Двухголовая химера (СИ) - Харт Хелег. Страница 37

Разведчик сбросил оцепенение первым. Он враз оказался рядом с охранником и ударил тому точно в кадык. Мужик захрипел и схватился за горло. Арджин схватил его за шкирку, втащил в проём, повалил и взял бедолагу в удушающий захват. Я тем временем метнулся к двери: за ней оказалось лишь помещение со столом, стулом и двумя шкафами.

- Никого, - сказал я тихо.

Арджин кивнул и коротким движением сломал охраннику шею.

От едва слышного хруста позвонков у меня вдруг заложило уши. Словно оглушённый, я перевёл взгляд на Рэна. Тот смотрел на обмякшее тело стражника так, будто на его глазах снова рушился мир, и снова пуэри не мог с этим ничего поделать. Потом он посмотрел на меня и сказал, не сдерживая злости:

- Это тоже защита от людей?

Я очень хотел что-нибудь ответить, но в голову лезла только банальщина. Оправдания, насмешки и фразы, которым самое то звучать свысока. Если бы я сказал хоть что-то из этого, меня бы стошнило. Поэтому я промолчал.

- Говорил же тебе, не возвращайся сегодня, - сказал разведчик с досадой, переворачивая труп. - Зараза! Кир, помоги, что ли...

Они оттащили тело к колодцу и сбросили его вниз. Тупой стук, донёсшийся снизу, наводил на мысли о падении мешка с мукой, но никак не того, что минуту назад было человеком. Затем Арджин закрыл колодец валявшимися поблизости досками и ветошью.

- Пойдёмте, - сказал разведчик хмуро. - Если задержимся здесь, трупов может стать больше.

Он первым покинул склад. Рэн прошёл мимо меня молча; он выглядел расстроенным, но не настолько, как в прошлый раз. Зато я почему-то чувствовал себя ужасно. Просто-таки отвратительно. Десятки убийств, совершённых ранее, меня не сильно тронули, а теперь одна смерть выбила из колеи. И ведь даже не я убил этого стражника. Так какого же огра мне стало так погано?

Я смутно чувствовал, что ответ на поверхности, но не стоит мне извлекать его на свет. Потому что от него станет ещё хуже.

Следуя этому предчувствию, я подхватил свой мешок и вышел из склада вслед за Киром.

Столица встретила нас пасмурным осенним днём.

*          *          *

Рэн устало опустился в кресло и с удовольствием вытянул ноги. Комната, которую нашёл им Арджин, казалась тесной и мрачной из-за единственного окна на северную сторону, которое к тому же почти всегда держалось занавешенным. В ней не было ничего, что придавало бы ей хоть какой-то характер: невзрачная мебель стояла вдоль голых стен, на столе стояла масляная лампа, а в сундуке обнаружилось топливо для неё да несколько свечей. И всё. Из-за серости и пустоты помещение казалось мёртвым.

Впрочем, временное жильё не так уж угнетало пуэри - после того, что он повидал. Когда они втроём пробирались по дремучим захолустьям, он удивлялся, как люди могут жить в такой грязи и изоляции. Там не было грамотности, а о культуре и говорить не приходилось. Рэн точно знал, что не смог бы так жить - запертым в собственной ограниченности, глядящим на мир сквозь замочную скважину обывательского кругозора. Он видел и слышал слишком много прекрасного, чтобы отказаться от всего этого. Разве можно так жить - видя в небе лишь небо? А люди - жили...

Однако, попав в столицу, Рэн удивился ещё больше. Благолепье оказалось грязнее, чем самый захудалый хутор в три двора - и намного. Притом чем дольше пуэри наблюдал за жителями трущоб, тем сильнее ему казалось, что грязь эта берётся прямиком из самих людских душ. Словно люди не могли или не хотели навести порядок у себя в головах и вместо этого превращали окружающий мир в подобие мира внутреннего. На какое-то время в пуэри даже проснулась брезгливость: он испугался, что может и сам замараться обо всё это «благолепие».

Но потом Рэн вспомнил, что застрял здесь. Что он - не сторонний наблюдатель, а самый что ни на есть участник происходящего. Что отныне вся эта грязь и ограниченность - его мир, и лучше бы ему поскорее с этим смириться. Никому нет дела до последнего пуэри и его богатого духовного багажа - и к лучшему. Нет ничего хорошего в том, чтобы стать объектом пристального внимания человечества. Один Творец знает, во что тебя может превратить это внимание...

