немного лысоват и очень переживал из-за этого, тратя огромные деньги на остатки шевелюры. Крупный мясистый нос, полные щеки, большие уши, прижатые к голове. Хорьков показал кукиш, сунув его под нос девушке.

– Что ему сказать? – спросила она.

– Дай-ка мне. – Он вырвал у нее трубку и, услышав ненавистный голос итальянца, начал ругаться. Он выкрикивал все известные ему русские, итальянские, английские ругательства, когда Ревелли повесил трубку. Хорьков зло сжал телефон и неожиданным ударом по ручке дверцы автомобиля разбил его вдребезги. Секретарша вскрикнула. Маша холодно улыбнулась.

– Я ему покажу, – продолжал бушевать Хорьков. – Он думает – я дешевка и со мной можно так разговаривать. Я ему покажу. Я сегодня пошлю к нему человека. Не пожалею ста тысяч, но двоих пошлю. Он думает, что он крутой. Я ему покажу, кто из нас крутой.

Маша осторожно сжала ему локоть, и он удивленно посмотрел на нее выпученными от бешенства глазами. Потом, вспомнив, что именно он говорил, заставил себя замолчать. Конечно, про киллеров не стоило говорить при секретарше, впрочем, девочка уже давно все понимает, не маленькая. Ей было двадцать пять лет, и Хорьков держал ее для особо важных дел. Он не спал с ней, вопреки сложившемуся мнению. Она была красивой, но слишком стройной, худой. Ему совсем не нравились такие. Другое дело – Маша. У нее была упругая сильная фигура с очевидной склонностью к полноте, с которой она успешно боролась.

Но самое главное, что он уже знал все про собственных секретарш. Стоило поддаться минутному увлечению, пойти на более близкий контакт, чем того требовала работа, и вся дальнейшая деятельность девушки в этой должности становилась бессмысленной тратой времени. Поэтому он научился строго разделять личные и деловые отношения.

Обломки телефона полетели на пол салона, а он все еще никак не мог успокоиться. Ревелли заплатил ему ровно половину. Половину всех денег – и получил ровно половину товара. По всем законам произошла справедливая оплата груза, а теперь этот паршивый итальяшка вообразил, что может диктовать ему свои правила. Нет, так этого оставлять нельзя.

Приехав к себе на дачу, где он жил все последнее время, Хорьков позвонил Законнику.

– Это я, – раздраженно сообщил он своему собеседнику, – прилетел сегодня в Москву. Из-за тебя звонят, ругаются. Требуют вернуть все деньги обратно.

– Как это вернуть деньги? Мы ведь получили только половину, – резонно возразил Законник.

– Это ты им будешь рассказывать. Из-за тебя и твоих ублюдков мы всю операцию провалили, – заорал Хорьков. Потом, чуть успокоившись, предложил: – Найди мне срочно хромого Диму. Ты меня слышишь? Срочно найди.

– Понял, – сразу отозвался Законник. – Он к тебе приедет через час. Ты мне лучше скажи, как там первый ящик?

– С первым все в порядке. Если бы ты второй не... – снова последовала отборная ругань. Маша, поморщившись, ушла в свою спальню. А там встала перед зеркалом и поглядела на себя. Холодные, широко расставленные глаза, тяжелые русые волосы, холеное белое лицо. Никита думал, что она может жить в этот вонючем Чогунаше. Жить в бараке. При воспоминании о бывшем муже чуть кольнул укор или совесть, она не знала, как это называется. Но она быстро заставила себя успокоиться. Вполне достаточно и того, что она прожила с этим типом столько времени. Даже поехала за ним в Сибирь. Он был неудачник. Мало того, он заражал своим несчастьем и ее, и ребенка. В конце концов, она думала и о ребенке. Теперь он будет гораздо лучше устроен и материально обеспечен. Разве можно сравнить Сергея Хорькова с этим неудачником Никитой?

Она посмотрела еще раз на себя в зеркало. Подняла правую руку, на которой сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Чтобы купить такое кольцо, Суровцеву пришлось бы работать всю свою жизнь. И еще лет двадцать после смерти. Да, она все сделала правильно. Жаль, что ребята погибли, но по-другому было нельзя. Она знала своего бывшего мужа. Он мог напиться и в пылу откровенности рассказать все своим друзьям. А это был бы крах всего, что она задумала. И хотя в душе по-прежнему оставалось неприятное чувство, она не считала, что ее мучит совесть. Скорее это было сомнение, правильно ли она поступила. И не слишком ли радикальный путь избрала для решения этой проблемы.

Дверь открылась, и в спальню вошел Хорьков. Он подошел к ней сзади, обнял за шею.

– Ты позвонил? – Она знала, кому и зачем он звонил. Она все знала о его делах.

– Да. Он скоро приедет. – Хорьков попытался ее поцеловать, и она равнодушно подставила ему щеку. Но когда он нетерпеливо повернул ее к себе, пытаясь на этот раз поцеловать уже в губы, а затем схватил обеими руками ниже спины и прижал к себе, она легко вырвалась.

– Нет, – уклонилась она, – у тебя важная встреча.

– Они приедут через час, – хрипло сказал он.

– Нет. Я должна принять душ.

Он отпустил руки, и она отошла к шкафу. В конце концов, ему совсем не обязательно знать, что он ей противен физически. Конечно, Сергей Хорьков сильный мужчина, он может обеспечить ей достойное существование – это она оценила еще в первый день, точнее, в первую ночь их знакомства. Но не более того. Он всего лишь мешок, к которому можно удобно прислониться. Ей не нравились ни его запах, ни его вечно жирная кожа, ни его жесткие, короткие пальцы. Она позволяла ему ласкать себя, заставляя не думать ни о запахе изо рта, ни о других неприятных мелочах. Но сама понимала, что никогда не будет его любить. Для этого у него слишком много денег. Очень богатых не любят. Их всего лишь терпят рядом с собой. И чем мужчина богаче, тем более терпеливы к нему женщины, не позволяющие себе замечать его недостатки. Но где-то в душе каждая из них очень точно понимает всю степень своей зависимости от этого мешка и сознает, что в жизни может наступить удобный момент, когда можно будет, использовав возможности мешка, найти человека и для души.