Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 63
– Ты хочешь уйти с работы? – изумилась жена.
– Да. Мне пора уже на пенсию, – криво улыбнулся он, – давно пора. И напрасно я полез в политику. Не мое там место. Пойду снова преподавать.
– Что на тебя нашло? – спросила она. – Ты сегодня какой-то странный.
– Вот поэтому и хочу уйти. – Он снова вернулся в кабинет.
Еще через полчаса, когда на часах было уже десять, он вернулся на кухню.
– Ты не помнишь, как позвонить в Тулу к Сергеевым? – спросил он жену.
– Зачем тебе Сергеевы? – спросила она. – Чего ты вдруг о них вспомнил? Ты ведь уже несколько лет туда не звонил.
– Мне нужен их телефон, – уклонился он от ответа. – Найди мне его.
Сергеев был ректором учебного заведения, где заведовал кафедрой сам Манюков. Во время перестройки Сергеева сняли с работы, но с Манюковым они еще несколько лет сохраняли дружеские, нормальные отношения. Их жены учились когда-то в одном классе, и они какое-то время даже дружили семьями.
– Сейчас принесу. – Жена вышла и вскоре вернулась со старой записной книжкой. – Вот телефон, – сказала она, с любопытством глядя на мужа. – И зачем он тебе сейчас, ночью, я не понимаю. Или ты думаешь, что он опять ректором стал? К нему вернуться хочешь?
Не обращая внимания на жену, он набрал номер телефона своего бывшего ректора. Довольно быстро трубку подняли. Он узнал голос. Это была супруга Сергеева.
– Варя, здравствуй, – сказал Манюков, – это Виктор говорит.
– Какой Виктор? – не поняла женщина. – Вы не туда попали.
– Это Виктор Манюков говорит из Москвы.
– Виктор Федорович, – испугалась женщина. Раньше она называла его Витей, но теперь, когда он стал помощником Президента, она не осмелилась назвать его так.
– Как дети, как Коля? Как вы поживаете?
– Все хорошо. Коля с сыном на рыбалку поехали. Сегодня же суббота. Вы же помните, как они рыбалку любят.
– Ты почему мне «вы» говоришь, Варя? Это же я, Виктор Манюков.
– Вы... ты.... вы меня простите, Виктор Федорович, я сама не знаю, что говорю.
– У меня к тебе просьба, Варя, – попросил он женщину. – Ты помнишь секретаря райкома Кузнецова? Ну, нашего бывшего секретаря райкома. Он еще со мной баллотировался в депутаты.
– Помню, конечно, – испуганно сказала женщина. – Только мы коммунистов не поддерживаем, – на всякий случай сказала она. – Мы за вас голосовали, за Президента.
– Да-да, понятно. Ты мне можешь его телефон дать?
– Откуда же мне его телефон знать?
– Послушай, Варя, я тебе серьезно говорю, мне его телефон нужен. Ты ведь должна знать. У тебя же брат его свояком был. – Я и забыла совсем.
– Варя, мне очень нужен его телефон.
– Сейчас посмотрю... – Он ждал довольно долго, минуты три, пока наконец она снова не подошла к телефону.
– Спасибо, Варя. А Коля вернется, ты ему привет передай, скажи, пусть в Москву ко мне приезжает, я его ждать буду.
– Обязательно передам. Спасибо вам, Виктор Федорович.
– Ладно, ладно.
Он положил трубку. Посмотрел на записанные цифры и набрал номер. На этот раз не отвечали долго. Потом раздался глуховатый голос:
– Слушаю вас.
Это был Кузнецов. Тот самый второй кандидат, против которого появились заказные статьи. Тот самый секретарь райкома, который не должен был пройти в депутаты. Манюков чуть кашлянул.
– Борис Александрович, – сказал он смущенно, – я звоню, чтобы узнать, как ваши дела.
– Кто это? – удивился старик. С тех пор прошло уже столько лет.
– Это Виктор Манюков, помните такого?
Наступило молчание.
– Виктор Федорович? – сказал наконец Кузнецов. – Помню, помню. Следим за вашими успехами, видим вас часто по телевизору.
– Как вы себя чувствуете?
– Да так, по-стариковски. Жена у меня умерла несколько лет назад, вот теперь остался совсем один.
– Вы извините, что я так поздно вас беспокою.
– Да нет, ничего. Я, правда, не ждал вашего звонка. Честно говоря, вы меня даже удивили.
