Америка off… - Ерпылев Андрей Юрьевич. Страница 20

«Молится, наверное… – лениво проползло в скованном ужасом мозгу и парень, рожденный, как ни крути, в грехе и никогда не задумывающийся о существовании Господа и его Божественном провидении, тоже начал выковыривать из глубин памяти, неподатливой, как только что схватившийся бетон, слова слышанных или прочитанных когда-то молитв, на ходу домысливая недостающее. – Господи Боже… Спаси, сохрани и помилуй меня грешного… Даруй…»

Рев двигателей перешел какой-то звуковой порог и оборвался, но безмолвное падение оказалось еще более жутким.

«Говорят, что при катастрофе на борту, – вплелась в бессвязную молитву липкая противная мыслишка. – Люди умирают от разрыва сердца еще в воздухе, не долетая до земли… Вот бы…»

Мгновения растягивались словно резиновые, превращая действо в подобие тягучего ночного кошмара, когда выбрасываешься из окна, спасаясь от кого-то страшного, десять раз кряду и тоскливо понимаешь, что конца этим бессмысленным и, вместе с тем, ужасным, прыжкам не будет…

Сергей на какое-то время выпал из происходящего и придя в себя ощутил, что падение будто бы остановилось, а лайнер, все так же беспомощно накренившись, висит абсолютно неподвижно в некой плотной среде. За иллюминатором наблюдался какой-то серый мутный сумрак, напоминающий хмурое осеннее утро после вчерашней разгульной пирушки и совсем не похожий ни на небо, ни на воду (буде падение завершилось в океане), ни, нем паче, на землю, а в салоне царила ватная тишина.

Извеков, ощутив, что тело более не сковано инерцией, вжимающей в сиденье, завертел головой, оценивая обстановку.

Все вокруг было, будто бы, сражено мгновенным сном… Нет, не сном, а каким-то общим параличом. Люди застыли в креслах с искаженными, неподвижными лицами – один даже воздел в верх руку, не то благословляя всех, не то взывая о помощи, стюардесса с закрытыми глазами скрючилась на своем откидном креслице, Мэгги…

Мэгги, единственная из всех пассажиров, не производила впечатления мертвой. Ее лицо, конечно, было синевато-белым, но ресницы дрожали, а запястье ощущало горячечное тепло девичьей ладони. Тепло ладони и холод стального наручника…

– Мэг…

В этот момент серая мгла за стеклом начала наливаться красным. Свет шел откуда-то снизу и сбоку, приближаясь, заливая багрянцем все пространство перед иллюминатором и заставив даже слегка порозоветь лицо девушки.

– Что это?

– Мы умерли, Серж, – прошептала, не открывая глаз, Мэгги. – Мы все погибли в авиакатастрофе и теперь подручные Сатаны явились за нами, чтобы утащить в ад…

– Но это же… Неужели всех – в ад!

– Видимо, здесь собрались одни грешники…

В голове Сергея, сам собой, без какого-либо вмешательства сознания, всплыл донельзя «сальный» анекдот про известной профессии девицу, которой цыганкой было нагадано, что она утонет, и, особенно, последние слова Бога, обращенные к кающейся, тонущей вместе со всеми пассажирами огромного океанского теплохода: «Я вас б… три года собирал!» Да, сравненьице еще то…

– А ты? Ты ведь молилась, я видел.

– Это ничего не значит… Я так же грешна, как и ты. Я обманом заманила тебя сюда и кроме того…

Алый свет, тем временем, словно растворил обшивку, стекло иллюминатора, кресла и превратил в неясные тени все остальное. Сергей и Мэгги оказались висящими в пустоте посредине огромной, светящейся адским светом, трубы.

– Молись, Сергей! – жарко зашептала девушка прямо в ухо своему спутнику, когда они, не делая ни движения, плавно двинулись куда-то в сторону от самолета. – Настал наш последний миг в земной юдоли…

Последним, что увидел Сергей, была раскоряченная каракатица, в которой он лишь с огромным трудом узнал силуэт, зависшего в пустоте, «боинга», после чего все смешалось и он погрузился в багровую пустоту…

* * *

Отступал багровый туман медленно, будто нехотя…

Сколько времени Извеков находился в беспамятстве определить было невозможно: может быть мгновение, может быть вечность, а может быть, нечто среднее – день, скажем, или столетие…

– Доброе утро, – раздался чей-то приветливый, слегка дребезжащий голос, и Сергей испуганно распахнул глаза, которые, оказывается, до сего момента были закрыты. – Так, вроде бы, у вас принято приветствовать после пробуждения?

