Зазеркальные близнецы - Ерпылев Андрей Юрьевич. Страница 45
Ротмистр, примерно за полтора часа преодолев остаток маршрута, с каждым шагом все более узнаваемый, вышел наконец к месту слияния двух речек, в существовании которого был уже уверен на сто процентов задолго до появления в поле видимости. Потрясенный полным совпадением сна с явью, он уселся на большой обломок скалы и, достав из растрепанной пачки последнюю поломанную сигарету, жадно затянулся. От реки несло приятной свежестью, блики, игравшие на некрупной ряби, действовали гипнотически. После нескольких часов хотя и знакомого, но очень уж пересеченного пути, сильно клонило в сон. Торопиться же было совершенно некуда.
Александр выбрал местечко поудобнее и, прислонившись спиной к нагретому солнцем валуну, прикрыл глаза, утомленные солнечной игрой на поверхности воды. Сон пришел так быстро, как будто прятался за углом того же валуна и нетерпеливо поджидал, когда усталый путник смежит веки.
На этот раз ему привиделось нечто уже совсем несусветное…
12
Неужели так может быть? Неужели все так запущено? Неужели гниль и ржавчина настолько проели все устои этого, благополучного на первый взгляд, общества, что даже неразумные дети… А ведь внешне все настолько благопристойно, чинно… Бла-ародно, пес их всех подери! Нет, не верю, не может этого быть! Даже у нас, когда страна плавает по брови в дерьме и крови, такого нет, а здесь… А та же Европа в моем мире? Чистенькая благополучная Европа, где местами наркотики даже легализованы, где писатели и поэты, не говоря уже о патлатых поп-кумирах, нюхают кокаин для вдохновения, для «расширения сознания». Вот и дорасширялись. Ширялись-ширялись и дорасширялись. Веселый каламбурчик! Да что говорить: наши же Есенин и Маяковский, да и десятки других не лучше… Но дети?
Александр, занятый невеселыми мыслями, не заметил, как доехал до города, автоматически выруливая на нужные полосы, притормаживая, поворачивая, показывая… А перед глазами все стояло прелестное личико великой княжны Сонечки, звенел в ушах ее ангельский голосок, перебиваемый сальным шепотком «суркокрада» Варенцова: «Все употребляют-с, не исключая самых маленьких… старшие-то уже крепенько сидят, да-с, а младшенькие пока только балуются… пока пленочку не получил от меня с записью – нипочем не верил-с…» Стоп! Какую такую пленочку? Значит, существуют материалы подслушки, а может, даже видеонаблюдения за принцами? В «наследстве» Бежецкого-первого ничего подобного Александру не попадалось. Да не смешите меня, кто же будет держать в столе или служебном сейфе такой материал? Это же настоящая бомба! Прослышь хоть кто-нибудь краем уха, и скандал разразится такой, что самые устои зашатаются… Кому это нужно! А действительно, если подумать, кому? Не по этой ли причине приставил к виску свой револьвер коллежский асессор Ноговицын? Или заставили его приставить, или даже потом, уже мертвому, сунули в руку? Вряд ли кто-нибудь сможет теперь исчерпывающе ответить на этот вопрос. Он скорее риторический, в пустоту… И все же, где материалы?
«А зачем тебе эти материалы, Бежецкий? Так, из любопытства, или применить хочешь? – Словно кто-то посторонний появился в машине и язвительно задал эти вопросы.– Может, перед Полковником выслужиться мечтаешь? – Александр даже оглянулся по сторонам, так необычно было ощущение постороннего присутствия.– Совесть не заест потом, майор, а? Это ведь не кишлаки в Афгане выжигать… Да и то… Помнишь, как на стенку потом лез, как „макаров“ свой табельный тискал, сучка нажрамшись, во все дырки тыкал, все решить не мог, куда шмальнуть: в висок, в рот, в сердце…»
Перед глазами, как кадры старой черно-белой кинохроники на экране старенького родительского «Горизонта», беззвучно замелькали невысокие дувалы, глинобитные мазанки с крохотными окнами без стекол, пыльные безлюдные улицы… Ударом ноги в кроссовке распахнутая, вернее выбитая напрочь дверь, грубо сколоченная из неструганых горбылей… В полумраке несколько пар настороженных и ненавидящих глаз… кажется, женщина и пара ребятишек, может, больше, из-за тряпья не разберешь… Движение слева, короткая автоматная очередь навскидку, вторая, уже длинная, по всему помещению… Пыль, выбитая пулями из вековой глины стен медленно оседает на тела, кучками старых тряпок замершие на земляном полу, а слева… Парнишка, сопляк, лет тринадцать-четырнадцать, но стиснутые в смертной судороге тощие, отроду не мытые пальцы сжимают старенький, вытертый до белесого металла «калашников»… Ненависти в огромных, широко распахнутых глазах уже нет, только безмерное удивление и детская обида…
– Я тогда свой долг выполнял!