– Борис Александрович, – чуть дрогнувшим голосом вдруг сказал Манюков, – я вот почему позвонил... Хочу перед вами извиниться.
– За что? Что случилось?
– За те две статьи в газетах... Помните, про вас писали в центральных газетах, когда мы с вами на выборы вышли?
– Вот оно что... Помню, конечно. А при чем тут вы?
– Поэтому и позвонил. Я тогда ничего не знал, Борис Александрович. И только сегодня выяснил, что их организовали мои так называемые друзья. Вы простите меня.
– Да-а. Вот оно как дело было. Столько лет прошло.
– Много, – согласился Манюков, – но я ничего не знал. Поверьте. Я бы никогда не допустил...
– Что ж... Впрочем, я и тогда не верил, что вы могли знать. Вы мне и тогда казались очень порядочным человеком. Мне ведь советчики некоторые предлагали убрать ваши листы и не пускать вас к выборам. А я тогда считал, что все правильно. Вы моложе меня. Лучше видели перспективу. Поэтому я даже рад был, что такой у меня конкурент боевой. А про статьи эти подлые... Вы про них не вспоминайте. Я ведь и тогда знал, что вы не можете быть причастны к этой пакости. Вы профессор, доктор наук, интеллигентный человек. А статьи были пасквильные, грязные. Поэтому напрасно вы извиняетесь, Виктор Федорович. Как я вас тогда уважал, так и сейчас уважаю.
– Взаимно, – сказал глухим голосом Манюков, – я вас тоже всегда уважал. Спасибо вам.
– Это вам спасибо, что старика вспомнили, позвонили. Успехов вам.
– Спасибо. До свидания.
Он положил трубку, повернулся и увидел супругу. Она стояла в дверях и смотрела на него.
– Может, ты мне что-то объяснишь? – спросила она.
– Не сейчас. – Он вернулся в кабинет. Нашел чистый лист бумаги, взял ручку и, подумав немного, написал сверху: «Президенту Российской Федерации».
– Что ты делаешь? – спросила жена, вошедшая в кабинет вслед за ним.
– Это мое прошение об отставке, – честно сказал он, глядя ей в глаза.
– Странный ты у меня, – вдруг сказала жена, – совестливый больно. Таких сейчас уже нет.
– Это плохо? – Он почувствовал, как у него дрожит рука. Она подошла ближе, дотронулась до его плеча.
– Ты ведь знаешь, Витя, что бы ты ни сделал, я всегда рядом с тобой буду. Поступай, как считаешь верным. Я всегда тебе верила и гордилась тобой.
Когда жена говорит подобные слова после стольких десятилетий совместной жизни, это высшее признание для любого мужчины. Это награда, равной которой не может быть. Он почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Взял ее руку, прижался к ней лицом.
– Я, оказывается, иногда делал бесчестные поступки, сам того не зная, – прошептал он.
– Нет, – возразила она, целуя его в лоб, – ты у меня всегда был честным и порядочным. Думаешь, мы ничего не видим и ничего не знаем? И дети все видят, и я не слепая. Ты у нас молодец, Виктор.
– Я в понедельник подам заявление об отставке, – честно признался он жене.
– Ну и правильно, – вздохнула она, – чего тебе с ними сидеть? Все здоровее будешь. И домой вовремя будешь приходить.
– Мне нужно еще зайти к Лаврову, – задумчиво сказал он. Это был прежний помощник Президента, уволенный, чтобы освободить место для Манюкова.
– И к нему зайдешь. – Она вздохнула и пошла к дверям. Уже выходя из кабинета, она обернулась и снова посмотрела на мужа. Он писал заявление, и на его лице читалась столь несвойственная его мягкому характеру решимость.
Москва. 16 августа
Они услышали внизу осторожный шорох, потом дверь открылась. Машков предусмотрительно оставил на дверях листок бумаги, словно дача по-прежнему была опечатана. Они услышали, как кто-то тихонько вошел в дом. Полковник хотел вскочить, но Дронго покачал головой. В таких случаях не следовало торопиться.
Было очень рано, солнце лишь чуть-чуть показалось из-за горизонта. Шаги послышались на лестнице. Они ждали. Машков на всякий случай достал оружие. Кто-то подошел к кабинету, потом направился к спальне, постоял немного перед дверью, словно решая, куда войти, и двинулся дальше. Вскоре заскрипели ступеньки лестницы, ведущей на третий этаж. Дронго удовлетворенно кивнул. Теперь не было никаких сомнений, что это женщина. Шаги были легкие, женские.