Зазеркальные близнецы - Ерпылев Андрей Юрьевич. Страница 55

Определив, что его никаким образом нельзя разглядеть снаружи, Бежецкий бесшумным перекатом скользнул к двери, прихватив по дороге со стола то, что при известных обстоятельствах могло послужить оружием,– старательно закамуфлированный под старину тяжеленный декоративный подсвечник (а может, совсем и не декоративный – бог знает, как тут в провинции поставлено дело с беспрерывным электроснабжением). Он успел, едва-едва: дверь тихонько отворилась…

– Ба, милейший Илья Евдокимович!

Вошедший, лицо которого только что отразилось в большом зеркале напротив входа, резко обернулся, но Александр оказался быстрее. Свистнув в воздухе, громоздкое импровизированное оружие врезалось в правую руку незваного гостя, и большой вороненый пистолет со стуком полетел на пол. Свободной левой рукой Бежецкий нанес ошеломленному Колосову один из тех мощных ударов в незащищенную челюсть, которые у англичан зовутся «свингами», посылая того в глубокий нока… Черт побери! Толстяк, отлетевший на несколько шагов, не только устоял на ногах, но и, встряхнув головой, как разъяренный бык, сам ринулся в атаку. Неудобный же подсвечник от слишком резкого удара вывернулся из ладони, оставив Александра безоружным…

18

Опаздывать на обед к самому Государю, тем более по его личному приглашению, было просто немыслимо, поэтому Бежецкий прибыл к Большому Гатчинскому дворцу минут на двадцать пораньше. Согласно придворному этикету, он, как лицо состоящее на военной службе, прибыл во дворец в лазоревом с серебром парадном мундире Корпуса. У парадного крыльца Александра почтительно встретил гофмейстер, он же и проводил «монарха по совместительству» через Египетский вестибюль и череду пышно обставленных залов в Белую столовую, где уже по-домашнему на несколько персон был изящно накрыт приличных размеров стол.

Александр едва успел оглядеться в этом красивейшем помещении, в отделке которого были в основном использованы бело-золотые тона, полюбоваться великолепными картинами, висевшими на стенах, как из распахнувшихся дверей стремительно вошел Государь. За ним следовало все августейшее семейство, включавшее ее величество императрицу Елизавету Федоровну, цесаревича и всех великих княжон, младшая из которых, Сонечка, улыбнувшись еще от дверей, дружески помахала Бежецкому ладошкой.

Николай Александрович, как обычно в подобных случаях, был одет в мундир лейб-кирасирского полка, шефом которого являлся. Император сразу же подошел к Александру, дружески пожал ему руку и выразил соболезнование о безвременной кончине великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого. Александр, несмотря на торжественность момента, подумал о том, что ему до преставившегося, кстати вполне своевременно – на восемьдесят четвертом году жизни, великого князя по сути-то и дела никакого нет – родство ведь чисто номинальное, но протокол, черт возьми!.. Затем последовало сердечное поздравление с приобщением к сонму царствующих монархов, в связи с чем его величество изволил троекратно обнять и облобызать своего новоиспеченного брата. После исполнения всех формальностей последовало радушное приглашение к столу.

За столом неоднократно поднимались тосты за процветание обоих правящих домов, здравие обеих монарших фамилий, за новоиспеченного великого князя Александра Первого, за его супругу великую княгиню Елену, которая, кстати говоря, только что стала кавалерственной дамой ордена Святой Екатерины и гоф-фрейлиной ее величества Елизаветы Федоровны…

Одним словом, Александр с некоторым головокружением завершил обед кавалером ордена Святого Князя Александра Невского, полковником лейб-гвардии Уланского полка, владельцем ряда поместий по всей Империи, и, в довершение всего, он и все его возможные потомки были возведены в княжеское достоинство Империи Российской.