«Ага, долг, да еще с каким пафосом заявляет! – насмешливо прошелестел бестелесный голосок в мозгу.– Интернациональный, что ли? Что-то до сих пор там ваш интернационализм икается…»
– Да, интернациональный!
«Ладно, ладно, не бери на горло. А сейчас какой? Перед кем? Кто и куда тебя толкает?»
– Да я…
«Вот и забудь. То он во время приема перестрелять всех собрался, то, понимаешь, наркозаговор открыл… Помолчи в тряпочку хоть раз в жизни…»
Черт, уже с собственной совестью спорить начал! Да еще вслух. Вот будет радость Полковнику, если в машине «жучки» понатыканы.
А ведь и действительно могли понатыкать, с них станется… Ладно, пора прекращать самокопание. Как мы, русские, данную проблему обычно решаем? Да водку пьем!
Александр решительно остановил «кабаргу» у входа уже начинавшего зажигать огни ресторана «Купец» и кинул ключи подскочившему молодцу в красно-золотой фирменной ливрее:
– Эй, человек! Автомобиль на стоянку! – Приказ был подкреплен серебряным полтинником с августейшим профилем.
«Оторвемся, господа,– решил Бежецкий, миновав двери, угодливо распахнутые швейцаром с поистине патриаршей бородой, и проходя в зал.– А то что-то не к добру я Афган сегодня вспомнил. Сколько лет не вспоминал, а вот поди ж ты…»
Однако оторваться в одиночестве не довелось – едва миновав четверть зала, Александр споткнулся на месте от радостного баса:
– Глядите, господа, это же его сиятельство граф Бежецкий собственной персоной! И один, заметьте, без своего верного амиго дона Бекбулатова!
Ротмистр удивленно оглянулся на голос. В трех шагах от него за сдвинутыми вместе столиками шумно веселилась пестрая компания из нескольких военных, пары-тройки гражданских и, не поддающихся исчислению по причине вертлявости, девиц. Все пребывали уже в изрядном подпитии, а кое-кто и лицом, как говорится, в салате. Трубный же глас принадлежал здоровенному чернявому детине в распахнутом зеленом мундире лейб-драгунского полка, приветственно размахивающему огромным хрустальным фужером и щедро расплескивающему шампанское по сторонам.
Снова, как и не раз уже, как под лемехом плуга, провернулся пласт угодливой памяти, выворотив на поверхность исчерпывающие данные:
«Ладыженский Кирилл Всеволодович, князь, поручик лейб-гвардии Драгунского полка, Бежецкий знаком с ним через Бекбулатова. Не близкий друг, но хороший знакомый. До женитьбы Бежецкого – один из постоянных спутников по застольям, амурным и прочим приключениям. Не очень умен, хотя весел, честен, открыт…»
– Присоединяйтесь к нам, Александр Палыч! Эй, штафирка, освободи место графу Бежецкому! – Князь Ладыженский, не чинясь, спихнул с места рядом с собой под стол одного из гражданских, дремавшего, уронив буйну головушку в тарелку, и еще активнее замахал свободной от бокала рукой.– Мамзельки, поддержите приглашение!
Девицы с готовностью подняли истошный визг, стреляя глазами в нового кавалера:
– Просим, Александр Палыч! Просим, ваше сиятельство!
«А почему бы и нет,– наконец решился Александр, направляясь к компании.– Не с ними, так с другими. Напиваться, так весело!»
Обрадованный поручик Ладыженский просиял, как свеженачищенный самовар:
– Шампанского его сиятельству, канальи!..
Ну шампанского, так шампанского. Держись, «Вдова Клико», или как там тебя!..
Как раскалывается голова… Кажется, что находишься внутри паровозного котла, который заново переклепывают. Александр вспомнил, как покойный дедушка рассказывал ему, что клепальщиков раньше, при царе, называли «глухарями»… Интересно, почему самого звука молотков не слышно? Только вибрация от стука железа по железу… Может быть, клепальщики обмотали свои кувалды чем-то мягким, чтобы невзначай его не разбудить?