В помещении, точный размер которого или, хотя бы, форму определить было невозможно из-за яркого света, бьющего со всех сторон (именно из-за него под прикрытыми веками царил красный полумрак) он был не один. И не вдвоем с Мэгги, не то, все еще находящейся без сознания, не то просто сидящей с закрытыми глазами. Рядом был третий.

Свет, не похожий ни на солнечный, ни на электрический, резал глаза, мешая рассмотреть этого третьего, обладающего таким мирным, почти домашним голосом.

«Прямо, как следователь, – хмыкнул про себя Сергей, нахально (чего бояться уже умершему?) загораживая глаза незакованной рукой, хотя это вряд ли входило в планы „хозяина“. – Лампой в глаза… Развел, понимаешь, НКВД…»

Нужно заметить, что о следователях и, вообще, о правоохранительных органах Извеков имел представление весьма поверхностное, базирующееся, в основном, на книгах и старых, еще советских, фильмах вроде «Следствие ведут знатоки», «Петровка-38» и «Место встречи изменить нельзя». Да и откуда пареньку из «интеллигентной» семьи было знать такие узко специализированные материи ближе? Разве что после близкого знакомства с Мэгги…

– Вам мешает освещение? – забеспокоился обладатель «домашнего» голоса, причем, так натурально, что усомниться в искренности его намерений мог только самый черствый человек. – Простите, я сам не догадался…

Свет начал едва заметно меркнуть.

«Надо же, какой любезный! Интересно, ангел это или черт? Хотя… Какая, собственно, разница… Стоп! А на каком языке он разговаривает? На русском?..»

Иллюминацию, наконец, притушили настолько, что утомленные глаза (интересно, откуда у бестелесной души утомление глаз и вообще глаза?) Сергея, с грехом пополам, смогли различить щуплую фигурку, закутанную во что-то бесформенное, восседавшую метрах в трех от парочки. Ни рогов, хвоста и трезубца, ни, наоборот, пылающего меча, крыльев и нимба у «встречающего» («следователем», теперь, после такой любезности его назвать как-то не поворачивался язык) не наблюдалось, равно, как и прочих, набивших оскомину бесконечными «фэнтези», атрибутов потустороннего существа. Разве что одежда, донельзя архаичная или, наоборот, чересчур модерновая.

«У-у-у… – разочарованно протянул про себя Извеков, разглядывая изборожденное старческими морщинами лицо „хозяина“, его неопределенного цвета добрые глаза под набрякшими веками, совершенно лысый череп и длинную, тощую, сморщенную шею, напоминающую черепашью, высовывающуюся из „воротника“ хламиды. – Я, блин, ожидал Вельзевула какого-нибудь увидеть или архангела Гавриила, а тут… Мастера Йоду прислали какого-то!..»

Старик действительно больше всего напоминал учителя рыцарей-джедаев из «Звездных войн» Джорджа Лукаса, разве что без длинных, поросших шерстью ушей. Уши, как раз, были вполне человеческие – большие, хрящеватые, также, как и вся кожа на голове покрытые старческими пигментными пятнами – свидетельствующие о том, что «Йода» очень стар, если не сказать – древен.

– Так нормально? – участливо поинтересовался старик, когда освещение более напоминало полумрак. – Не беспокоит?

Интонациями он очень напоминал пожилого стоматолога, только что поставившего пломбу и теперь волнующегося за самочувствие недавнего страдальца, согласного было, в качестве средства от мучений, на гильотину.

– Нет… – разлепил пересохшие губы Сергей, понимая, что отмалчиваться дальше просто-напросто неприлично. – Не беспокоит… Очень хорошо…

– Я рад, – искренне обрадовался «Йода», лучась миллионом добрых морщинок.

«Прямо Владимир Ильич какой-то! – неприязненно подумал Извеков. – Олле-Лукое, блин, Андерсоновское… Или Андерсоновский?..»

– Вы… человек или…

– Конечно же человек! – воскликнул «хозяин», весь подаваясь вперед. – А вы за кого меня приняли?.. А-а-а! Вероятно, из-за несколько необычных обстоятельств вашего… кх-м… приглашения сюда, вы посчитали меня неким потусторонним существом? Увы, увы…