После обеда два монарха прошли в относительно скромно обставленный Новый кабинет, украшенный репродукциями ватиканских росписей, где Александру были предложены отличные коллекционные сигары из табака, выращенного на личных его императорского величества плантациях в Калифорнии, и широкий выбор изысканнейших вин из виноградников Абрау-Дюрсо и Ливадии. Дегустируя и то и другое, император и великий князь немного пообщались на отвлеченные темы, поговорили о том о сем, коснулись внешней и внутренней политики, некоторых личностей, ее создающих… В конце концов Государь со вздохом сообщил Александру, что, к глубочайшему своему сожалению, вынужден принять отставку бывшего графа Бежецкого с поста руководителя одного из подразделений дворцовой охраны и, вообще, ротмистр не может более служить в Корпусе, так как подданные иностранных государств, а правитель государства есть первый из подданных… Чин полковника гвардейских улан, только что высочайше пожалованный, и есть завуалированная отставка, согласно принятым в Империи законам. Александр всеми силами дал понять императору, что он ничуть не огорчен, хотя внутри его точил червячок.

А потом была экскурсия по дворцу, причем гидами выступала монаршья чета (кому, как не хозяевам, досконально знать все достоинства сего великолепного жилища?), прогулка по обширному парку, дружеская игра на бильярде, причем Александр, подкованный на базе, смог показать себя с лучшей стороны, хотя так и не сумел одолеть хозяина, игравшего поистине виртуозно, и, наконец, семейный ужин на троих, при свечах… Николай, словно желая загладить невольную вину перед гостем, был приветлив, весел, рассказывал массу удивительно тонких, хотя и не без налета гусарщины, анекдотов, которым Александр и Елизавета Федоровна оживленно смеялись. Бежецкий, в ответ, смешил августейшую чету никогда не слышанными ими побасенками о Штирлице, наспех заменяя имена героев понятными здешнему уху. Детишки до девяти вечера играли и баловались на ковре подле монархов, а Сонечка вообще не желала слезать с колен полюбившегося ей Бежецкого, закатив рев, когда няни стали разводить сиятельных отпрысков по их спальням…

Александру для ночлега тоже была отведена одна из спален на втором этаже в «императорском» крыле дворца, куда он, в конце концов откланявшись, по-сестрински расцелованный на ночь императрицей, отправился в сопровождении целого отряда слуг и дворецкого.

После того как провожатые споро подготовили все ко сну и оставили князя, кавалера и лейб-гвардии полковника Бежецкого одного, пожелав ему спокойной ночи, он еще долго ворочался без сна в огромной кровати под шелковым балдахином, подобные которой видел до того только в кино, и размышлял над свалившимися на него из ниоткуда подарками судьбы. В мозгу непрошеными гостями опять всплывали наговоры на императорскую фамилию, сальные анекдоты, слышанные им мимоходом, карикатура в одной из бульварных газетенок… Неужели это счастливое семейство прогнило насквозь, а все виденное сегодня– ложь, фальшь, видимость, игра на публику в его лице?.. Неужели девочки, уединившись в своих спальнях, уже достают из-под подушек конфеты со «снежком», цесаревич – коробку с ампулами и шприцами, императрица тайком пробирается к своему рыжему любовнику, которого будет извращенно ублажать до рассвета, а сам Николай, нанюхавшись кокаина… Александра передернуло. Нет, этого не может быть. Это неправда! Этого не должно быть!

Впервые за много лет Александр горячо обратился к Господу, моля его о том, чтобы ничего из так красочно представленного им только что не существовало в действительности. При подготовке ему вбили в голову множество никогда не слышанных молитв – прототип, как и большинство здешних обитателей, был глубоко верующим человеком,– но теперь он разом позабыл их все и молился по-детски, как, бывало, молился в самом раннем детстве, чтобы папа и мама помирились, чтобы не умирала тяжело больная бабушка, чтобы не было войны… Видимо, Господь принимает только ту молитву, которая идет из самого сердца, из души, а зазубренная малопонятная формула, сухая оболочка для него особенно не важна… Молился Александр и за здравие ротмистра Бежецкого, судьба которого тяжелым камнем лежала на совести.