После осознания этого факта на душе чуть-чуть полегчало. Вместе с тем и окружающий мрак немного рассеялся - Рэн стал замечать и хорошее, даже в таком месте, как Благолепье. Он понял: здесь, в человечестве, можно жить. Оставалось только придумать способ, как не потерять при этом себя.

Охотник вздохнул и откинул голову на спинку. Взгляд его упал на занавеску. Отодвинув её, Рэн посмотрел вниз, туда, где в лучах яркого, но уже не тёплого солнца сновали люди, оставляя на выпавшем вчера снегу неровные цепочки следов.

«Прятаться у всех на виду, - подумал пуэри. - Чтобы выжить, мне придётся в совершенстве овладеть этим навыком».

Такая перспектива, разумеется, нисколько не прельщала свободолюбивого пуэри, но разве кто-то спрашивал его мнения? Рэн уже научился гнать от себя неприятные мысли: если бы не научился, уже давно отказался бы от надежды. А мысли эти в основном касались будущего. Выходило, что пуэри шёл изо дня в день вслепую, но для него это был единственный способ жить дальше.

Чтобы расслабиться и отвлечься, Рэн закрывал глаза и вспоминал свою жизнь до вторжения людских богов. Память услужливо распахивала перед ним умиротворяющие картины прежнего мира, по которым пуэри проходил точно по сказочным тропинкам; в такие моменты он попросту отбрасывал настоящее и будущее, чтобы искренне порадоваться прошлому. К тому же, это помогало засыпать.

На этот раз удалось лишь задремать - было ещё светло, да и кресло удобностью приближалось к колченогой расшатанной табуретке. А разбудил Рэна щелчок отпираемого замка.

В комнату вошли Энормис и Арджин, один мрачнее другого.

Их обоих было не узнать. Ради маскировки Эн, как и разведчик, отпустил бороду, от чего состарился внешне на добрую дюжину лет. Чтобы немного скрасть рост, чародей одевался паломником, которых в столице было полно из-за храмов со святыми мощами. Они носили длинные балахоны с капюшонами, что, разумеется, тоже играло незваным гостям на руку. Правда, именно паломников пристальнее всего разглядывала стража, но кто из них знал Энормиса в лицо?

Арджин притворялся работником красильной мастерской, и как оказалось, это было его постоянное прикрытие. За ту неделю, что компания провела в столице, Рэн ни разу не видел сокола в чистой одежде: всё какие-то старые фартуки да робы, измазанные в краске. Кроме того, разведчик отлично прикидывался дурачком, в один миг превращаясь из хитрого разведчика в недалёкого жителя трущоб. В образе у него менялись не только речь и повадки, но и будто бы даже цвет глаз.

Кир, чтобы не отставать от остальных, нанялся в строители и теперь что ни день пропадал на площади Святого Иеремея, где его сородичи возводили новую капеллу. Рыжая борода слишком выделялась, так что Арджин добыл для гнома чёрную краску, которая легко смывалась мылом. Хоть копателю и не нравились ежедневные подкрашивания, перспектива лишиться головы ему нравилась ещё меньше, так что он смирился с наименьшим злом.

И только Рэн всю неделю маялся от скуки. Во-первых, кто-то должен был стеречь комнату и поглядывать в окна. Во-вторых, появляться в самом людском из всех городов со светящимся пятном между ключиц и серебряными глазами было слишком рискованно. Даже днём. Даже в нашейнике. Поэтому пуэри оказался надолго предоставлен самому себе и с нетерпением ждал новостей от друзей.

По выражению лица Энормиса он понял, что на этот раз новости не очень хорошие. Чародей скинул балахон, оставил у двери посох. Арджин сел за стол, взял из тарелки сухарь и, хмыкнув, захрустел им.

- Незамеченными проскочить не получится, - Энормис завалился на свою кровать и закрыл глаза предплечьем. - Даже к дверям не подойти.

Рэн потёр лицо, прогоняя сонливость. Мысленно прикинул: Энормис уже шестой день наблюдал за Башней Меритари, отираясь то с одного угла, то с другого. Настроение у него портилось с каждым днём, но только сегодня он, наконец, признал очевидное.